Война основательно обескровила и разорила страну. Рекрутские наборы и призывы в ополчение устранили из сельскохозяйственного производства до 1,5 млн. (10%) мужчин-работников. На 13%, а в южных районах до 34% сократилось поголовье скота. На 35% упали посевы в помещичьей деревне.
В годы войны экспорт хлеба, по сравнению с предвоенным временем, упал в 13 раз, льна — в 8, пеньки — в 6, сала — в 4 раза. Объем импорта машин сократился в 10 раз4. Промышленности не хватало свободных рук, так как до 35% населения страны находилось в крепостной зависимости.
Регулярные реквизиции скота, фуража и продовольствия, рост денежных и натуральных повинностей еще больше обедняли население.
«Администрация в хаосе, — с горечью отмечал А. В. Никитенко, — нравственное чувство подавлено, умственное развитие остановлено, злоупотребления и воровство выросли до чудовищных размеров»5.
В отчаянном состоянии находились финансы страны. За время войны, с 1853 по 1856 г., общая сумма дефицита выросла в 6 раз (с 52 млн. до 307 млн. руб.). Более чем на 50% уменьшилась золотая обеспеченность бумажных денег. Среди статей дохода вырос удельный вес винных откупов — с 33% в 1845 г. до 43% в военные годы.
Известный экономист Л. Н. Тенгоборский в записке на имя царя пришел к выводу: «Необходимо принять неотложные самые решительные меры к сокращению расходов... ибо в противном случае государственное банкротство неминуемо»6.
Приближающийся финансовый кризис побуждал правительство к преобразованиям и особенно волновал Александра II, который в марте 1857 г. делился своей тревогой с братом, великим князем Константином Николаевичем, также видевшим катастрофическое положение финансов.
За два года, с июля 1857 до июля 1859, наличность банковых касс упала со 150 до 13 млн. руб. Петербургский кабинет признавал наличие кризиса в состоянии и деятельности банков7.
Начало царствования Александра II вызвало всплеск общественного движения. Все слои общества — консерваторы, либералы, весь народ и элита — были недовольны сложившимся положением.
«В публике один общий крик негодования против правительства, — писала Тютчева, — ибо никто не ожидал того, что случилось. Все так привыкли беспрекословно верить в могущество, в силу, в непобедимость России! Говорили себе, что если существующий строй несколько тягостен и удушлив дома, он, по крайней мере, обеспечивает за нами во внешних отношениях и по отношению к Европе престиж могущества и бесспорного политического и военного превосходства. Достаточно было дуновения событий, чтобы рушилась вся эта иллюзорная постройка»8.
Все ждали изменений, духовного обновления России. Как грибы после дождя, росли и формировались программные требования представителей либеральных и революционно-демократических течений. Определенное значение в подготовке реформ 60—70-х гг. прошлого века имели и крестьянские движения, однако их роль была несколько преувеличена в советской историографии. Как отмечает профессор Л. Г. Захарова, преодолевая этот перегиб, не следует впадать и в другую крайность9.
По сохранившимся сведениям, в 1856—1857 гг. в 45 губерниях России произошло более 270 крестьянских выступлений против непосильных барщины и оброка, жестокости помещиков и т. д. Наиболее крупными волнениями сопровождалась попытка массового стихийного переселения крестьян в Таврию и Бессарабию. В июне 1856 г. 12 тыс. крепостных10 нескольких южных губерний (Екатеринославской, Херсонской, Полтавской, Харьковской, Черниговской, Курской и Орловской) устремились в Крым. Среди крестьян этих районов распространились слухи, что царь дает землю и волю тем, кто добровольно переселится на разоренное побережье Крыма. Правительство вынуждено было снарядить воинские отряды, чтобы остановить все нараставший поток людей, охваченных жаждой свободы и хозяйственной независимости.
Определенную роль в 1858—1859 гг. сыграло массовое «трезвенное движение», вызванное повышением цен на водку со стороны откупщиков. Начавшееся в Виленской и Ковенской губерниях, движение распространилось к лету 1859 г. в 32 губерниях России11. Крестьяне на сходках принимали решения о неупотреблении вина, нарушителей подвергали денежным штрафам и телесным наказаниям. С мая 1859 г. крестьяне перешли к массовому разгрому питейных заведений. Особенно ярко движение проявилось в Среднем и Нижнем Поволжье, Приуралье и центре России. За участие в трезвенном движении 780 «зачинщиков» были преданы военному суду, наказаны шпицрутенами и сосланы в Сибирь. 26 октября 1860 г. была отменена система откупов и введена акцизная продажа спиртных напитков, при которой стала развиваться конкуренция среди торговцев.
На основании всего сказанного можно сделать вывод, что страна переживала общенациональный кризис — тяжелое переходное состояние, начало которого совпадает с концом Крымской войны, а завершается — реформой 1861 г.
Бедность народа, упадок производительных сил страны, отсутствие железных дорог, покрывавших уже Европу, судебно-административное неустройство и многие нравственные общественные язвы — все это, вместе взятое, представлялось неким гордиевым узлом, который надо было разрубить императору Александру II.
Он решил начать с главного — с отмены крепостного права — этого отвратительного ящика Пандоры.
Благородная решимость молодого монарха сразу приковала к нему искренние симпатии лучшей части русского общества. Все, что было талантливого и выдающегося умом или образованием в России после Крымской войны, «примкнуло душой к Александру II»12.
Первые предложения
Мысль о необходимости коренных реформ овладела широкими кругами русского общества. Уже в начале 1855 г. распространялись анонимные рукописи, в которых острой критике подвергалась внешняя и внутренняя политика правительства. С первых же дней царствования стали поступать Александру II многочисленные записки, проекты и планы преобразований. Словно прорвалась плотина молчания: слепые прозрели, а у глухих отверзлись уши.
Добровольный изгнанник, покинувший Россию, как считается, из-за любви к своему народу, А. И. Герцен написал 10 марта (н. с.) 1855 г. из Лондона горячее письмо властителю России. «Государь! — писал он. — Дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь, она стонет в цензурных колодках. Дайте нам вольную речь... Нам есть, что сказать миру. Дайте землю крестьянам — она и так им принадлежит. Смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братьев»13.
Как выразился В. О. Ключевский, «Севастополь ударил по застоявшимся умам».
В мыслящем слое дворянства и служилой бюрократии закипели страстные споры на социальные, политические и моральные темы. Началась оппозиционная критика в дворянских салонах и купеческих особняках, оживились гостиные славянофилов и западников.
Молодой ученый-юрист Б. Н. Чичерин написал записку «Восточный вопрос с русской точки зрения»14, в которой подверг резкой критике внутреннюю и внешнюю политику правительства. Когда Александр II прочел записку, он заметил: «К сожалению, много есть правды, но общее направление прескверное».
Против николаевской опеки над мыслью, словом и действиями красноречиво высказался в «Мыслях вслух об истекшем тридцатилетии» московский публицист Н. А. Мельгунов15. «Простору нам, простору! — восклицал он. — Того только и жаждем мы, все мы, от крестьянина до вельможи, как иссохшая земля жаждет живительного дождя. Мы все простираем руки к престолу и молим: простору нам, державный царь! Наши члены окаменели; мы отвыкли дышать свободно. Простор нам нужен, как воздух, как хлеб, как свет Божий! Он нужен для каждого из нас, нужен для России, для ее процветания внутри, для ее ограждения и крепости извне!»16
