— Да, сударыня, — я чуть поклонилась.

— Вы служите здесь? — спросила она.

— Нет, сударыня, — я покачала головой. — Я из деревни Шатель, что находится за тем перелеском. Я приносила продукты на кухню его светлости.

— Но это же земли Клермонов, не так ли?

— Именно так, сударыня! — подтвердила я.

Она продолжала буравить меня взглядом. И я тоже вынуждена была оставаться на месте. Я чувствовала себя неуютно, потому что эта вынужденная остановка могла привести к тому, что в парке появятся и другие обитатели особняка, в том числе и те, встречаться с которыми мне совсем не хотелось.

— Я забыла вчера в парке свой кошель с нюхательной солью. Вон там, в беседке. Надеюсь, вас не затруднит мне его принести? Боюсь, мои шелковые туфли не выдержат прогулки по траве.

Я не была здесь служанкой и не обязана была выполнять распоряжения гостей его светлости. Но любой из крестьян деревни не отказался была сделать то, о чем его просила будущая хозяйка поместья. А пререкаясь сейчас с ней, я только затягивала этот неприятный разговор.

Поэтому я предпочла просто дойти до указанной беседки. На лавке там действительно лежала маленькая бархатная сумочка на длинной ручке.

Она не сказала мне спасибо. Только надменно кивнула и развязала на сумочке тесемки.

— Вы ничего не брали из нее? — она спросила это, когда я уже развернулась, чтобы удалиться.

— Простите, сударыня? — я даже не сразу поняла, о чём она спросила. А когда поняла ее намек, то почувствовала жар на щеках. Она хотела сказать, что я у нее что-то украла? — Когда бы я успела это сделать, ваше сиятельство?

Она пожала плечами:

— Откуда я знаю? Вы же здесь были еще до того, как я пришла!

Я сжала кулаки и едва сдержалась, чтобы не назвать ее дурой. Наверняка на самом деле она не думала ничего подобного, просто хотела позлить и унизить меня. Поставить на место.

— Что здесь происходит? — услышала я мужской голос и вздрогнула, поняв, кому он принадлежал.

Герцог Клермон собственной персоной стоял на дорожке чуть позади своей невесты.

Маркиза обернулась к нему и жалобно проворковала:

— Ваша светлость, у меня пропал золотой браслет, который вы подарили мне в день открытия бального сезона. Он вместе с нюхательной солью лежал в кошеле, который я забыла вечером в беседке во время иллюминации. А сейчас тут только бутылочка с солью. Я уверена, что браслет взяла эта девица!

И она бесцеремонно указала на меня рукой.

Взгляд его светлости остановился на моем лице. Мне показалось, что в этом взгляде промелькнули сначала растерянность, потом удивление. Кажется, он всё-таки меня узнал!

Для полного счастья мне не хватало только, чтобы в парке появился еще и граф Шортер!

— Я ничего не брала! — громко сказала я, позабыв добавить «ваша светлость».

— Но кто еще это мог сделать? — воскликнула маркиза. — Я требую, чтобы ее обыскали!

Меня бросило в жар. Да как она посмела такое предложить? Нет, я не собиралась молчать! Если эта рыжая стерва хочет войны, то она ее получит! И пусть наши силы были не равны, но Лорейн Ревиаль тоже была дворянкой, и я собиралась отстаивать свои права!

Но прежде, чем я успела что-то сказать, это сделал герцог Клермон.

— Стоит ли так волноваться из-за какого-то браслета, дорогая? — он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Возможно, вы сами положили его в другое место, но позабыли об этом. Или он выпал из кошеля, когда вы любовались фейерверком.

— Но это ваш подарок, Бернард! — даже с такого расстояния мне было видно, как трепетали ее длинные ресницы, когда она смотрела на него.

— Пусть это будет поводом подарить вам новый браслет, Жасмин! — улыбнулся герцог. — Куда более роскошный, чем прежний!

Кажется, такой исход дела ее вполне удовлетворил. Тем более, что эта нахалка наверняка прекрасно знала, где находилось ее якобы утерянное украшение.

— О, благодарю вас, ваша светлость! — ее голос был таким приторно-сладким, что мне стало тошно. — Но я всё-таки настаиваю, чтобы этой девице было запрещено появляться в здешнем парке и приближаться к вашему особняку!

