Табита родилась и выросла в этой деревне, но за те несколько десятков лет, что она была женой шевалье Ревиаля, тут многое изменилось. Она уже не помнила почти никого из соседей. А к тому же я понимала, что ей было неловко с ними встречаться. Она столько лет вращалась в дворянском кругу, что уже стала здесь чужой. А ее неожиданное возвращение в старый дом для многих здесь наверняка послужит поводом позлорадствовать.

Но и совсем без помощи местных жителей мы обойтись не могли. Нам нужно было починить крышу и заколотить окна хотя бы досками. Но для этого у нас не было ни умений, ни инструментов, ни материалов.

Единственным человеком в Шатель, которого я знала, была Розин Булон — сестра Тома, у которой мы останавливались на ночлег прошлой ночью. И хотя она жила на другом конце деревни, я направилась именно к ней.

По дороге я встретила только стайку босоногих мальчишек лет десяти, которые разглядывали меня с большим любопытством. Моя одежда (хоть я и выбрала самое простое платье) была слишком непохожа на одежду деревенских женщин.

Мадам Булон встретила меня приветливо, но было видно, что она не знала, как ей следовало держаться со мной. По меркам Арвитании между нами была пропасть. Но, с другой стороны, мы теперь были их соседями, и выдерживать прежнюю дистанцию было уже трудно.

— Не знаю, ваша милость, устроят ли вас наши грубые холсты? — засомневалась она. — Вы, должно быть, привыкли спать совсем на другом белье. Но ничего другого в нашей деревне вам никто не предложит. Но скоро в Альенде будет большая ярмарка, и вот там вы уже сможете купить то, что вам придется по душе.

— Пока я возьму то, что есть, — сказала я без особых раздумий. — А еще мы готовы купить у вас воз свежего сена. И кое-что из продуктов — масло, сыр, хлеб и немного мяса.

Она торопливо кивала на каждое сказанное мной слово. Здесь, в Шатель, у нее было мало возможностей заработать, и эту она не хотела упускать. Я еще плохо ориентировалась в ценах и боялась, что она запросит с меня больше, чем стоило на самом деле, но она попросила всего две серебряные монеты: одну — за белье, другую — за всё остальное.

— А еще нам требуется плотник, — спохватилась я. — Может быть, нам сможет помочь ваш муж, сударыня?

— Ох, нет, — она покачала головой, — мой Эмиль в таком деле не мастак. Вам нужно обратиться к Квентину Меридо — лучше него мастера в наших краях и не сыщешь. Его дом как раз рядом с вашим, ваша милость. Только пока его нет в деревне, уехал на несколько дней на старую мельницу месье Крюшона — там сломался какой-то механизм, и уж никто кроме Квентина в этом не разберется. Вот только гвозди и стекла вам придется купить самим и тоже в Альенде. И все это стоит весьма недешево.

Я уже обратила внимание, что окна в большинстве здешних домов были маленькими, и теперь стало понятно, почему. Стекла больших размеров были слишком дороги, чтобы крестьяне могли их себе позволить. А в некоторых домах вместо стёкол и вовсе была слюда.

Заручившись обещанием Эмиля Булона, что он привезет все мои покупки в течение пары часов, я отправилась домой. Дорога после дождя была грязной, и я с сожалением посмотрела на свои размокшие башмачки.

Но вскоре мысли мои устремились совсем в другом направлении. Уже когда я почти подходила к нашему дому, я увидела вдали, за перелеском, то, чего не заметила ранее.

Там, на холме, стоял особняк. В сумерках я смогла различить только его очертания, и судя по ним, это было весьма внушительное здание. Правда, ни в одном из его окон отчего-то не горел свет, и от этой странной мрачности мне стало не по себе.

Интересно, чья усадьбы там была?

— Это усадьба герцога Клермона, — сказала Табита, когда мы сели за стол.

На ужин у нас была пшенная каша на воде. Месье Булон еще не привез нам продукты. Но каша показалась мне вкусной даже без молока. И не мне одной.

