— Ну, как тебе сказать... — смутился Луи. — Я не знаю, что, во-первых, может найти на Ричарда — он ведь то великодушен, то не приведи Бог — сам от многих слыхал... Правда, мне он обязан жизнью, и он знает, что ты мой близкий друг и молочный брат. Но ведь вопрос ещё и в том, что мы с тобой не подданные английского короля. А к Филиппу-Августу я бы не совался с этим! Он в отношении оскорбления рыцарской чести и всяких там правил и обычаев просто сам не свой! Я ведь, скажу тебе честно, тоже думаю об обещанной награде. И, если бы только Алиса была сестрой не Филиппа, а Ричарда... Или, ну скажем, Филипп был бы таким, как Ричард... Словом, тогда я бы знал, чего просить! А что? Разве род Шато-Крайонов чем-то хуже Плантагенетов? Но наш король не отдаст мне сестру — лучше в монастырь её отправит... Я уже говорил этим утром с Алисой. Она сказала, что брат хочет вернуть её во Францию. Предлагает ехать с нею. А что я отвечу? Что не могу нарушить клятву Святому Кресту и покинуть тех, кто идёт дальше, в поход к Иерусалиму? Говорил я ей это.

— А она что?

— А что она? Что ты хочешь от женщины? Плачет. Хотя вообще-то она — мужественная девушка. Можешь себе представить: говорит, что готова тайно со мной обвенчаться! Мол, потом Филиппу всё равно будет некуда деваться.

— Ну так и обвенчался бы! — воскликнул с жаром Эдгар. — Ведь ты любишь её, и она любит тебя. Думаю, епископ Балдуин вас не выдаст. Обвенчаетесь здесь, а потом она будет ждать тебя во Франции.

— Да-да! А я буду воевать и думать, рогат я или ещё нет? — ехидно подхватил Луи. — Ах, братец мой, разве ты ещё так наивен и не знаешь, что даже самая верная женщина способна изменить при определённых обстоятельствах?

— Я в это не верю.

— И ты встречал верных жён?

— Встречал. Моя мать была верна моему отцу, хотя даже не была с ним обвенчана.

Этот твёрдый ответ заставил Луи замолчать. Он задумался.

— Право не знаю, Эдгар, как помочь тебе с посвящением в рыцари! — произнёс он наконец. — Кажется, после наших здешних подвигов ты имеешь на это полное право, не будь с самого начала такого обмана. И в этом виноват только я один!

Он произнёс это с таким жаром и раскаянием, что Эдгар тут же добродушно рассмеялся:

— Да ну, право!.. Разве так уж важно в конце концов, кем я умру — рыцарем или простолюдином? Я бился за Гроб Господень, участвовал в сражениях, как мой великий предок, и это уже означает, что я не напрасно живу в этом мире! И это благодаря тебе, Луи. Так что ни в чём себя не упрекай.

— Значит, ты будешь участвовать в турнире? — лукаво улыбнулся Луи.

— О-ох, опять ты! Ну как, скажи ты мне, как я покажусь на рыцарском турнире после того, как на глазах у половины лагеря орудовал молотом в кузнице? Ведь это позор для рыцаря!

Луи хлопнул себя по голове:

— Ба-а-а! Так не забыть бы напомнить Ричарду Львиное Сердце, что он не имеет права биться с другими рыцарями. Он ведь тоже работал в кузнице, да ещё и не мастером, а подмастерьем!..

— Учеником, Луи, учеником! На подмастерье год учиться надо. Хотя Ричарда я бы произвёл в подмастерья, может быть, и через полгода: у него очень хорошие способности к нашему ремеслу.

Смеясь и обмениваясь шутками, молодые люди меж тем уже дошли до памятной им твердыни — Проклятой башни. В вечернем свете её изуродованная громада выглядела ещё суровее и мрачнее. Алый свет заходящего солнца обрисовывал контуры башни и неровный излом полуразрушенной восточной стены зловещим кровавым контуром.

Шум праздника, разливавшийся над аркской равниной, почти не доходил сюда — лишь тихо звучала, долетая издали, музыка флейт, порой гулко рокотал барабан, порой доносились всплески весёлых выкриков и смеха. И, сливаясь с этим радостным, но далёким гулом, гораздо ближе, где-то за выступами крепостных стен, тихо взлаивали и завывали шакалы, спеша к ночному пиру.

