— Присмотрите за ним, — попросила я одного из старых лакеев. — И нужно, чтобы он хоть чего-нибудь поел. Может быть, куриного бульона?

Поскольку с питанием в особняке было не всё в порядке, я лично отправилась на кухню, чтобы поговорить с кухаркой.

— Куриный бульон, ваша светлость? — затрепетала она. — Но господин Мэнсфилд на этой неделе купил задешево рыбу в деревне и не велел готовить ничего, кроме нее и овощей.

Я не собиралась с ней спорить. Я просто выразительно на нее посмотрела, и она смутилась и закивала:

— Как вам будет угодно, ваша светлость!

Я настояла на сытном ужине и для нас, и для слуг. Кто знает, чем болен дворецкий, и если это было что-то заразное, то нам всем следовало хорошо питаться, чтобы укрепить иммунитет.

В такой невеселой обстановке я не стала раздавать слугам те сладости, что мы привезли из Альенде, решив отложить этот приятный момент до выздоровления Мэнсфилда.

Я не собиралась ложиться спать до приезда доктора, а потому не раздевалась на ночь. И всё-таки я задремала, сидя в кресле у себя в спальне, и только услышав шум подъехавшей кареты, вскочила и спустилась на первый этаж.

Я не стала отвлекать врача, предоставив ему возможность прежде осмотреть больного, и только когда спустя полчаса он вышел из комнаты Мэнсфилда, приступила к нему с расспросами.

— Это простуда, сударь, или какая-то инфекция?

Доктор — мужчина средних лет с рыжей окладистой бородой — поспешил меня успокоить:

— Полагаю, что обычная простуда, ваша светлость! Насколько я понял, господин Мэнсфилд накануне много времени провел в холодном подвале — он сказал, что составлял список находящегося там продовольствия. А там наверняка не только холодно, но еще и сыро. Этого оказалось достаточно, чтобы он заболел.

Я догадывалась, чем занимался Мэнсфилд в подвале. Он искал письмо! Не удивительно, что он увлекся и не заметил, как замерз.

— Я дал ему жаропонижающую микстуру, — продолжал доктор, — и объяснил вашей экономке, как ее следует давать больному в течение нескольких следующих дней. И разумеется, ему следует находиться в тепле.

Я пообещала, что мы в точности выполним все его указания, и заплатила ему за визит. Поскольку было уже миновала полночь, доктор предпочел остаться у нас на ночлег, и мадам Шабри разместила его в одной из гостевых комнат.

Он уехал на рассвете. Я не услышала бы этого, если бы как обычно спавшая возле моей кровати Дельфина не зарычала, когда услышала под окном голоса. Я выглянула в окно как раз тогда, когда доктор садился в карету. Лакей подал ему чемоданчик и захлопнул дверцу экипажа.

Кухарка оказалась сообразительной дамой и без дополнительных указаний с моей стороны постаралась на славу, и завтрак, и обед в этот день оказались куда лучше, чем прежде.

На улице зарядил дождь, и в доме сразу стало холодней. Я велела мадам Шабри передать слугам, чтобы в комнате Мэнсфилда растопили печь.

А когда снова вышло солнце, я отправилась к Дега, чтобы передать им привезенные с ярмарки конфеты и проследить за засолкой очередной партии огурцов. Несмотря на то, что это мало соответствовало статусу герцогини, я не могла совсем уж забросить свое занятие. Клермон не оставил мне выбора — нам нужны были деньги хотя бы для того, чтобы нормально питаться.

Вернувшись в особняк и пообедав, я принялась за поиски письма. На сей раз моей целью была мастерская, где повсюду стояли портреты и пейзажи. Часть из них находились там явно давно и, должно быть, были написаны кем-то из прежних поколений Клермонов. Они уже изрядно запылились, а их краски выцвели под воздействием солнечных лучей, что пробивались в просторное помещение через неплотно задернутые шторы. Другая же часть была написана недавно рукой маркиза Абеляра, а возможно, и кого-то еще из гостей.

Увидела я здесь и свой собственный портрет. В отличие от портрета мадемуазель Эванс, уже помещенного в красивую массивную раму, мой скромно притулился в сторонке. Но это ничуть не обидело меня.

