В густой чаще соколу было бы нелегко высматривать добычу, поэтому охотник поскакал вдоль огибавшей опушку неширокой реки, через лужайку, к обширному оврагу, густо заросшему кустарником. Он помнил, что в этом овраге водится много разной птицы, кроме того, там любили прятаться зайцы, туда же в поисках добычи забредали и лисы, а порой и волки. Конечно, Трибо не мог бы одолеть волка, но Луи взял с собой арбалет и не сомневался, что сумеет подстрелить зверя даже на всём скаку.

Сокол вполне оправдал добрые отзывы старого Жана. Не прошло и часа, а в притороченной к седлу сумке охотника уже лежали две крупные дрофы. Луи совсем развеселился и поехал дальше. Ему хотелось поохотиться возле старой полуразрушенной мельницы. Когда-то по дну оврага текла речушка, и крестьяне ближайшей деревни, устроив запруду, соорудили тут эту мельницу. Но вот уже лет пятьдесят, как вода иссякла, и мельник перебрался на другое место. Добравшись до развалин, Луи вспомнил, что может вторгнуться в чужие владения — земли графа Шато-Крайона здесь заканчивались. Но барон Жерар де Брюи был тот самый старый рыцарь, приятель его отца, и юноша здраво рассудил, что если старик пятнадцать лет ждал уплаты немалых долгов соседа, то уж как-нибудь простит его сыну, если тот немного потравит дичь в его лесу.

Трибо, в очередной раз спущенный с поводка, взмыл высоко в небо, довольно долго кружил над краем оврага, где за зарослями редких сосенок открывалась довольно большая поляна, потом плавно повернул, снизился и камнем ушёл вниз.

— Есть! — воскликнул довольный охотник.

Но сокол на этот раз не спешил вновь появиться. Возможно, выбранная им дичь была велика и тяжела для него, а может быть, сопротивлялась, и птице было трудно её прикончить. Луи поскакал в том направлении, где исчез Трибо, и вскоре услыхал за сосновой рощицей настоящий шум схватки — громкое хлопанье крыльев, отчаянный рёв какого-то зверя и затем злобное шипение, точно на этот раз сокол схватился со змеёй.

Луи сдёрнул с седла арбалет и стремительно направил коня сквозь сосняк. И ещё прежде, чем добрался до цели, услышал новый звук — пронзительный визг. Тут уж ошибиться было нельзя, при всей своей неопытности Луи знал — так визжать может только одно существо на земле — женщина.

На небольшой поляне, как раз на фоне причудливых развалин мельницы, охотник увидел сцену, от которой едва не расхохотался. Посреди поляны происходила отчаянная схватка — сокол атаковал какого-то зверя, а тот, опрокинувшись на спину и выставив вверх все четыре лапы, бешено отбивался, да так, что густое оперение Трибо уже немного пострадало. Зверь этот был не заяц, не барсук, не лиса и не куница. То был... самый обычный кот, серый, пушистый, широкомордый и усатый. Он ревел и шипел во всю свою кошачью глотку то ли от ужаса, то ли от праведного гнева: какого же беса рогатого эта дурная птица приняла его за лесную дичь?! Трибо, возможно, и сам уже понял свою ошибку, но и его охватила ярость, а потому он наскакивал на зверюгу с разных сторон, намереваясь всё равно его доконать. А вокруг них бегала кругами и дико визжала девушка лет двадцати, одетая как богатая крестьянка — в коричневое без рукавов платье, сшитое из хорошего сукна, надетое поверх белой, нарядно расшитой рубахи. Эта рубаха была длиннее платья, однако и она едва доходила девушке до щиколоток, а на бегу её подол развевался и задирался так, что видны были не только красивые, на удивление небольшие башмаки, но и крепкие икры чуть ли не до колен. Голову девицы прикрывал аккуратный белый чепец, но сейчас он съехал на затылок, открывая пышные рыжеватые волосы.

— Прочь, прочь противная птица! — кричала девушка, размахивая руками, но явно не решаясь подступиться к соколу. — Не тронь моего кота! Прочь, дрянь ты этакая, прочь! Прочь!!!

Луи некоторое время наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Он от души веселился, к тому же его разбирало любопытство — сумеет ли Трибо ухватить кота, и на что в этом случае решится крестьянка. Однако когти перепуганного котищи могли серьёзно ранить птицу, да и Трибо мог внезапным ударом прикончить зверя, а это стало бы, наверное, большим горем для девушки. И рыцарь в конце концов пронзительно свистнул, призывая сокола вернуться к нему.

