А вот следующая комната его удивила. Здесь стоял огромный стол, заваленный едой. Рядом с блюдами высокой кухни расположилась какая-то уличная еда, простые ломти мяса и соленья, кубки с дорогим вином чередовались со стаканами дешевого алкоголя. С минуту княжич смотрел на это, но потом понял – пятьдесят лет не прошли даром. У юного Ксайрона были одни вкусы, у Рони они изменились. Сейчас он снова стал полноценной личностью и ищет свои предпочтения, потому и на столе такой бардак.

Потому не удивился он беспорядку и в комнате… чего? Отдыха? Игр? Привычек? Ксай рассмеялся – построил, сам не понял чего. Разумеется, сейчас в голове полныйбардак, затем и пришел сюда – разбираться. В комнате по правую руку расположился бильярдный стол, но вместо кия и шаров на нем лежала шахматная доска с разыгранным дебютом. Когда-то он играл в шахматы с отцом, но сейчас уже не мог вспомнить названия начала партии. На стенах висели шпаги, мечи, сабли и прочее холодное оружие, причем вразнобой, а то и криво. Еще один признак поисков нового себя.

В четвертую комнату он даже не заглянул, знал, что там кабинет и тоже в полном беспорядке. Так кем же он стал?

Ксайрон взлетел по лестнице на второй этаж. Тут находилась библиотека с его знаниями и навыками, тесно переплетенными с чувствами, эмоциями и желаниями. Но путь лежал не в прохладный полумрак стеллажей, а на балкон. Отсюда открывался вид на сад и небольшую речушку, что брала начало у подножия дворца и бежала меж деревьев и кустов. Когда-нибудь она превратится в полноводную реку, а пока больше походила на широкий ручей.

Река – так Ксайрон представлял течение своей жизни. Вначале широкая, потом разделилась на два рукава – один нырнул под землю, другой потек дальше по земле – разделение на Ксая и Рони. Чуть дальше подземный ручеек вынырнул и потек рядом с первым по разные стороны продолговатого камня – пробуждение Ксая. И вот они воссоединились в один ручей. И тут же на его пути встал затор из веток и камней, нынешнее смятение.

Ксайрон спрыгнул с балкона и очутился у затора. Сломать себе что-то он не боялся, законы физики здесь подчинялись его желаниям. Он опустился на колено и попробовал откинуть самые большие ветки и камни. Не вышло, на их месте тут же образовались новые. Все верно, здесь все подчиняется его воле и желаниям, как и этот затор, представление о нынешнем состоянии. Убрать его Ксай сможет лишь разобравшись в себе. Отправиться в комнату для размышлений? Нет, она предназначена для решения внешних вопросов, сейчас же перед ним внутренний конфликт.

Кто он? Чего хочет? Что должен сделать? В поисках ответов Ксайрон отправился бродить по саду.

Он Ксайрон Фаронар, второй сын главы Дома и его наследник. Левая рука взметнулась вверх и сжалась в кулак. Из наруча бесшумно вышла сапфиритовая пластина и загнулась в коготь. Интересно, можно будет так зачаровать сильверит, мелькнула мысль? А еще он кэтас. И что с этим делать – отказаться, использовать? Можно снять наруч, но невозможно забыть суть кэтаса. Нужно будет посоветоваться с профессором о применении когтя вместе с другим оружием. Только с кем, Рувином или Тагиром, если он все еще глава фехтовального цеха? С обоими, решил Ксай. Итак, он Ксайрон Фаронар, эльери и обученный кэтас.

Чего он хочет? Вернуться домой, еще раз обнять матушку и братьев, познакомиться с сестрами. Тут все просто.

Возглавить Дом Фаронар и стать князем Ильмариса – его долг. Всегда, с тех самых пор, как стал осознавать себя, Ксайрон знал, что когда-то займет это место, еще даже до того, как родители официально нарекли его княжичем. Мэллара отец не видел своим наследником. Ксантар никогда не хотел власти и ответственности. Оставался он. Вот только Ксайрон думал, что все случится лет через двести, а то и триста, когда родителям придет срок уходить самим, когда он наберется опыта, возможно, найдет себе спутницу жизни. Но случилась катастрофа.

