— Так вот, Бернард, если подлинность письма будет подтверждена, то его величество будет вынужден примерно тебя наказать. Ведь в глазах общества именно ты будешь считаться тем человеком, который передал это письмо терезийцам. Нет-нет, не протестуй. Сам я прекрасно знаю, что это не ты! В твоей преданности Арвитании я никогда бы не усомнился, мой мальчик! Но двор будет думать по-другому. Если настоящий предатель не будет найден, то его величеству придется сделать что-то, что покажет, что даже родство с самим королем не позволит предателю избежать наказания!

Это звучало жестоко, но я понимал, что он прав. Если вор не будет найден, то все так и будут считать предателем именно меня.

— Да, — согласился я, — именно поэтому я и думаю, что его величество отправит меня в ссылку.

— Несомненно! — кивнул граф Бланшар. — Но этого будет мало. Согласись, что ссылку в собственное роскошное имение двор может счесть недостаточно суровым наказанием для такого того, кого все будут считать предателем. А это значит, что его величество может принять куда более суровое решение. А по законам Арвитании за измену Родине предатель-дворянин лишается своего дворянского титула.

— Что вы такое говорите, ваше сиятельство? — я с грохотом отодвинул тарелку. — Не может же его величество лишить меня титула на основании ничем не подкрепленных подозрений?

— Это не только подозрения, мой мальчик, — возразил граф, — письмо на самом деле пропало и оказалось у наших врагов. Этого более чем достаточно, чтобы Клермоны перестали быть герцогами.

Я сидел ошарашенный, не в силах осознать полученную информацию. О таком развитии событий я даже не думал!

— Но разве я не смогу вернуть титул потом, когда докажу свою невиновность? — запальчиво воскликнул я спустя несколько минут.

— Вижу, ты расстроился, мой мальчик, — Бланшар попытался улыбнуться. — Но послушай меня — есть способ этого избежать. Всё тот же закон гласит, что если у заговорщика и предателя есть семья, то титула лишается только сам преступник. Он как бы досрочно передает этот титул тому, кто будет наследовать ему. Но насколько я знаю, у тебя нет ни младшего брата, ни сына. А значит, передавать титул просто некому. И его величество будет вынужден передать его за пределы семьи. И в таком случае, даже доказав свою невиновность, назад ты этот титул не получишь — ведь им на законных основаниях будет владеть кто-то другой.

— И чем бы в такой ситуации мне мог помочь брак с мадемуазель Эванс? — хмуро спросил я.

— Дело в том, — продолжил граф, — что в законе есть еще одна лазейка. Если на момент лишения тебя титула, ты будешь женат, то ты можешь заявить, что твоя супруга находится в положении, и тогда решение о передаче титула другому семейству будет принято не раньше, чем истекут девять месяцев и твоя жена разрешится от бремени. Если на свет появится мальчик, то титул останется в семье, если девочка, то, увы, нет.

— Вот как? — задумался я. — Значит, в моих интересах заключить этот брак как можно скорей?

— Именно так, мой мальчик! — подтвердил граф Бланшар. — Женись как можно скорей, Бернард, и постарайся сделать так, чтобы твоя жена подарила тебе сына. Если хочешь, я могу похлопотать перед его величеством, чтобы твоей невесте разрешили приехать сюда, и мы проведем здесь славную церемонию! Думаю, король и сам будет рад такому решению!

Он снова потянулся к еде, я же предпочел выйти из-за стола и отправиться к себе в комнату, чтобы хорошенько обдумать всё то, что только что услышал.

На время холодов нам пришлось потесниться. У мадам и месье Дега не было дров, чтобы отапливать собственное жилище, и мы уговорили их остаться в нашем доме до весны. Стефа на это время переехала в мою комнату, освободив свою собственную для гостей.

Они считали, что сильно обременяют нас своим присутствием, и каждый день порывались вернуться домой. И только боязнь за здоровье маленькой внучки удерживала их от этого шага. И оба они ни в какую не соглашались просто отдохнуть.

