Немногим отличалось от этого и состояние русской армии. Князь Меншиков, как отмечали очевидцы, ни прежде, ни после не сумел организовать правильную работу штаба, что при недостатке административных навыков у самого главнокомандующего породило в войсках беспорядки и злоупотребления. Армия испытывала нужду во всем: в пище, обмундировании, фураже, боеприпасах, и некому было заботиться об удовлетворении этих нужд. Командиры частей, предоставленные самим себе, вынуждены были брать все необходимое у местного населения, разоряя край, вопреки основным законам войны.
Меншиков, обосновавшись в Севастополе, как бы устранился от непосредственного руководства обороной, посылал в Петербург успокоительные донесения, замалчивая нужды армии.
Крымская армия после Инкерманского сражения с трудом могла поставить в строй около 30 тыс. бойцов, число которых ежедневно сокращалось от боевых потерь и болезней.
Прибывший из Петербурга в Севастополь 12 ноября 1854 г. «отец русской хирургии» Н. И. Пирогов с возмущением писал:
«6000 с лишком раненых и для этих раненых не приготовили ровно ничего; как собак бросили их на землю, на нарах целые недели они не были перевязаны и даже почти не накормлены... не заготовили ни белья для раненых, ни транспортных средств...
...Меншиков ни разу не сказал радушного слова тем, которые легли на смерть!»80
Состояние госпиталей не выдерживало никакой критики. Так, осмотрев временный госпиталь в Бахчисарае, Пирогов признавался: «Описать, что мы нашли в этом госпитале, нельзя: горькая нужда, славянская беззаботность, медицинское невежество и татарская нечисть соединились вместе в баснословных размерах в двух казарменных домишках, заключивших в себе 350 больных»81. Крайне недоставало медицинского персонала, отсутствовали медикаменты и госпитальные принадлежности.
Решающее препятствие к активным боевым действиям заключалось в нехватке продовольствия. Интендантской части в армии не существовало, своевременные поставки всего необходимого отсутствовали, дороги были непроходимы.
Нельзя было и помышлять о сборе в Севастополе 7-дневного продовольствия на 30—40 тыс. человек... Например, в Первом уральском казачьем полку, содержавшем аванпосты у Чоргуна, половина людей поумирала от лишений разного рода, а лошади пообъедали друг у друга гривы и хвосты. Назначенное следствие окончилось тем, что полк вынуждены были отослать на поправку за Перекоп. Если такое могло случиться в казачьем полку, то что же было в прочих войсках?!
Ни одна батарея в полевой артиллерии не имела полного комплекта лошадей, падавших от голода.
Все сказанное может объяснить, почему русская армия в период наибольшего бессилия неприятеля оставалась бездеятельной и не могла перейти даже к частным наступательным действиям82.
Положение резко изменилось после того, когда в декабре 1854 г. командующий южной армией князь Горчаков командировал в Крым генерал-интенданта своей армии генерал-майора Затлера83. Как отмечали современники, Затлер бесспорно был одной из замечательных личностей, прославленных Крымскою войною. Не касаясь тех злоупотреблений, которые приписывались ему в отношении расходования казенных денег, нельзя не отдать справедливости искусству, с которым он сумел в короткое время вывести Крымскую армию из безнадежного, казалось бы, положения относительно продовольствия. По прибытии в Крым Затлер представил князю Меншикову записку, в которой описал отчаянное положение армии с продовольствием, и изложил свои предложения, в каком состоянии оно должно находиться, как исправить положение и как восстановить дороги, сообщения и создать транспортные средства. Благодаря принятым мерам уже к концу февраля 1855 г. в Крыму не знали, что значит недостаток в продовольствии.
В 1854 г. при посредничестве Австрии начались переговоры в Вене о прекращении военных действии. Англия и Франция 18(30) июля выдвинули по инициативе Наполеона III в качестве условий мира «четыре пункта», или «четыре гарантии» (как их называли на Западе), которые впоследствии легли в основание Парижского трактата и заключались в следующем:
1) замена русского покровительства в Молдавии, Валахии и Сербии общей опекой Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии;
2) свобода судоходства по Дунаю;
3) пересмотр договора 1841 г. о проливах в интересах европейского равновесия (нейтрализация Черного моря);
4) все пять держав объявляются коллективно покровительницами всех христианских подданных султана84.
Николай I получил «четыре пункта», но ответа не давал. Срок ему не был поставлен.
2(14) декабря 1854 г. Австрия, сбросив лицемерную маску нейтралитета, объявила о союзе с Англией и Францией. 28 декабря (5 января 1855 г.) открылась Венская конференция послов России, Англии, Франции и Австрии. Русским представителем был князь А. М. Горчаков, будущий канцлер.
Между тем с января 1855 г. союзники стали получать крупные подкрепления. По требованию Наполеона III 14(26) января в войну вступила Сардиния, направившая в Крым 15-тысячный корпус под руководством генерала Ламармора85.
29 января Николай I подписал Высочайший манифест, в котором указывал на известное всем свое желание — без употребления оружия и без кровопролития защиту прав единоверцев и вообще всего христианства на Востоке и на согласие свое путем мирных переговоров с западными державами достичь этой цели. Но ввиду того, что враги России собирают Новые силы и делают новые враждебные приготовления, император повелел приступить к всеобщему государственному ополчению.
В это время в Евпатории сосредоточился 35-тысячный турецкий корпус Омер-паши. Предпринятый 5(17) февраля 1855 г. штурм Евпатории 19-тысячным отрядом генерала С. А. Хрулева86 был отбит.
Смерть Николая I
В конце января Николай I заболел гриппом — господствовавшею тогда в С.-Петербурге болезнью. Царь, однако, не бросил своих занятий и в наступивший Великий пост ходил аккуратно в церковь к богослужению. 9 февраля, «несмотря на протест врачей, он отправился в 23-градусный мороз в манеж на смотр войск в обыкновенной форме. После смотра навестил больного военного министра, вечером занимался с великим князем Константином Николаевичем87 и на другое утро почувствовал' себя еще хуже. Тем не менее в 10 часов он отправился опять в манеж. Это был последний его выезд, после которого он слег в постель, накрылся солдатской шинелью и передал управление государственными делами наследнику престола.
Известие о поражении русских при Евпатории было «последним ударом для больного»88. Болезнь быстро прогрессировала.
«Незадолго перед концом, — как отмечает фрейлина А. Ф. Тютчева, — императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: «Держи всё — держи всё». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко»89.
18 февраля (3 марта) 1855 г.90 в 12 часов 15 минут Николай I скончался. «Все замолкло, — писала баронесса Фредерикс. — Все дрожат от ужаса. Не стало могучего русского царя!.. Кажется всем, что сейчас разверзится земля, и вся Россия пропадет...»91
Трудно было поверить, что на 59-м году внезапно умер царь, всегда выглядевший энергичным и бодрым человеком92.
...Народ заподозрил тут неестественную смерть, требуя на расправу врача Мандта93. Последнего успели спасти: он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть «разорванным на клочки народом»94. Похороны Николая I прошли при громадном стечении народа. Гроб был опущен в склеп императорского дома в церкви Петропавловской крепости. Вскоре фрейлины императрицы занялись вышивкой большого ковра, предназначавшегося к могиле государя, чтобы покрыть пустое место, ожидавшее жену Николая I — Александру Федоровну.