Крестоносцы подобрали и похоронили своих убитых, но собрать тела погибших магометан, попадавших в ров и оставшихся на крепостных стенах, у победителей не был сил, да не было и особой охоты... Что до жителей города, то многие из них пытались найти среди погибших своих близких и порой находили, однако им и подавно было не похоронить всех.

— Идём отсюда! — поморщившись, проговорил Эдгар. — Мерзкое место... Мне и сейчас ещё видится эта страшная подземная темница.

— А кстати, — вспомнил Луи, — Ты не спрашивал Седрика: тот старый узник-монах умер?

— Нет! — Эдгар облегчённо перекрестился. — И он не старик, как оказалось. Он сказал потом, что ему всего сорок два года. Наш лекарь говорит, что это поразительно крепкий человек — его, наверное, удастся выходить. Но знаешь, после разговора с королём монах Григорий спал целые сутки, а когда проснулся, почти ничего не помнил о видении, которое было ему послано в заточении, и о том, что он предрёк Ричарду.

— А что он ему предрёк? Я ведь не слышал.

— Я тоже. Мне Седрик кое-что пересказал. Идём, Луи. Расскажу по дороге. Право, мне тошно около этой развалины. И всё время мерещатся какие-то стоны, будто тут бродят призраки!

Луи как-то странно посмотрел на молочного брата:

— Видно, и в самом деле бродят! Потому что двоим не может мерещиться одно и то же. Мне тоже кажется, будто кто-то стонет...

Молодые люди прислушались.

В странной вечерней полутишине, нарушаемой отзвуками далёкого праздника и взвизгами шакалов, вновь отчётливо прозвучал глухой человеческий стон.

— Вон оттуда! — воскликнул Эдгар, указывая на излом стены справа от башни. — Точно, это там. Наверху.

— Да и я слышу, что там, — согласился Луи. — Но только как мы туда заберёмся? Хотя, кажется, по осыпи обломков можно добраться почти до самого провала.

— Можно, — кивнул кузнец. — Но нужно поспешить: мы, остолопы этакие, не взяли с собой факелов, а в темноте по этим глыбам спускаться будет опасно. Пошли!

Юноши решительно миновали ров, невольно кинув взгляд на полуобвалившиеся отверстия подземных ходов, в которых они едва не нашли свою смерть, и стали карабкаться по восточной стене, вернее, по грудам осыпавшихся с неё и с треснувшей башни камней. Это было то самое место стены, на которое рухнул громадный обломок. Подниматься было небезопасно: осыпь расползалась под ногами, не было и надёжной опоры для рук. Но оба крестоносца были достаточно ловки и ухитрялись сохранять равновесие, даже когда какая-нибудь глыба выворачивалась из-под ноги или из-под ладони и с шумом катилась вниз.

Оказавшись в обширном углублении, выбитом рухнувшей частью башни, Луи и Эдгар огляделись. Они стояли среди сплошного нагромождения камней и больших каменных глыб. То были осколки башенной стены, прочная кладка которой не рассыпалась до конца, многие камни остались спаяны застывшим на века песочным составом. Слабый стон прозвучал вновь, и теперь они увидели выступающее из-под одной такой глыбы человеческое тело. То был магометанин: молодые люди сразу рассмотрели обмотанную белым тюрбаном запрокинутую назад голову. Глыба придавила человеку ноги до самых бёдер.

— Неужели он лежит тут два дня? — изумлённо проговорил Луи. — Но и вчера, и позавчера весь день палило солнце — разве можно было выжить?

— В полдень сюда падает тень башни, — заметил Эдгар. — Хотя от этого вряд ли было много легче. Ну что, друг, мы с тобой ведь одолеем вдвоём этот камешек, а?

Осторожно ступая, молодые люди приблизились к лежащему и, ухватив придавивший его обломок с двух сторон, резким рывком приподняли и сбросили его во внутреннюю часть крепости, туда, где терялись в вечернем полумраке улицы Акры.

Тот, кого они освободили от страшного каменного гнёта, оказался юношей, почти мальчиком — на его смуглых щеках лишь начал проступать тёмный пух будущей бороды. Его тело выглядело невредимым, но обе ноги были, скорее всего, сломаны, а по правому виску тянулся узкий кровавый след — падая, он ударился о камни головой.

Юноша вновь застонал и приоткрыл глаза. Они были мутны от боли, но видели. Взгляд раненого скользнул по склонившимся над ним лицам, потом губы шевельнулись, и он что-то хрипло прошептал.