Упражняясь, Львиное Сердце вспомнил песню, которая в Дюренштейне позволила ему подать весть верному рыцарю-трубадуру Блонделю. И теперь, не переставая делать выпады воображаемым мечом, он запел эту песню, вовсе не надеясь, что её и здесь кто-нибудь услышит. Внешняя стена поднимается высоко над внутренней, а его склеп — под землёй, так что никакие звуки не выберутся отсюда на волю. Но пение тоже укрепляет, да и упражняться так легче.

Пропел первые два куплета. Умолк, переводя дыхание, потому что «меч» в руке показался вдруг слишком тяжёл — цепи были куда весомее самых тяжких доспехов и оружия. Поправил железное кольцо на правой руке, чтобы не съезжало с повязки и не растирало кожу (на эти повязки Ричард извёл уже рукава своей рубашки, но тряпки рвались, пропитывались кровью и сукровицей, и раны, оставленные кандалами, всё равно не заживали). Затем несколько мгновений вспоминал третий куплет. Король сочинил его именно тогда — услыхав донёсшийся издалека знакомый голос Блонделя. Сочинил, повинуясь какому-то нежданному вдохновению, и сам удивился словам и их смыслу.

Почему тогда ему пришла мысль о гибели? Ричард знал, что находится в опасности, что герцог Леопольд мстит ему и просто так не отпустит из плена. Знал, что у него немало и других врагов. Леопольд, при всей своей злопамятности, вряд ли совершит откровенную гнусность — убьёт пленника, оказавшегося в полной его власти. Но мало ли, что изобретут друзья и вассалы герцога, проведай они о пленении короля? Но Ричард не думал тогда о скорой гибели. И вдруг — эти странные, так внезапно родившиеся в сознании слова... Теперь он пропел последний куплет и подумал: «Ну а если и в самом деле со мной собираются поступить так подло? Тем более нужно, чтобы до конца были силы. Только не сломаться, не дрогнуть. Устоять!»

В глубокой чёрной нише, где пряталась низкая, вся покрытая плесенью дверь, послышался скрежет и лязг засова. Ричард не перестал упражняться со своим воображаемым мечом, однако покосился в сторону двери с удивлением. Что бы это означало? Утро едва наступило, а в его темницу кто-то собирается войти? Или ему решили сделать подарок и накормить пораньше? Не похоже на строгих тюремщиков. Тогда в чём дело?

Дверь заскрипела и стала отворяться. Пригнувшись, вошли двое стражников, как обычно — в кольчугах и при полном вооружении. Они, как видно, боялись его и закованного в цепи. Но на этот раз позади виднелось ещё несколько фигур — их освещал факел.

Король опустил свой «меч» и спокойно повернулся к вошедшим, однако ничего не спросил. Он говорил только тогда, когда заговаривали с ним, а это случалось редко. Вероятно, безмолвие тоже было частью задуманной Генрихом пытки: скорее всего, он хотел, чтобы у пленника сдали нервы. Вопрос — для чего ему это нужно?

Несколько мгновений длилось молчание, потом один из стражников произнёс:

— Выходите и ступайте за мной.

Второй занял место за спиной Ричарда, умудрившись протиснуться в оставшееся позади узкое пространство.

Не проронив ни слова, Львиное Сердце шагнул к двери, в которую уже вышел первый стражник. За дверью был небольшой коридор, дальше начиналась лестница — короткая, но узкая и крутая. Когда его сюда привезли, Ричард ещё не мог как следует наступать на левую ногу и едва не скатился с этой лестницы вниз. На сей раз он её одолеет. Но до чего тяжёлое железо! Такое ощущение, что тащишь по ступеням самого себя. Ладно, бывало и хуже...

Впереди, перед стражником, двигались ещё четверо воинов — тот, что с факелом, и трое с обнажёнными мечами. О, Господи! Даже лестно.

Ричард шёл, подхватив рукой ножную цепь, чтобы не запутаться в ней, и ему приходилось делать очень небольшие шаги. Поэтому он не спешил, заставляя идти медленно и свою стражу.

