И вот теперь, осмелившись вслух попросить у грозного султана её руки, юноша вдруг понял, что никогда не сделал бы этого из одной лишь дерзости и честолюбия. Да, то, чего он не понимал и до поры почти в себе не чувствовал, давно уже произошло — он любил юную сарацинку! Но нет, не сарацинку — ведь мать Абризы была француженкой, значит... Стоп! А не значат ли слова Саладина, что он вовсе и не отец девушки? Что если там, в Акре, её спутали с кем-то другим, либо она сама назвалась дочерью султана, чтобы не быть проданной в рабство или отданной в наложницы кому-то из победителей, а выгадать для себя почётный плен? Могла ли такая юная девушка оказаться такой находчивой? А почему нет? Страх и отчаяние иной раз делают изобретательным самого неопытного человека... И если это так, то куда она девалась из лагеря под Акрой, и где её искать? А в том, что найти её теперь для него необходимо, Эдгар был убеждён.

Все эти мысли и царившее в душе смятение привели к тому, что юноша не сумел заснуть, и провёл вот уже половину ночи, шагая взад-вперёд по комнате, то падая на подушки, то вновь вскакивая и принимаясь мотаться без цели по своей темнице.

Светильник, который вечером принёс ему вместе с ужином молчаливый стражник, стал шипеть и погас, однако за окнами висела почти полная луна, и её свет, свободно проходя сквозь витые решётки, рисовал странные узоры на белёных стенах и потолке комнаты.

За дверью послышались шаги, кто-то заговорил по-арабски со стражниками, потом лязгнул засов.

Эдгар быстро обернулся к невысокой двери. Он не был наивен и понимал, что при всём внешнем благодушии, Салах-ад-Дин вполне способен замышлять дурное, а значит, ночью к узнику может проникнуть неслышной тенью убийца, чтобы прервать все его мечты и размышления коротким ударом кинжала. И если убийца будет один, что же, тогда ему вряд ли удастся отсюда выйти: кузнец из Лиона как-нибудь сумеет и без оружия свернуть шею ночному головорезу! Двоим? Двоим, пожалуй, тоже. Ну а приди их больше, они, по крайней мере, получат его жизнь не задаром!

Дверь приоткрылась, затем тёмный проём стал шире. В нём показалась фигура в шёлковом богатом халате. Сарацин вошёл, держа над головой светильник.

— Солнце правоверных, наш великий султан шлёт тебе своё приветствие, христианин! — произнёс вошедший. — Раз сон не приходит к тебе, то, возможно, твои душа и тело нуждаются в успокоении. Чтобы темница не казалась такой уж унылой, повелитель приказал привести к тебе девушку.

— Девушку? — повторил в некотором недоумении Эдгар.

— Да, — человек в халате улыбнулся и протолкнул в комнату фигурку, с ног до головы закутанную в дымчатое золотистое покрывало. — Эта юная гурия была недавно подарена султану дамасским купцом. Она красива и искусна в любви! А чтобы ночь с нею была для тебя ещё слаще, у неё с собою кувшин вишнёвого шербета и свирель.

Теперь Эдгар заметил, что из складок покрывала высовывается рука в тонком серебряном браслете, держащая небольшой поднос, на котором стоял кувшин тёмного серебра и два небольших стаканчика. Рядом лежала небольшая свирель.

«А отчего бы и нет? — подумал с тайным озорством юноша. — В конце концов это вовсе не плохая сторона восточного гостеприимства! Если только девушка и впрямь красива...»

— А можно сперва увидеть её лицо? — спросил он сарацина. — Я уверен, что она хороша, но у нас не принято оставаться с дамой наедине, даже не поглядев на неё.

Сарацин что-то коротко сказал девушке, та сделала неуловимое движение плечами, и золотистая ткань упала к её ногам. Нет-нет, ожидания рыцаря не оправдались: на невольнице были вовсе не прозрачные шальвары и не лиф, который более показывает грудь, нежели её скрывает. (Про такие наряды гаремных красавиц он не раз слыхал от Луи, хотя Луи тоже слышал от кого-то, а сам не видел ни разу!) Девушка была в зелёной просторной рубашке, чуть ниже колен, и шальвары на ней были шёлковые, нарядные, но не прозрачные. Тёмные волосы, расчёсанные на прямой пробор, охватывал широкий витой обруч, позолоченный, а быть может, и золотой. Из-под него скользила тонкая, как дымка, ткань, отброшенная на спину.