Трибо до того разгорячился, что сперва не отозвался на свист, продолжая нападать на кота, но, когда Луи свистнул во второй раз, громче и резче, сокол повиновался и с явной неохотой подлетел к охотнику. Он сел на подставленную ему руку в кожаной перчатке и покорно дал надеть себе на голову колпачок, но продолжал ещё некоторое время гневно хлопать крыльями и грозно щёлкать сильным клювом.

Кот, избавленный от беды, всё ещё лежал, вскинув растопыренные лапы и шипел, будто кобра. Лучше было бы не трогать его, пока он в таком настроении, но крестьянка, желая увериться, что её любимец не ранен, подбежала, схватила его на руки и... громко вскрикнула, на этот раз от боли — котяра рассадил ей левую руку от локтя до ладони.

— Кошки так же неблагодарны, как большинство женщин! — проговорил Луи, пересаживая сокола на гриву коня, слезая с седла и подходя к девушке. — Любят, чтоб их спасали, и всегда готовы побольнее ранить своего же спасителя.

— И много ли женщин вас поцарапали, добрый господин? — спросила девушка, всхлипывая и растерянно глядя на кровавые полосы, расчертившие ей руку.

— Пока ни одна, — безо всякой обиды отвечал молодой рыцарь. — Я редко подхожу к ним без перчаток. Можно вас перевязать?

И не ожидая ответа, он вытащил из-за пояса платок и аккуратно обмотал им предплечье крестьянки. Та с некоторым удивлением подняла на него глаза, и тут Луи смутился. Девушка была очень хороша. Круглое её личико с немного вздёрнутым носиком нельзя было назвать правильным, но его отличала та нежная прелесть, которая кажется лучше любого совершенства. Алые озорные губки, напоминавшие цветок, свежий румянец, словно нанесённый кистью, трогательные ямочки, возникшие на обеих щеках, когда девушка слегка улыбнулась, — всё это вместе производило неотразимое впечатление, настолько неотразимое, что Луи, несмотря на молодость уже достаточно искушённый в женских прелестях, не заметил ещё одной странности: у девушки были не только необычайно маленькие ноги, но и небольшие руки безукоризненной формы, явно не испорченные тяжёлым сельским трудом — их кожа была бела как мрамор, а ладони нежны точно шёлк.

— Как вы ловко это сделали! — воскликнула она, рассматривая повязку. — Вам, наверное, уже случалось перевязывать раны?

— Раны? Да, много раз, — кивнул молодой человек. — Но я впервые имею дело со следами кошачьих когтей. А коту хоть бы что! Он что же, думает получить награду за своё геройство?

Серый разбойник в это время преспокойно тёрся у ног девушки, не испытывая ровно никакого раскаяния.

— Могу я узнать, кто вы? — спросила девушка, кажется, не слишком смущённая пристальным восторженным взглядом рыцаря. — В этих местах я чужая и никого не знаю.

— Чужая? — Луи слегка опешил. — Но я думал... думал, что вы живёте в одном из здешних селений.

Он уже начал понимать, что это была глупая мысль. Одежда девушки ввела его в заблуждение — она не могла быть крестьянкой. Служанка из замка барона де Брюи? Тоже едва ли. Наверное, его родственница, из прихоти решившая нарядиться в свободное сельское платье.

— Впрочем, — тотчас оборвал себя юноша, — я не имею права задавать вопросов даме. Моё имя, если вам интересно, — граф Луи Шато-Крайон, рыцарь Святого Креста.

— О-о-о! — вырвалось у красавицы. — Так вы сын отважного рыцаря Гюи? Отец мне о нём рассказывал. И вы уже были в крестовом походе?

— Да, — он чуть поклонился, украдкой показав кулак коту, решившему в это время поточить когти о его сапог. — И собираюсь вновь отправиться в поход, надеюсь, к стенам Иерусалима. Но вначале мне должно выполнить поручение, данное нашим милостивым королём.

Тонкие брови девушки высоко поднялись:

— Филипп дал вам поручение? Вы из его свиты?

Это был уже почти дерзкий вопрос, и Луи мог бы на него обидеться, но эта странная красавица слишком ему нравилась, пожалуй ТАК ему не нравилась ещё ни одна женщина. И ещё: в ней, при всей простоте и естественности поведения, ощущалась какая-то особая властность, какую не дают ни деньги, ни оружие, а только происхождение.