Они миновали ещё один, уже верхний, коридор. Здесь к конвою примкнуло шесть каких-то фигур, без доспехов, но тоже с обнажёнными мечами. И вдруг распахнувшаяся дверь вывела их во двор замка.

Ричард пошатнулся, едва не лишившись сознания. Так подействовала волна ослепительного солнечного света, хлынувшего, как ему показалось, со всех сторон. Король зажмурился и подумал, что если не ослепнет, то уж наверняка задохнётся. Вдохнув полной грудью свежий, не настоянный на плесени воздух, он ощутил, что этот глоток до отказа переполнил лёгкие. На мгновение у него так закружилась голова, что понадобились все силы и вся воля, дабы не грохнуться навзничь.

— Дурно? — спросил рядом чей-то голос, не участливый и не насмешливый — ничего, кроме любопытства, в нём не слышалось.

Ричард открыл глаза, которые постепенно привыкали к яркому свету, и повернул голову к говорившему. То был тощий мужчина, одетый в чёрное, со странным, прожигающим насквозь взглядом. Король Англии ещё ни разу не видел колдуна Парсифаля, только много слышал о нём. Но Ричарда поразило ощущение неведомой, глухой угрозы, которое исходило от этого человека.

— Кто вы такой? — ответил Львиное Сердце вопросом на вопрос.

— Рыцарь Храма и слуга императора, — проговорил тёмный человек тем же вкрадчиво-ровным голосом.

— Тамплиер! Ну так я и думал! — воскликнул Ричард почти весело. — По-моему, более преданных врагов у меня не было и нет.

— Приятно, когда твою преданность ценят.

В это время пленник увидел, что на другом конце крепостного двора, возле опущенной решётки ворот, стоят несколько осёдланных лошадей и рядом — восемь всадников в боевых доспехах, при оружии.

— Прошу вас, король! Прошу! — теперь Парсифаль говорил куда твёрже и жёстче. — Нам пора ехать.

— Вот как? — ни в лице, ни в голосе Ричарда не было и тени тревоги, что, кажется, злило колдуна. — Пора так пора. Куда вы меня повезёте?

— Пока вам предстоит недалёкий путь, ваше величество. Но затем, — жгучие глаза Парсифаля вспыхнули ещё ярче, — затем вы отправитесь гораздо дальше.

В выражении этих глаз, в голосе, в смысле гримасы, исказившей сухое лицо хранителя Грааля, невозможно было ошибиться. Он и говорил с одним лишь желанием — устрашить, привести в смятение, заставить ощутить жуткую власть неведомого, перед которой содрогаются даже самые сильные сердца.

Отчасти он достиг цели. Сердце Ричарда, доселе бившееся лишь чуть сильнее обычного, теперь вдруг замерло, затем сильно заколотилось. Он очень хорошо понял Парсифаля. Но у него и на этот раз хватило воли ничем не выдать себя.

— Мне кажется, — сказал король с улыбкой, — что в своё время вы, мессир тамплиер, отправитесь куда дальше меня. И у меня не будет возможности встретить вас в конце долгого пути. Мы говорим об одном и том же, не так ли?

Парсифаль тоже не изменился в лице. Лишь вытолкнул коротко и зло:

— Если даже и так, мы всё равно не можем друг друга понять. Прошу в седло.

— Вот в этом? — король снова засмеялся и тряхнул в воздухе ножной цепью, которую по-прежнему придерживал рукой. — Вы что же, полагаете, что в этом возможно сесть верхом?

— Это сейчас снимут, — спохватился колдун и махнул рукой стоявшему в стороне человеку. — Но цепь на руках, не обижайтесь, придётся оставить. Вас очень трудно удержать в неволе, ваше величество. Очень трудно!

Когда пленник и двенадцать человек охраны оказались в сёдлах, сел на коня и сам колдун. По его знаку тотчас поднялась решётка, открывая проём ворот, и почти сразу же опустился подъёмный мост. Ричард в первый момент удивился, что ему не попытались, как в прошлый раз, закрыть лицо капюшоном, но потом подумал: «Лишнее доказательство! Скорее всего, меня увозят туда, где всё должно окончиться».