Шпион, в свою очередь, захихикал, но тотчас снова стал серьёзен.

— Всему своё время, магистр, всему своё время. Когда-нибудь нам можно будет делать и это. Когда в этом будет смысл. Когда мы... мы с вами сможем править миром открыто, а не с помощью всяких там императоров Генрихов или султанов Саладинов.

— Не узнаю тебя! — удивился Парсифаль. — Ещё недавно тебя корёжило, стоило только упомянуть о том, что первыми, кто поклонился Распятому, были именно евреи.

— Это совсем другое! — сказал бен-Рувим тихо. — Это совсем-совсем другое, высокочтимый магистр. Те были не евреи. То есть они стали не евреями: их так уже нельзя называть, и они куда хуже всех остальных. Нет, я говорю о том, что кому-то, возможно, придётся называть себя христианином, исполняя при этом все правила. Но это будет возможно лишь в те времена, когда для большей части людей христианство станет внешним украшением, когда его постараются приспособить к своим надобностям, а молиться будут одному лишь золоту. Я говорил об этом там, в Палестине, с помощником великого магистра ордена, с Ожером Рафлуа. Он не понял меня. Даже он!

— А я, ты считаешь, пойму?

Магистр братства Святого Грааля подошёл к очагу, поворошил поленья длинным железным прутом. Огонь, лениво ползавший по обрубкам осины, целиком охватил одно из поленьев и взметнулся высоким языком, бросив дрожащий свет на сухое лицо колдуна. Оно как будто ещё сильнее заострилось, а взгляд устремлённых на шпиона глаз вновь наполнился зловещим зелёным блеском.

— Вы поймёте, вы как раз поймёте, — кивнул Шмуль бен-Рувим. — Рафлуа всё же пытается быть и тамплиером, и рыцарем, и слугою Князя Тьмы, и блюстителем внешних законов. Он разборчив в выборе средств. Например, его покоробило моё предложение заключить союз со Старцем горы. А вот вы на это пошли. Ещё бы не пойти, раз на Востоке Старец и его слуги обладают таким могуществом!

— Видел я их могущество! — презрительно бросил Парсифаль. — Они не сумели справиться с одним-единственным рыцарем-бродягой, с этим самым Тельрамундом. А я немало уплатил твоему Старцу. И помню об этом.

— И я помню. Но тут уж не моя вина. Придётся ассасинам в следующий раз помогать нам бесплатно. Я позабочусь об этом. До меня дошло, что Саладин умирает. Думаю, после его смерти там настанут весёлые времена, и нам надо будет постараться подольше продлить войну мусульман с христианскими странами, чтобы хорошо попало и тем и другим. Ну а когда мусульмане выживут христиан оттуда, мы напишем историю Крестовых походов, в которой докажем, что Бог, кто бы и как бы Его ни называл, был вовсе не на стороне крестоносцев. Век за веком мы будем переписывать эту историю, внушая презрение к алчным рыцарям, которые пошли воевать не за Святую землю, а, как мы напишем, только ради богатства и власти! Мы заставим смеяться над ними, а смех убивает лучше ваших мечей. Куда лучше! С рыцарством надо кончать, магистр. Вы-то это отлично понимаете. А ещё нужен страх! С теми, кто живёт в страхе, ничего не стоит справиться. Вот для этого и нужны ассасины, которые являются из-за угла ночью и днём, посреди толпы, в городе и в пустыне. Их кинжалы достают воинов и герцогов, отравленные шипы впиваются во всякого, кто мешает Старцу горы. Так пусть ему мешают те же, кто мешает нам!

Парсифаль продолжал крутить железным прутом в очаге, с кажущимся невниманием прислушиваясь к бесконечной болтовне бен-Рувима. Тот говорил о том, о чём колдун давно думал и сам, но воодушевление шпиона тревожило магистра. Колдун отлично знал, что Шмуль работает на самых разных хозяев, выбирая, кто в какой момент ему выгоднее. Правда, с тамплиерами он был связан уже много лет, и у ордена не было случая усомниться в преданности «оборотня», как звали его меж собой великий магистр и его помощники. Братство Грааля какое-то время относилось к бен-Рувиму осторожно, однако его широчайшие возможности, возникшие благодаря налаженным связям в самых различных странах, заставили Парсифаля приблизить его к себе. Сейчас тамплиер доверил опытному шпиону то, что полагал важным, может быть, самым важным в делах братства. И в этот момент вдруг усомнился: а считает ли сам бен-Рувим, что задуманное ими жертвоприношение действительно имеет такое огромное значение?

