Осталось только выяснить фамилии людей, занимавших в то время должности начальника стражи и главного мага. И в этом, как я надеялся, мог мне помочь сам король. Он был блестящим знатоком истории. Но если даже он не назовет мне их, то придется порыться в старинных книгах. И хотя я понимал, что эти фамилии могут вовсе ничего мне не сказать — их предки в результате приобретения новых земель или многочисленных браков могли сейчас зваться совсем по-другому, — за эту ниточку всё-таки следовало потянуть.

В Валье-де-Браво мы прибыли ранним утром. Рабочий день королевского дознавателя еще только начался, но он пригласил меня к себе в кабинет незамедлительно — как только лейтенант Пике доложил ему, кого он привез.

— Ваша светлость, но как же так? — месье Баруш был явно испуган. — Я не отдавал распоряжения о вашем задержании! Если этот Пике что-то перепутал, я добьюсь, чтобы он понес заслуженное наказание.

— Нет-нет, сударь, — возразил я, — лейтенант здесь совершенно ни при чем. Я сам настоял на этой поездке в столицу. Раз уж моей супруги не оказалось в поместье, и у нее не было возможности оправдаться, я решил, что должен это сделать сам. Полагаю, вы со мной согласны, месье, что защищать доброе имя жены — это законная обязанность ее мужа?

Он, разумеется, согласился.

— Но вы же понимаете, ваша светлость, что теперь я обязан буду задать вам те вопросы, которые я должен был задать вашей супруге?

Но я покачал головой:

— Это будет бесполезной тратой времени, месье Баруш, потому что я не намерен на них отвечать. Вернее, не так. Я не стану отвечать на них, если мне станете задавать их вы.

— Вот как? — растерялся он. — И на чьи же вопросы, ваша светлость, вы готовы отвечать?

— На вопросы его величества, — спокойно сказал я и улыбнулся.

Но месье Баруш сдался не сразу. Он пытался сослаться на то, что время еще слишком раннее, чтобы он мог отправиться с докладом к королю. И только мое напоминание о том, что это — дело государственной важности, и речь идет о жизни его величества, заставило его отправиться во дворец.

Он вернулся через час и объявил мне, что его величество готов меня принять. Я видел, что ему ужасно хотелось бы присутствовать при нашей беседе, но он явно не был на нее приглашен.

И потому я отправился во дворец один. Вернее, в сопровождении всё того же лейтенанта Пике, и чтобы не шокировать встречавшихся нам в коридорах придворных, нам с лейтенантом пришлось делать вид, что мы просто мило беседуем.

Но в кабинет короля я вошел уже в одиночестве. Его величество сидел в массивном кресле за большим столом. Едва я переступил порог, он указал мне рукой на стул напротив и вздохнул:

— Значит, ты решил лишить меня возможности посмотреть на твою супругу?

Я опустился на стул и вздохнул:

— Надеюсь, ваше величество, это обвинение не было лишь предлогом для того, чтобы привезти мою супругу в столицу, дабы вы могли на нее посмотреть. Потому что если это так, то это весьма жестоко с вашей стороны.

Он почти обиделся:

— Конечно, нет, Бернард! Как ты мог такое подумать? Это слишком серьезный вопрос, чтобы с ним шутить.

— Значит, отравление всё-таки было?

Его величество выглядел чуть хуже, чем прежде. У него был нездоровый цвет лица, со щек исчез румянец, а сами щеки ввалились, отчего скулы стали выделяться резче. Судя по всему, это и были последствия неприятного происшествия.

— К сожалению, было, мой мальчик! — теперь тяжкий вздох издал уже он. — И я признаюсь тебе, что ужасно испугался. Ведь до этого момента я тешил себя мыслью, что мои подданные любят и уважают меня.

— Но так оно и есть, ваше величество! — воскликнул я. — Я не могу говорить за всех, но из-за одного дурного человека, что осмелился на вас покушаться, вы не должны думать дурно о своем народе. И уверяю вас, что ни я, ни моя жена не имеем к этому ни малейшего отношения. Если вам будет угодно, я готов буду пройти любую проверку. И моя супруга тоже.

