Что же касалось меня самой, то я не намерена была оставаться у сестры надолго. Я хотела обзавестись собственным домом неподалеку от столицы с большим приусадебным участком, на котором можно было бы выращивать огурцы. Я могла бы поставлять их в какое-нибудь заведение в Валье-де-Браво на эксклюзивной основе. Соваться во дворец я была больше не намерена. И только тут я вспомнила, что так и не спросила Клермона о том, что случилось в столице, когда он отправился туда, чтобы разрешить дело с отравленными огурцами. Но теперь думать об этом не было уже никакого смысла.

Конечно, я могла ограничиться и покупкой дома в Валье-де-Браво и забыть о своем маленьком бизнесе. Но мне не хотелось сидеть сложа руки и просто тратить те деньги, что я получила от герцога. Такой путь вел в никуда. Не имея дохода, через какое-то время можно было остаться ни с чем.

В предместье Виллон мы прибыли вечером. Карета остановилась у двухэтажного дома на довольно широкой улице. На звук дверного колокольчика вышел слуга, который, едва мы назвали себя, повел нас по лестнице на второй этаж. После герцогского особняка здешний интерьер нельзя было назвать роскошным, но и дешевым он отнюдь не был. Этот дом наверняка принадлежал дворянину средней руки или богатому торговцу.

Но подумать об этом я едва успела, потому что как только слуга распахнул дверь в гостиную, я попала в объятия Гертруды.

— Как хорошо, что вы приехали так быстро, сестренка!

Поцеловав меня, она бросилась к детям и разрыдалась. Стефани и Сэмми тоже расплакались, и это было так трогательно, что я тоже пустила слезу.

Гертруда была одета в строгое платье из шерсти вишневого цвета, крашенное по вороту и подолу кружевом и вышивкой. Наряд был элегантным и дорогим.

— Да что же я держу вас на пороге? — спохватилась она, вытирая слёзы шелковым платочком. — Прошу вас, проходите!

Мы оказались в просторной комнате, обставленной с несомненным вкусом. А у одного из больших окон, что вели на улицу принца Генриха, стоял мужчина средних лет — высокий, худощавый, с волосами цвета темной меди. Он поклонился нам, а Труди сказала:

— Это мой супруг шевалье Антуан Уилсон.

— Рад приветствовать вас в своем доме! — его голос мне тоже понравился.

Значит, это был тот самый месье Уилсон, в которого моя сестра была влюблена еще с юности! Но как же получилось, что они оказались женаты?

Но поговорить об этом сразу мы не смогли, потому что в беседу вступил еще один персонаж, и от этого у меня сразу испортилось настроение.

— Лорейн? — мой старший брат Даррен Ревиаль поднялся с кресла, в котором до сих пор сидел. — Не ожидал увидеть тебя здесь! Ты прибыла в столицу без его светлости?

Меньше всего мне сейчас хотелось обсуждать эту тему, но я не собиралась ничего скрывать, а тем более врать.

— Мы с его светлостью развелись, — выдохнула я и гордо вскинула голову, заранее зная, к чему приведут мои слова.

И не ошиблась.

— Развелись??? — протянул Даррен, даже не пытаясь скрыть своего торжества. — А я знал, дорогая сестрица, что именно этим всё и закончится! И если бы ты соблаговолила посоветоваться со мной, прежде чем вступать в этот брак, то я остерег бы тебя от такого шага. Неужели ты думала, что столь влиятельная особа, как герцог Клермон, захочет иметь такую супругу, как ты? Он всего лишь увлекся тобой на какое-то время и позволил этому увлечению зайти достаточно далеко. Надеюсь, ты хотя бы получила хорошие отступные?

— Даррен, что ты такое говоришь? — возмутилась Табита.

— Ваша младшая дочь, матушка, поступила неразумно и дала еще один повод для насмешек над Ревиалями, — отчеканил он. — И поскольку это касается и меня самого, то полагаю, что я имею полное право об этом говорить.

— Я думаю, прежде всего нам следует подкрепиться, — услышала я спокойный голос хозяина дома. — Ужин уже готов, и как только наши гости разместятся в комнатах и переоденутся, мы сядем за стол. А все серьезные разговоры я предлагаю отложить до завтра.

Такое вмешательство выдало в нем чуткого человека, и я порадовалась за сестру.

