Николай I, с самого начала вступавшийся за права православной церкви и требовавший от Порты полного соблюдения статус-кво, согласился на указанную уступку латинской церкви ввиду того, что фирман торжественно подтверждал и закреплял на будущее время все остальные, установившиеся постепенно права греческой церкви.
Вместе с тем он потребовал от Порты в пользу греков разрешения приступить немедленно к возобновлению ремонта купола, Гроба Господня. Вопрос, казалось, был разрешен. Но Порта, по настоянию Франции, нарушив только что изданный торжественный фирман, сделала новые уступки католикам19.
Передача ключей как бы означала передачу католикам и самого храма. Даже такой многоопытный дипломат, как государственный канцлер России граф К. В. Нессельроде, по религии англиканского вероисповедания, по убеждениям — вольнодумец и человек в полном смысле слова светский, не мог понять каким образом в XIX в., в эпоху телеграфа и паровой машины можно спорить о ключах от больших врат Вифлеемского храма. Наконец, без ведома царя, он запросил российского посла в Париже: «Постарайтесь узнать, идет ли речь о ключе в смысле инструмента, которым принято отворять двери, или же здесь подразумевается какой-нибудь особый ключ, например, какая-нибудь эмблема!»20 Нессельроде был немало удивлен ответом, что речь идет о настоящем ключе, которым отворяют двери. Он считал, что спор уладится чисто дипломатическим путем.
Между тем затеянное дипломатическое противоборство сопровождалось демонстрациями французской эскадры в восточной части Средиземного моря и сосредоточением русских войск на турецкой границе. Тогда же в Петербурге вынуждены были обратить внимание на то, что французские требования поддерживают другие западноевропейские державы, прежде всего Англия и Австрия21.
Становилось ясно, что за многолетним религиозным «спором о ключах», лишенным ранее политического смысла, скрывается острая борьба европейских держав за влияние на Ближнем Востоке.
В сложившейся ситуации Николай I хотел использовать обострившийся конфликт для активного наступления на Турцию и изоляции Франции. На исходе 1852 г. (9 января 1853 г. н. ст.) он пытался через английского посла в Петербурге Джорджа Сеймура22 сердечно договориться с Лондоном о полюбовном разделе владений Порты. Предвидя близкий распад Оттоманской империи, Николай изложил Сеймуру свой проект решения восточного вопроса. Он соглашался уступить Великобритании Египет и Крит, а также отказывался от захвата Константинополя русскими войсками. Взамен царь настаивал на превращении Сербии, Болгарии и придунайских княжеств в самостоятельные государства под русским покровительством.
Однако предложения российского монарха привели к обратным последствиям: английский премьер Г. Дж. Пальмерстон, опасаясь усиления России на Ближнем Востоке, заключил соглашение с Наполеоном III о совместных действиях против России. Англия и Франция приняли меры к укреплению позиций Турции. В Константинополь был направлен прежний британский посол Стратфорд-Рэдклиф23, который пользовался огромным влиянием на султана Абдул-Меджида и сделал все возможное для разжигания конфликта между Россией и Портой.
Неверно оценив обстановку, уверенный в поддержке Вены и Берлина, а также в дружественном нейтралитете Лондона, Николай I произвел энергичное давление на Порту.
В начале 1853 г. он приказал своему любимцу начальнику Главного морского штаба, светлейшему князю А. С. Меншикову24 снарядить большую свиту и на военном линейном корабле плыть в сопровождении этой свиты в Константинополь с решительным предписанием восстановить нарушенные Турцией права православной церкви в Палестине. Кроме того, царь требовал от султана торжественно гарантировать эти права в виде специальной конвенции. В случае неполного их удовлетворения Меншикову дозволялось предъявить ультиматум.
Высокомерный царский фаворит в одном из писем тогда писал о предназначенной ему миссии: «Я питаю надежду, что это для меня будет последним актом деятельности в моей очень полной впечатлениями жизни, требующей покоя»25.