— Старый герцог, отец нынешнего хозяина, очень любил это поместье — он проводил здесь почти весь год, кроме бального сезона, на который всё семейство уезжало в столицу. А вот герцогиня терпеть не могла провинцию. Она была намного моложе своего супруга, и тут, в глуши, ужасно скучала. И когда ее муж скончался, она вовсе перестала сюда приезжать. А ее сын и вовсе бывал тут только в раннем детстве, когда еще был жив его отец. Но, возможно, что с тех пор что-то изменилось.

После ужина я спросила Гертруду, не вымоет ли она посуду, пока нагретая на печи вода еще не остыла. Но выражение лица сестры стало таким обреченным, что матушка быстро вмешалась и сказала, что прекрасно справится с этим сама.

Настроение Труди мне совсем не нравилось. Она пребывала в унынии, и это действовало и на всех остальных. Но серьезный разговор с ней я отложила до утра, потому что телега Эмиля Булона уже въезжала к нам во двор.

Ален, Стефани и даже маленький Сэмми с удовольствием перенесли на кухню продукты, а в гостиную — несколько стопок постельного белья. Молока, масла и мяса оказалось гораздо больше, чем я ожидала — Розин была щедра и вовсе не обманула нас.

— Если вам будет угодно, мадемуазель Ревиаль, — обратился ко мне Эмиль, — то свежий хлеб и молоко мой сын мог бы приносить вам каждое утро по дороге на пастбище.

Это было хорошее предложение, и я с радостью за него ухватилась. Но оно стоило нам еще одной серебряной монеты. Впрочем, за целый месяц такого снабжения это было совсем немного. И всё-таки деньги таяли, а никаких новых поступлений ожидать не приходилось. А ведь нам нужно было еще купить стекла, гвозди, доски и еще множество полезных для хозяйства вещей. Но на это я надеялась потратить одну из полученных Гертрудой золотых монет.

Месье Булона я тоже спросила про герцогское поместье.

— Всё так и есть, как сказала ваша матушка, — подтвердил он. — За последние двадцать лет молодой герцог не приезжал сюда ни разу. А поскольку содержание особняка обходилось слишком дорого, то ее светлость вынуждена была уволить почти всех слуг. Там остались только старый дворецкий, экономка и садовник. Но что они могут втроем? Поместье приходит в упадок, и нам всем больно на это смотреть. А ведь какие роскошные луга и сады были тут в прежние времена! Какие устраивались балы — на них съезжались дворяне со всей провинции!

Он говорил об этом с такой гордостью, словно сам принимал в них участие, и я невольно улыбнулась.

Когда месье Булон уехал, я собрала всех в гостиной.

— Нам нужно набить сеном матрасы и наволочки. Конечно, мы все устали, но без этого спать будет затруднительно.

— Сеном? — простонала Гертруда. — Но оно же колючее! И оно пахнет!

А стоило ей взять в руки простыни из домотканого холста, она нашла новый повод для стенаний.

— Оно такое грубое, что сотрет нам всю кожу!

Но мне уже надоело ее слушать, и я, захватив с собой детей, отправилась в сарай, куда месье Булон сгрузил сено. Его оказалась целая гора, и пока мы с Аленом набивали им матрас и наволочки, Стефани с Сэмми просто кувыркались в нём, отчего их одежда покрылась трухой.

И подушки, и матрасы вышли высокими, упругими, и когда мы уложили их на кровати, те стали выглядеть вполне прилично. А уж пахло сено так свежо, что дом сразу наполнился каким-то удивительно летним ароматом.

Я застелила кровати бельем и полюбовалась плодами наших трудов. Мне уже захотелось спать.

Нашей основной проблемой на данный момент были разбитые окна. Но поздним вечером с этим мы уже ничего не могли поделать. Окно в гостиной я завесила старым грязным одеялом, которое отыскалось в одной из спален — оно было дырявым в нескольких местах, но всё равно в какой-то мере служило преградой холодному воздуху.

Я зашла в комнату сестры, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но Гертруда уже спала и, кажется, не испытывала никакого дискомфорта из-за того, что ее нежное тело касалось такой грубой материи.

Да я и сама провалилась в сон, едва моя голова коснулась подушки.

А утром проснулась в прекрасном расположении духа и, пока все спали, решила прогуляться на территорию поместья герцога Клермона. Никогда прежде я не бывала в таких старинных дворянских гнездах и не хотела отказывать себе в удовольствии полюбоваться на такую красоту.