Я долго смотрела на изображенное на холсте лицо Жасмин — красивое, но чересчур надменное. Уголки ее тонких губ были чуть приподняты, и мне показалось, что она смеется надо мной.

Интересно, почему его светлость оставил ее портрет здесь, а не отправил в столицу, дабы отдать его своей бывшей невесте? Возможно, он всё еще любил ее и хотел иметь перед глазами ее лицо?

Я осмотрела стены в комнате, перевернула каждую картину, заглянула под подоконники, но письма так и не нашла.

Когда я шла обратно в свою комнату, то с удивлением увидела в коридоре Мэнсфилда. Он брёл в сторону кухни, держась за стены. Несмотря на то, что выглядел он неважно, одет он был безукоризненно.

— Зачем вы встали, сударь? — возмутилась я. — Доктор сказал, что в ближайшие несколько дней вам следует находиться в постели.

Он поклонился мне, а потом отвел одну руку за спину и почти незаметно стал опираться ею на стену. Еме было тяжело стоять.

— Простите, ваша светлость, но мне решительно необходимо поговорить со Сьюзан.

Так звали нашу кухарку, и я прекрасно понимала, о чём именно он собирался с ней поговорить.

— Если вы хотите обсудить наше нынешнее меню, — усмехнулась я, — то вам не обязательно идти для этого на кухню. Сьюзан всего лишь выполняет то, что я ей велела.

Он тяжело задышал, и потребовалась пара минут, чтобы он мог собраться и ответить мне.

— Но мы не можем позволить себе такие траты на еду, ваша светлость! Нам просто не из чего будет платить слугам жалованье!

— Не беспокойтесь, сударь, — сказала я, — дополнительные продукты я закупаю на свои средства, раз уж его светлость оказался столь скуп, что не захотел позаботиться о своем семействе и своих слугах.

Он снова едва не задохнулся — то ли от кашля, то ли от возмущения.

— Полагаю, вам следует вернуться в постель, — посоветовала я.

Кажется, он и сам понял, что переоценил свои нынешние возможности, потому что безропотно повернул в противоположную от кухни сторону. Но когда он сделал несколько шагов, то остановился и обернулся:

— Благодарю вас за то, что позвали господина доктора, ваша светлость! И хотя сам я по-прежнему считаю, что в этом не было необходимости, я крайне признателен вам за эту заботу.

Я лишь кивнула в ответ. Мне показалось, что теперь он называл меня «ваша светлость» уже без прежней натужности.

Я так вымоталась за этот день, что попросила принести ужин в спальню. Я разделила хлеб и жаркое с Дельфиной и только травяной чай выпила сама. И заснула, едва добравшись до кровати.

А ночью я проснулась от того, что собака вскочила и подбежала к окну, радостно повизгивая. Она то пыталась запрыгнуть на подоконник, то неслась к дверям, требуя, чтобы я их открыла.

С улицы донеслись ржание лошади и чьи-то голоса. Было темно, и я не рассмотрела, кто подъехал ко крыльцу, но догадалась, кто это был, по поведению Дельфины.

Кажется, герцог Клермон вернулся домой!

Из Валье-де-Браво граф Бланшар вернулся в превосходном расположении духа. Он пригласил меня к себе — в комнату, служившую ему кабинетом.

— Мой мальчик, у меня есть, чем тебя порадовать! Третейский суд, наконец, провел экспертизу того письма, на основании которого терезийцы пытались отсудить себе провинцию Деланже. Экспертами выступали многоуважаемые маги, почерковеды и антиквары. И они единогласно заявили, что это письмо было написано совсем недавно и не имеет никакого отношения к тому периоду, о котором в нём идет речь. Похоже, что его написал тот самый вор, что стащил подлинник. Должно быть, он не сумел вынести настоящее письмо из твоего особняка и пошел на хитрость.

Его сиятельство вызвал слугу и велел ему накрыть роскошный стол, собираясь отпраздновать такую замечательную новость.

— Вот только я не понимаю, на что надеялся этот человек, передавая терезийцам подделку? — продолжил он, когда за лакеем закрылась дверь. — Он не мог не понимать, что документ проверят на подлинность.