— Но ты не веришь, что принесение жертвы приблизит нашу власть? — спросил магистр.

Однако смутить бен-Рувима было сложно.

— О, я верю, что эта жертва нужна! — воскликнул он. — Другое дело, для чего.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да то лишь, что мы с вами по-разному понимаем, что значит наша власть. Я верю, что она будет нашей (а, значит, и моей), когда меня уже давно не будет на земле. А вам хочется огромной власти при вашей земной жизни, потому что вы ведь не верите до конца в бессмертие души? Тайные знания именно этим и искушают: кажется, что становишься всесильным, и вдруг в ужасе понимаешь, что при этом ты смертен! А вы хотите бессмертия здесь, на земле, потому что Князь властвует здесь. Так ведь?

Огонь наконец охватил дрова целиком, и алые сполохи заиграли на каменных стенах и на коврах, на дубовой столешнице, забрызганной вином, будто кровью.

Парсифаль отставил железный прут и повернулся к бен-Рувиму:

— Я знаю, чего я хочу, Шмуль. И более того — знаю, чего хочешь ты. Да, мне нужно ускорить приход Князя Тьмы, и я верю, что смогу до этого дожить. Я не собираюсь умирать в шестьдесят или семьдесят лет, потому что знания дадут мне возможность пробудить во плоти древнюю силу. Ведь библейские патриархи жили по восемьсот-девятьсот лет, верно? Ной, к примеру...

Шпион устало вздохнул:

— Ах, до чего вы любите верить тому, что написано! Ведь это всё — притчи. Библия вообще такая книга, где одни притчи. Кто сможет сейчас доказать, сколько лет жил Ной? И вообще, жил ли? Мало ли что там понаписали!

— Ах, вот как! — засмеялся Парсифаль. — Ты не веришь Ветхому Завету? Впрочем, я отлично знаю, что Ветхим Заветом иудеи лишь прикрываются. Талмуд — вот ваша священная книга.

— И ваша, — смиренно напомнил бен-Рувим.

— Да, и моя. Но Священное Писание нельзя отрицать, иначе против чего, то есть против Кого, мы боремся?

Шмуль не ответил, глядя на пляшущее в очаге пламя. Сумей Парсифаль сейчас увидеть выражение его глаз, он бы легко прочитал мысли шпиона. Но тот знал, что его взгляд не так легко поймать.

— Вы должны теперь надеяться на второе сочетание звёзд, — сказал он. — И тут уже нельзя ошибиться.

— Ещё бы! — кивнул магистр. — Следующее подобное сочетание будет лишь через семьсот двадцать пять лет![111]

За это время власть христиан станет прочнее, и одолеть её будет куда трудней.

— Вы ошибаетесь. Очень ошибаетесь. За сотни лет её ослабят распри внутри самой церкви. Ведь вот она уже раскололась пополам[112]. И будет ещё хуже: пока что раскол не коснулся сути этих ваших таинств и прочей чуши, которая так примазывает глупцов к их глупой вере. А потом наверняка найдутся раскольники, которые пойдут дальше и назовут бредом поедание хлеба под видом плоти собственного Бога и отвергнут большую часть обряда. Да мало ли что ещё произойдёт! И главное — будет натиск Востока, который может и вовсе за эти сотни лет уничтожить христианские страны.

— А вот тут ошибаешься ты! — возразил колдун. — Так и было бы, но помешал проклятый Ричард. Если б он не гнал целый год ранее непобедимую армию Саладина, побеждая малым числом несметные толпы сарацин, не внушил им ужас перед своим именем, не научил бояться христиан, сарацины сейчас уже мечтали бы о захвате здешних земель. И нам пришлось бы их останавливать, чтоб слишком много не сцапали прежде времени! Но этого не случилось. Они поняли, как страшны бывают христиане, и теперь натиск Востока на Запад отложен на сотни лет. Гороскопы предсказывают появление новой силы, через столетие с лишним эта огромная сила двинется от границ Китая. Но ей суждено увязнуть и затем погибнуть в просторах Гардарики. Сюда она не дойдёт.