Сказав это, она притопнула ножкой.

Клермон небрежно усмехнулся:

— Как вам будет угодно, дорогая Жасмин! Вы слышали распоряжение ее сиятельства, Мэнсфилд?

Он обращался к своему дворецкому, который подошел к нам так тихо, что я и не заметила его. Тот важно кивнул в ответ:

— Будет сделано, ваша светлость!

Хозяева удалились, а я всё еще стояла на месте, будучи не в состоянии прийти в себя от того унижения, что я испытала. И вроде бы ничего страшного не произошло. Мне всего лишь запретили появляться там, где я и не собиралась появляться. Но это было так обидно, что я не смогла сдержать слёз.

— Вы слышали, что сказал его светлость, мадемуазель? — мне показалось, что во взгляде Мэнсфилда промелькнуло что-то, похожее на жалость. — Я вынужден просить вас покинуть территорию парка. Полагаю, что будет лучше, если вы и в деревне постараетесь не попадаться на глаза ее сиятельству.

Я кивнула. Это было и моим желанием — никогда более не встречаться ни с маркизой, ни с ее женихом. О, они составят прекрасную пару! И будут жить в браке долго и счастливо, если, конечно, эта змея не отравит мужа своим ядом.

Домой я вернулась, кипя от негодования. Мне не хотелось расстраивать матушку, рассказывая ей о том, что случилось, но я понимала, что это всё равно рано или поздно сделает мадам Шабри, которой обо всём наверняка доложит дворецкий. Так что лучше было сделать это самой.

— Бедная моя девочка, — Табита погладила меня по голове, и от этой ласки я расплакалась. — Уверена, невеста его светлости на самом деле ни на миг не подумала, что этот браслет взяла именно ты. Возможно, ей просто не хотелось, чтобы перед глазами ее жениха ходила такая красавица, как ты. Это всего лишь женская ревность и ничего более.

Я понимала это и сама, но менее обидной ситуация от этого не становилась.

Я выросла в мире, где не было сословного общества, и люди не делились по сортам. А потому такое надменно-уничижительно обращение титулованных особ сильно ранило меня.

А еще было обидно, что я лишилась возможности показать технологию приготовления соуса тартар повару его светлости, если вдруг он всё-таки захочет купить у нас рецепт. В том, что он захочет прийти ради этого на нашу кухню, я сильно сомневалась.

На следующий день к нам пришла мадам Шабри, которая из-за случившегося отчего-то чувствовала себя неловко.

— Не сердитесь на ее сиятельство, дорогая Лорейн! Должно быть, у нее было дурное настроение. Мне кажется, ей не сильно полюбилось тут, в провинции. Боюсь, после свадьбы его сиятельство с супругой будут не слишком часто сюда приезжать, — она сказала это с сожалением, даже с некой обидой за то, что такое красивое поместье не пришлось по душе будущей хозяйке. — А что до браслета, то он, возможно, выпал из ее кошеля еще во время иллюминации, а она и не заметила этого. А теперь в траве разве найдешь?

Я не стала обсуждать с ней свою версию этого происшествия. Что бы я ни сказала, она всё равно будет на стороне хозяев. Мне было довольно и того, что она принесла нам несколько медных монеток за тот соус, что был съеден господами накануне за ужином.

— Очень уж он пришелся им по душе, мадемуазель Ревиаль! — рассказывала она. — Так что теперь всякий раз станем подавать его к рыбе. Я буду отправлять к вам поваренка с заказом поутру, а ближе к обеду или к ужину он же станет забирать у вас соус.

Ну, что же, такой вариант меня полностью устраивал. И пусть за миску с соусом нам платили всего лишь пять медяков, это уже составляло половину серебряной монеты. А чем чаще к столу в имении будут подавать рыбу и наш соус, тем больше мы заработаем.

К тому же у меня появилась и еще одна идея — во время поездки на предновогоднюю ярмарку в Альенде я собиралась пройтись по тамошним гостиницам, харчевням и тавернам и предложить поварам купить у меня рецепт этого соуса. Даже если большая часть поваров откажутся это сделать, уж кто-нибудь-то непременно купит его.