16(28) февраля чрезвычайный и полномочный представитель России А. С. Меншиков с вице-адмиралом В. А. Корниловым26, в окружении блестящей свиты, преимущественно из гвардейских офицеров, на пароходофрегате27 «Громоносец» прибыли в Топ-Хане28. В многочисленной толпе встречающих, собравшихся на берегу перед Зимним дворцом русского посольства, не оказалось никого из министров Порты. Только на третий день после своего прибытия Меншиков посетил Великого визиря29 Мехмет-Али. При этом он явился к нему не в официальном мундире, а в обычном пальто и мягкой шляпе. Министра иностранных дел фуад-эфенди он вообще отказался посетить, заявив, что не желает иметь дело с этим «лживым субъектом».
Оскорбленный оказанным ему невниманием Фуад-эфенди вынужден был уйти в отставку30. По совету Стратфорда, заклятого врага России, султан сделал уступку в вопросе о палестинских святынях, но не согласился подписать ни конвенции, ни сенеда, специального договора с Россией, ни проекта ноты, выработанного русским послом, и закрепить право российского царя на покровительство православным подданным Турецкой империи (болгарам, сербам, румынам, грекам и др. ).
Тогда Меншиков, потомок известного петровского фаворита, объявил, что порывает отношения с Портой и 9(21) мая 1853 г. вместе со своей свитой и всем составом русского посольства отправился из Константинополя в Одессу.
Конечно, можно допустить, как считают некоторые, что миссия Меншикова в Стамбул является своего рода «образцом развязности, бестактности и неумелости»31. Хотя это утверждение можно считать спорным. Вместе с тем следует подчеркнуть, что одним из самых главных подстрекателей, обдуманно и целенаправленно раздувавших пожар Крымской войны, был изощренный английский дипломат Стратфорд-Рэдклиф. Этот мастер политических диверсий сделал все от него зависящее, чтобы ускорить военный взрыв. Само собой разумеется, и Абердин, и Кларендон, и королева Виктория всецело с начала до конца поддерживали Стратфорд-Рэдклифа32.
Кроме того, важно напомнить, что еще в феврале 1853 г. лорд Кларендон и французский посол в Лондоне граф Валевский33 подписали соглашение о совместных действиях Англии и Франции в сфере восточного вопроса, а в марте (еще до окончания миссии Меншикова) французская эскадра уже отправилась из Тулона в Эгейское море, поближе к берегам Турции.
В начале июня34 английская и французская эскадры подошли к Дарданелльскому проливу и бросили якорь у Безикской бухты. Попытка русской дипломатии (ультиматум графа Нессельроде 4 июня) пригрозить оккупацией дунайских княжеств успеха не имела.
Дипломатические отношения России с Портой были прерваны. Николай торжественно объявил манифестом, что он занимает дунайские княжества «в залог» удовлетворения своих «законных требований».
Пришло время, когда от слов переходят к действиям.
21 июня (3 июля) 1853 г. 82-тысячная русская армия под командованием М. Д. Горчакова35 перешла Прут и вступила в дунайские княжества Молдавию и Валахию «для обеспечения исполнения турками прежних договоров с Россией».
Но война Турции не была объявлена. Как говорит русская пословица: зверя не убивали, а только дразнили.
В это же время, завершая дипломатическую подготовку войны, представители Англии, Франции, Австрии и Пруссии, собравшись на конференцию в Вене, выработали совместный демарш якобы для разрешения «восточного кризиса».
19(31) июля 1853 г., по инициативе австрийского министра иностранных дел К. Буоля36, они приняли редакцию ноты, представлявшую собою соединение проекта князя Меншикова и проекта, предложенного Портою. Русское правительство приняло венскую ноту с условием, чтобы в ней не было сделано никаких изменений. Но Турция потребовала некоторых перемен в ее редакции. Мирный исход был еще более затруднен тем обстоятельством, что памятная записка графа Нессельроде по этому поводу, сообщенная иностранным правительствам, была понята на Западе как подтверждение притязаний и скрытых замыслов России. Переговоры Николая I с Францем-Иосифом в Ольмюце 14(26)—16(28) сентября и с императором австрийским и королем прусским в Варшаве 21 сентября (3 октября) не улучшили политического положения. Принятый в Ольмюце план примирительных действий был отвергнут Францией и Великобританией37. Париж и Лондон все время вели двойственную политику: с одной стороны, они объявляли о своем миролюбии и желании предотвратить войну, с другой, — сознательно провоцировали вооруженный конфликт между Россией и Турцией.