А вот Даррен, хотя и не стал перечить месье Уилсону, за ужином всё-таки не удержался и отпустил еще несколько колкостей в мой адрес. Но он не мог сказать мне ничего нового.

А после ужина, уложив детей спать, Гертруда пришла ко мне в комнату. Лицо ее лучилось счастьем, и я искренне поздравила ее с этим браком.

— Должно быть, ты хочешь знать, как всё это случилось? Супруга Антуана умерла восемь месяцев назад. Мы с ним не собирались вступать в брак так скоро, но оказалось, что я в положении, и медлить и долее было уже нельзя.

Это был еще один повод поздравить сестру, что я и сделала совершенно искренне.

— Антуан очень любит детей, и я уверена, что и Стефани, и Сэма он тоже будет баловать. Но что я всё о себе да о себе? А ты совсем ничего не рассказываешь. Лора! Как так оказалось, что вы расстались с его светлостью? И как получилось, что вы вообще вступили в брак?

Но я покачала головой:

— К чему сейчас говорить об этом, Труди? Ты же слышала Даррена? Этот брак изначально не имел никаких шансов на то, чтобы стать счастливым.

— Да что хорошего может сказать наш старший брат? — возмутилась Гертруда. — Мне жаль, что тебе вообще пришлось его слушать. Я написала ему тогда же, когда и вам. Но я вовсе не приглашала его в гости и подумать не могла, что он к нам приедет.

— Как бы то ни было, но в этом вопросе он прав, — вздохнула я. — Я была совершенно неподходящей парой для его светлости. Ему нужна совсем другая жена, которая будет принята в свете и станет настоящей хозяйкой его дома. Наверняка уже скоро он женится снова. Возможно, даже на той самой девушке, с которой когда-то был помолвлен — на дочери герцога Эванса.

Думать об этом было неприятно, но я словно специально травила себе душу.

— На мадемуазель Эванс? — переспросила сестра. — Вот уж не думаю! Ах, да ты же, наверно, ничего не знаешь! Эта девица недавно оказалась замешанной в одном крупном скандале — об этом говорила вся столица! Ее обвиняли чуть ли не в отравлении его величества, и только заслуги ее отца перед королем позволили ей избежать тюрьмы. Но ее выслали из Валье-де-Браво куда-то в провинцию.

Так это Жасмин отравила мои огурцы? Мне было трудно в это поверить. Неужели она решилась на это, чтобы мне навредить? А ведь об этом говорил и маркиз Абеляр, только тогда я не увязала это с огурцами.

— Ах, как же жаль, что ваш брак оказалось так легко расторгнуть! — расстроилась Гертруда. — Вот мой Антуан не смог этого сделать, потому что законы Арвитании разрешают расторгать союз только тогда, когда на это есть согласие двоих, либо когда один из супругов уличен в измене. Уверена, если бы на расторжение брака требовалось время, то этого хватило бы для того, чтобы вы одумались.

— Не терзай меня, дорогая, — попросила я и отвернулась, чтобы она не увидела моих слёз.

Но сестру не так-то легко было провести, и она села со мной рядом и обняла меня.

— Ты не должна ничего скрывать от меня, Лора! Я же вижу — ты любишь герцога Клермона. Так почему ты так легко от него отказалась?

Это стало последней каплей, и я разрыдалась, уткнувшись ей в плечо. Но вслух я всё равно не смогла произнести то, что она ожидала от меня услышать.

— Ну, полно, полно, — она принялась меня успокаивать. — Завтра мы поедем гулять в город, и когда ты увидишь всю красоту Валье-де-Браво, ты и думать забудешь о своих невзгодах.

Я не стала с ней спорить. Я и так уже расстроила ее. Но ехать в город мне совсем не хотелось. Я предпочла бы провести несколько ближайших дней в этой маленькой комнатке, зализывая свои раны.

За завтраком наш старший брат опять не удержался от нотаций. Он напомнил мне, что в моем положении мне не следует заноситься. Ибо бывшая жена герцога Клермона — это не титул, а скорее клеймо, которое говорит о том, что благородный дворянин посчитал меня недостойной себя, а значит, и другие мужчины теперь станут воспринимать меня как второй сорт, и мои шансы снова выйти замуж близки к нулю.