Оставался вопрос, каким он стал, как отразилось на нем разделение на Ксая и Рони и те месяцы пути, когда он спорил и ссорился буквально сам с собой? Именно этот вопрос символизировал затор речушки. Ксайрон хорошо помнил эти месяцы, когда смелость и наглость в нем спорили с осмотрительностью, эгоизм боролся с чувством долга и памятью. Он помнил диалоги, сейчас они казались такими странными. Так кто же он?

Ксай вдруг застыл под раскидистым кленом от осознания, что не до конца ответил на первый вопрос. Кто он такой? Нет, неправильно. Какой он, что им движет? Каким он стал после жизни в услужении драконице? И мрачно рассмеялся. На этот вопрос не ответить так просто здесь и сейчас. Это покажет только время. Мотивы остались прежними, но вот как Рони повлиял на характер и привычки Ксайрона? Это он узнает со временем. Скорее всего, себя придется воспитывать заново. Или наблюдать, каким он стал.

Ксайрон помнил, каким был Рони – наглым и смелым, всегда первым, просто потому что так чувствовал. Но что делать со своим первенством, не знал, всегда ждал подсказки Ингрид. И все потому, что при разделении не получил способности принимать решения серьезнее, чем выбор способа расправиться с целью. И ответственности особой не получил. Как же легко ему жилось. И тяжело одновременно. Постоянная муштра, постоянное соревнование и ожидание наказания. Постоянное ожидание кристалла крови. Жажды больше нет, с ней ушел и страх жуткой смерти. Но…

Мужик, грязный и вонючий, в куртке, нестиранной никогда, кладет руку ему на плечо, говорит что-то неразборчивое. Коготь появляется из наруча и погружается в живот мужика, вытягивая жизненные силы. Какое же это было наслаждение… жуткое, омерзительное наслаждение…

Ксайрон с силой затряс головой, прогоняя наваждение о той ночи в притоне бездомных. Это Ксай не помнил ничего, зато помнил Рони, а он – они оба. Только почему же нет раскаяния, которого так ждал Ксай?.. Потому что выбора у Рони не было, им правили инстинкты, вбитые инструкторами кэтасов, сопротивляться им невозможно – не на грани смерти.

Итак, убивать он умеет теперь без жалости. И все же не будет без необходимости. Это приемлемо. А что на счет дружбы и других отношений? До плена вокруг Ксайрона-княжича крутились многие в надежде завоевать его дружбу и внимание. Вот только друзьями он мог тогда назвать от силы пятерых-шестерых, а дальше поцелуев так не зашло ни с одной из воздыхательниц. Маркиза Ингрид научила его всему, что касается постельных утех. Только о чувствах речи не шло в их отношениях. Тут же возник образ Лиранты. Почему Рони на нее так набросился? Из-за банального мужского голода? Очень на то похоже. А что до чувств?.. Ох, что за ерунда, какие чувства, когда речь идет о судьбе княжества?! Ксайрон одернул себя и зашагал дальше по аккуратной дорожке меж кустов и деревьев среди одуряющих запахов середины лета.

– Ксай? – услышал он голос Лиранты и с удивлением остановился и огляделся.

Голос шел отовсюду.

– Рони? – еще более неуверенный зов.

И только теперь он понял, что зовут его из реального мира.

Что же, главное Ксайрон понял – его суть и цели остались прежними, изменились привычки, наверняка характер, но находясь тут он этого не узнает.

– Ксайрон, – поправил устало он и тут же поежился, выйдя из теплого лета своего дворца сознания в промозглую зиму реальности.

– Как?.. Так ты… ты смог! – чуть не взвизгнула Лиранта и обняла его.

Он обнял ее в ответ и… нет, ничего. Никакого влечения, просто красивая девушка, хороший друг. Она отстранилась, смущенная проявлением эмоций, и тихо села рядом.

– Да. Дракон пытался влезть мне в голову, пришлось решаться быстрее, чтобы он не уничтожил меня, – пояснил княжич.

– Я очень рад за тебя, мой мальчик, – профессор Рувин присел рядом на корень. – Что теперь думаешь?

– Нужно домой. И нужно разбираться вот с этим, – похлопал Ксай по наручу. – Отказываться от когтя не вижу смысла, думаю совместить его с мечом, например.

– Интересная мысль, – заинтересованно кивнул профессор. – Думаешь, получится победить на арене?