И, тем не менее, увидев её лицо, Эдгар вздрогнул, с трудом удержавшись, чтобы не вскрикнуть. Девушка незаметно приподняла левую руку, прижав мизинец к губам. Юноша перевёл дыхание, но вместе со вздохом у него всё же вырвалось:

— О-о-ох!

— А что я говорил? — глаза сарацина так и засияли удовольствием. — Я не сомневался, что она сразу понравится тебе, рыцарь! Но пока ты на неё только смотришь. Думаю, заключив её в объятия, ты испытаешь куда больше восторга. И чтобы не мешать твоему наслаждению, я покидаю эту комнату!

Он поклонился, как кланяются равному, лишь немного согнувшись, но учтиво приложив правую руку к груди, поставил светильник на столик и, пятясь, исчез в проёме двери, которая тут же закрылась за ним. Вновь заскрипел засов.

И тут Эдгар не выдержал.

— Абриза?! — он не крикнул и не прошептал, но будто выдохнул имя, которое жгло его губы. — Абриза! Это ты...

— Это я! — ответила девушка и тихо пошла к нему через комнату, всё так же прижимая к груди поднос с кувшином.

Но как ни медленно она двигалась, Эдгар вдруг заметил, что она прихрамывает на правую ногу, не очень заметно, но ощутимо и при этом привычно. Впрочем, хромота не портила Абризу, она даже как будто шла к ней, добавляя загадочности и беззащитности. При этом теперь, когда её лицо было открыто, а голову не прятала, как в прошлый раз, большая чалма, Эдгару стало казаться, будто он где-то когда-то уже видел эту девушку. Нет, не на турнире, тот раз был не в счёт — будто бы он знал её и прежде. Но откуда?..

— Как ты сюда попала?! — Эдгар говорил по-французски, зная, что она отлично владеет этим языком. — Что это означает? Я говорил о тебе с султаном, и он...

— Постойте, мессир Эдгар! — твёрдо прервала его девушка, и тут ему почудилось, что её голос он тоже слышал когда-то прежде. — Сейчас нет времени отвечать на вопросы. Этой ночью или утром вас должны убить.

— Вот как! — он сразу пришёл в себя. — Значит, обходительность Салах-ад-Дин а была просто ловушкой? Да?

— Нет. Султан искренне хочет вернуть вас королю Ричарду и начать с ним переговоры. Но не все этого хотят. Поэтому вы должны отсюда бежать.

С этими словами девушка поставила на пол поднос и, вытащив из узла своих волос шпильку, быстро согнула её и засунула в высокое горлышко кувшина. Несколько мгновений она что-то ловила этим самодельным крючком, затем дёрнула его кверху, и из горлышка показалась петля тонкой, но прочной верёвки.

— Там же, в кувшине, напильник, — не поднимая головы, продолжая виток за витком извлекать верёвку, сказала Абриза. — Эти решётки, как мне сказали, очень непрочные — вы легко выпилите одну из них. А чтобы никто не услыхал, я буду в это время играть на свирели, а иногда смеяться и говорить громко какую-нибудь ерунду по-арабски. Не обращайте внимания. Через час нас будут ждать внизу. Рамиз-Гаджи сказал, что сумеет отвлечь стражников: внизу их всего двое. Рамиз их заманит в развалины — тут кругом всё в развалинах, а уж там они с мессиром Луи сумеют оглушить и скрутить сарацинов.

— Луи здесь? — быстро спросил рыцарь. — И Рамиз?

— Да. А ещё отец Рамиза, эмир Фаррух, который, оказывается, не погиб в Акре. Это он привёл меня сюда, к вам. И он тоже будет там, под окнами. Он обещал помочь вам выбраться из города.

— А ты? — он перехватил её руку с верёвкой и резко притянул к себе. — Мы уедем, если удастся... А куда денешься ты? Я не хочу больше тебя терять, слышишь!

— Да куда я потеряюсь? — почти обиженно проговорила девушка. — Неужели вы и в самом деле меня совсем-совсем не узнаёте? Королева говорила мне, что платье может совершенно изменить человека, но я ей не верила!

Эдгар почувствовал, будто его окатили волной крутого кипятка. Этот голос, этот взгляд тёмных, будто удивлённых глаз. Густые волны мягких волос с непривычным пробором над овальным полудетским лицом. Густые чуть-чуть лохматые ресницы над большими карими глазами. Но ведь это же... Это... — Ксавье?!!