Дальнейшее ведение и окончание войны выпало на долю молодого монарха Александра II.

19 февраля 1855 г. на российский престол вступил император Александр II. Был он тогда в активном, зрелом 36-летнем возрасте.

Внешний облик молодого монарха в это время запечатлел секретарь американского посла А. Уайт: «Он был высок, как все Романовы, красив и держался с большим достоинством, но у него было гораздо меньше величественности и полностью отсутствовала неуместная суровость его отца»⁹⁵.

В Петербурге дурное предзнаменование видели в том, что в Москве в день восшествия на престол Александра II сорвался большой колокол Ивана Великого и убил двоих людей⁹⁶.

Первые шаги нового царя утверждали и продолжали политику Николая I⁹⁷.

Выступая 18 февраля перед членами Государственного совета, Александр II, в частности, сказал: «В годину тяжелых испытаний посетило нас новое несчастье! Мы лишились отца и благодетеля всей России! Покойный государь, мой незабвенный родитель, любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только ее пользе. Каждое его действие, каждое его слово имело целью одно и то же — пользу России. В постоянных и ежедневных трудах его со мною он говорил мне: «Хочу взять себе все неприятное и все тяжелое, только бы передать тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною». Провидение судило иначе, и покойный государь в последние часы жизни сказал мне: «Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в полном порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот»⁹⁸.

Молодой государь принял верховную власть в разгар войны, посреди неустройств и несчастий. Это не поколебало у него веры «утвердить Россию на высшей степени могущества и славы»⁹⁹, как выражено было в манифесте 18 февраля о восшествии на престол. Помимо веры для такой исполинской государственной задачи потребовалось много сил и энергии.

Необходимо было прежде всего закончить несчастную войну, которая истощила до крайности денежные средства, исчерпала до дна все военные ресурсы и могла — если бы затянулась — грозить целости Российской державы.

Страна переживала тяжелое время. Севастополь стойко противостоял соединенным силам англичан и французов. Ежедневно геройский гарнизон нес большие потери. Подкрепления подходили медленно и в малом количестве из-за необходимости содер_жать вдоль западной границы империи многочисленную армию на случай войны с Австрией. Как уже отмечалось, австрийцы еще при Николае I грозили с тыла Дунайской армии, и ей Пришлось снять осаду с Силистрии и отступить, очистив Молдавию и Валахию, территория которых сразу же была занята австрийскими войсками. Но даже и тогда русские войска нельзя было перебросить в Крым, ибо Австрия заключила союз с Англией и Францией и грозила России объявить войну, если та не поспешит заключить мир с ними на условиях, выработанных этими странами.

Пруссия тоже начинала склоняться на сторону этих держав. Примеру Сардинии, вступившей в войну, готовы были последовать Швеция и Испания. Таким образом, против России, рассчитывавшей на собственные силы, была почти вся Европа.

На австрийской границе приходилось держать в готовности усиленный корпус и целую армию в Польше. И, конечно, требовалось укреплять и Закавказье, где можно было ожидать весной вторжения турок. Побережье Балтийского моря также охранялось отдельным корпусом, а берега Белого моря и Тихого океана оставались незащищенными.

Надо отдать должное Александру II: несмотря на столь сложную ситуацию, он не дрогнул, не пал духом. Он прекрасно сознавал, что продолжение войны непосильно для России, но в то же время хотел заключить мир в соответствии с интересами и честью государства. Если такой мир сейчас заключить нельзя, то молодой император решил биться с врагами до последнего. О своих намерениях Александр II прямо заявил 20 февраля дипломатическим представителям иностранных государств, приветствовавших его по случаю воцарения:

«Я готов протянуть руку примирения на условиях, принятых моим отцом, но если совещания, которые откроются в Вене, не приведут к почетному для нас результату, тогда я, господа, во главе моей верной России и всем народом смело вступлю в бой».

Принимая по тому же поводу петербургское дворянство, представившее адрес с изъявлением готовности «не щадить ни себя, ни достояния в защиту святой веры, царя и отечества», Александр II и им сказал о трудности положения и надежде на них: «Я в вас, господа, уверен, я надеюсь на вас. Я уверен, что дворянство будет в полном смысле слова благородным сословием и в начале всего доброго. Не унывать! Я с вами, — вы со мной!»¹⁰⁰

Стремясь укрепить руководство в армии и флоте, Александр II высочайшими приказами по военному и морскому ведомствам в феврале 1855 г. провел ряд новых назначений. Вместо князя Меншикова главнокомандующим Крымской армией назначен князь М. Д. Горчаков¹⁰¹, командующим Южной армией — генерал А. Н. Лидере¹⁰², великий князь Константин Николаевич — главным начальником флота и морского ведомства.

Последовало несколько высочайших повелений о составе государственного ополчения, сбор которого в 31 губернии первого, второго и третьего призыва дал 358 126 ратников. Кроме того, три дополнительных рекрутских набора поставили под ружье 372 055 рекрутов¹⁰³.

Созывом ополчения боевые силы России были напряжены до крайних пределов. Тем не менее народ приносил еще значительные добровольные пожертвования. Одних денежных взносов на военные надобности поступило до 6,3 млн. руб., в том числе до 3 млн. на ополчение. Большая часть пожертвований была из губерний великороссийских¹⁰⁴.

Патриоты советовали бросить клич, сделать войну народной и поднять славян, подвластных Турции и Австрии. Но могло ли решиться на такую революционную меру правительство, державшее народ в рабстве и привыкшее даже за рубежом поддерживать реакционные режимы против восставших народов?

3(15) марта 1855 г. на Венской конференции начаты были переговоры о мире, но они закончились безрезультатно, вследствие разногласия по вопросу о пересмотре трактата о проливах 23 мая (4 июня) 1855 г.¹⁰⁵.

Боевые действия в Севастополе продолжались. Армия союзников возросла до 120 тыс. человек (80 тыс. французов, 15 тыс. англичан и 25 тыс. турок). Неприятель использовал против осажденных тяжелую полевую артиллерию, численность которой возрастала. 7 марта при обстреле Камчатского редута был убит начальник обороны Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин.

Ему ядром оторвало голову, и кости его черепа контузили нескольких офицеров.

8 марта в Севастополь прибыл новый главнокомандующий Горчаков. «Ветхий, рассеянный, путающийся в словах и в мыслях старец, — писал о нем современник, — носивший это громкое название, был менее всего похож на главнокомандующего. Зрение его было тогда до такой степени слабо, что он не узнал третьего от себя лица за обедом... Слух или, точнее сказать, весь организм... был сильно временами расстроен... Случалось так, что казак, не расслышав хорошо, что пробормотал ему своим невыразительным языком главнокомандующий, и не смея переспрашивать, приводил его вовсе не туда, куда было приказано, а к кому-нибудь другому... Точно так же носило его иногда по севастопольским батареям, Бог ведает зачем: кого он там воодушевлял, этот непопулярный, никому из солдат и матросов неизвестный генерал?..»¹⁰⁶

Между тем защитники Севастополя показывали величайший пример активной обороны, нанося противнику внезапные удары смелыми вылазками и ночными дерзкими поисками. Раньше всех и без приказания высшего начальства стали делать вылазки пластуны. Они ползали, как кошки, подкрадывающиеся к птицам, и неожиданно бросались на ошеломленного неприятеля.