Я полагал, что короля порадует такое предложение, но он отнесся к нему на удивление равнодушно. И это показалось мне странным.

— Ваше величество! Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей преданности? Что же касается моей жены, то у нее просто не было ни малейшей причины желать вам чего-то дурного!

— Возможно, она хотела стать королевой? — с грустной улыбкой предположил он.

— Королевой? — нахмурился я. — Что вы такое говорите, ваше величество? Но если вы намекаете на то, что в случае, если бы покушение удалось, я мог бы претендовать на корону Арвитании, то уверяю вас, что не собирался и не собираюсь этого делать. У меня никогда не было ни малейшего желания становиться королем. Простите, ваше величество, но это слишком ко многому обязывает. Слишком много правил и условностей. А я люблю свободу и привык всегда поступать по собственному разумению. Более того, сейчас я всё больше склоняюсь к тому, чтобы оставить столицу и удалиться в свое имение. Мне, знаете ли, очень полюбились провинциальная тишина и неспешность, и я только сейчас начал понимать, почему мой отец так любил Клермон.

На сей раз мне показалось, что из улыбки короля ушла грусть, и этому я тоже удивился. И хотя на его голове за то время, что мы не виделись с ним, как будто стало еще больше седых волос, он отнюдь не выглядел напуганным или обеспокоенным.

— Я знаю, ваше величество, что вы не одобрили мой выбор супруги, но надеюсь, это не станет поводом для того, чтобы обвинять ее понапрасну в том, чего она не совершала.

Дамиан усмехнулся:

— Знаешь, мой мальчик, сейчас я понимаю тебе куда больше, чем прежде. И я даже начинаю думать, что, возможно, выбрав себе в жены провинциальную и не слишком знатную барышню, ты поступил разумно. Боюсь, что светские девицы из Валье-де-Браво давно забыли, что такое кротость и доброта.

Наш разговор пошел совсем не в том направлении, что я ожидал, и все заготовленные мною заранее фразы оказались не к месту. И теперь, глядя на рассуждавшего о невестах короля, я подозрительно прищурился.

— Ваше величество, вы выглядите слишком спокойным для человека, на жизнь которого покушались всего несколько дней назад.

Он неожиданно рассмеялся и взял в руки колокольчик. Явившийся на зов слуга принес нам напитки и фрукты.

— От тебя ничего не скроешь, мой мальчик! Всё дело в том, что никакого покушения на самом деле не было! Нет-нет, не изливай на меня свое возмущение! На тот момент, когда я отдал приказ о задержании твоей супруги, я сам был уверен в том, что меня пытались отравить. И кого еще, кроме нее, я мог обвинить? За ужином за столом со мной сидели два десятка человек, и никому из них не стало дурно. Но они пробовали все блюда, которые подавались, кроме одного. Да-да, тех самых злополучных огурцов! А они, надо признать, оказались настолько вкусны, что я съел их сверх всякой меры.

— Значит, именно этим и объяснялось ваше недомогание? — я едва сдержал облегченный вздох. — Тем, что вы оказались невоздержанны и съели слишком много непривычного для вас продукта?

Ну, что же, если так, то это значит, что ничего страшного не случилось, и я смогу вернуться в Клермон в самое ближайшее время. Как только я выйду из дворца и доберусь до своего столичного особняка, я отправлю гонца в Лас-Варас, чтобы Лорейн знала, что все обвинения против нее сняты. И всё-таки я посоветую ей не приезжать пока в Клермон. Так будет безопаснее. Я должен разобраться во всём сам, не подвергая ее опасности.

Но его величество вдруг покачал головой:

— Нет, Бернард, всё не совсем так. Отравление всё-таки было. Мои маги и лекари определили, что была использована лиазея верхоцветная — ты когда-нибудь слыхал про такую? Она отнюдь не ядовита, но способна вызвать сильную рвоту и головную боль.

— Но зачем кому-то потребовалось доставлять вам такие неприятности? — это было выше моего разумения.

— Полагаю, меня хотели убедить, что речь идет именно об отравлении, и поскольку было заранее известно, что новое, только-только доставленное во дворец лакомство буду есть только я, отвар лиазеи был добавлен именно в огурцы.