Проспер Дега, хоть и был уже не очень силен, не привык сидеть сложа руки, и за то время, что провел у нас, помог Алену отремонтировать изгородь и сарай. А еще пообещал показать, где живут дикие пчелы. Сам он был уже слишком стар, чтобы ползать по деревьям, но свои знания бортника был готов передать Алену, и это было весьма кстати. Так мы могли добыть полезный для здоровья мёд и воск для изготовления свечей.

А Кандида Дега оказалась опытной огородницей, и долгими зимними вечерами, когда мы втроем сидели за чаем на кухне, она рассказала нам с Табитой немало интересного.

— Прежде мы так не голодали, — вздыхала она, и на глаза ее набегали слёзы, — но прошлое лето выдалось засушливым, и урожай оказался куда хуже, чем обычно. Ржи и картошки собрали вполовину меньше, и теперь у нас в амбаре осталось только то, что пойдет на посев и посадку.

В первые дни, что Дега провели у нас, я заметила, что старики ели совсем мало — буквально клевали по крошкам. И мне пришлось долго убеждать их, что они нас совсем не объедают, и что мы вполне можем позволить себе накормить их тем же, что едим сами. И только после того, как Проспер взялся за нашу изгородь, а Кандида стала помогать мне стирать белье, они перестали чувствовать себя нахлебниками.

А еще мадам Дега заявила, что поделится с нами семенами, что она заготовила прошлым летом.

— Есть и морковка, и свекла, и репа, и лук, и укроп. Нет только картошки да зерна.

И она помогла нам наметить место для грядок под овощи того или иного вида.

— Вот здесь лучше посадить корнеплоды. А здесь — всякую зелень.

Она говорила это со знанием дела, и я старалась запомнить ее советы и сделать именно так, как она говорит.

Зима в этой части Арвитании была не очень суровой. Снег выпал лишь однажды, и ребятишки очень радовались ему. Да и подмораживало всего несколько раз. Но без теплых платков, пальто и перчаток всё же было холодно.

С приближением весны я задумалась о своем основном овоще, которым собиралась торговать. Конечно, картошка, свекла и зелень нам тоже были очень нужны, но исключительно для собственного употребления. Вряд ли с первого раза я сумею получить тут такой урожай, чтобы нам хватило и самим, и на продажу. Да и такой товар был в каждом крестьянском доме, а потому стоил недорого. Иное дело — огурцы.

Я спросила мадам Дега и о них, но она, как прежде и матушка Табита, только презрительно хмыкнула — сорное растение, и не более того. А потому посвящать ее в свои намерения я тоже не стала.

На территории нашего двора мы выделили место под овощи, а еще начали приводить в порядок тот небольшой сад, что тут был. Убрали мусор, сделали скамейку, на которой в летний день будет хорошо посидеть в тени деревьев.

Из всего того, что выращивали на своих полях и огородах местные жители, мы не замахнулись только на зерновые. Конечно, в теории я знала, как растут рожь, овес и пшеница, но на практике никогда ими не занималась. В деревне, где жили мы с бабушкой, зерновые выращивало крупное хозяйство — у него были огромные поля, куда в конце лета я ходила, чтобы полюбоваться спелыми золотистыми колосьями и синими васильками.

Чтобы заниматься пшеницей и рожью, у нас пока не хватало ни знаний, ни умений, ни земли. Выращивать зерновые на огороде было невозможно, а тот надел, который когда-то использовался родителями Табиты, уже зарос кустами и сорной травой и требовал слишком больших сил для обработки. А потому я решила, что мы будем сдавать его под выпас скота. Не за деньги, конечно — их тут почти ни у кого не было, — а за муку и молоко. У Булонов было много скота, и чтобы его прокормить, требовалось много травы и сена.

Выделила я на огороде место и под огурцы — самый светлый, хорошо прогреваемый солнцем участок. Но я прекрасно понимала, что куда лучше этот овощ рос бы в парнике или теплице. Его и посадить туда можно было на несколько недель раньше, чем в открытый грунт. И мысль о простаивающих без дела теплицах в поместье герцога не давала мне покоя.