Опускаю ресницы, продолжая самокопание.

Любимый говорил, что у него никого нет. Именно так. Он никогда не утверждал, что его семья умерла. Но упоминал наследство. Если он просто вычеркнул отца из своей жизни после всего, что этот ублюдок ему сделал? Но ведь и о брате ни слова сказано не было.

Блядь, ну что я за дура такая? Почему не выслушала всю историю до конца, чтобы сейчас не теряться в предположениях? Не позволила Артёму рассказать, потому что было слишком больно не только ему, но и мне. Знаю же, насколько тяжело ему давалась эта исповедь. Если бы я только дала ему высказать всё, что он так упорно прятал на протяжении долгих шести лет... Но я не могла это слушать.

Дверь открывается, и входит Егор. Бегло проскальзываю по нему взглядом и утыкаю глаза в потолок.

Даже этого достаточно, чтобы понять, насколько сильно я ошибалась, приняв его за Тёму. И дело не только в длине волос и возрасте, но и в чертах лица. Они схожи, но всё же отличаются достаточно, чтобы можно было их спутать.

У Артёма черты более жёсткие, а у его брата они мягче и даже спокойнее, что ли. Губы у Северова младшего более пухлые и чувственные, в то время как у моего любимого они чётко очерчены и превращаются в тонкую полоску, когда он злится. И скулы у Тёмы острее, как и подбородок. Лицо Егора не такое "крутое". Но самая заметная разница в глазах. А если быть точнее, то во взгляде. У брата он более открытый и спокойный, а у моего жениха он скрытный и настороженный. Будто он всегда ожидает какого-то подвоха от жизни. Только рядом со мной он смягчается и отпускает постоянную тревогу.

Боже, как же я по нему скучаю. Мне так его не хватает. Мне просто жизненно необходимы его тепло, прикосновения, объятия. Я так хочу услышать его голос, но не могу себе позволить даже позвонить ему. Знаю же, что он сразу примчится ко мне, а тогда Артёму придётся столкнуться со своим ужасным, приносящим боль и страдания прошлым. А я никогда не смогу так с ним поступить, какой бы сильной ни была моя нужда в нём.

Сжимаю веки, сдерживая непрошенные слёзы.

Жжёт. Очень сильно жжёт, но мне удаётся сдержать влагу, не позволив ей пролиться.

Северов младший, в том, что он младше, я уверена на все сто процентов, берёт стул, подтягивает его к постели и садится верхом.

Слежу за ним периферийным зрением, ни чем не выдавая не только своего интереса, но и внутреннего буйства.

— Долго ты планируешь молчать? — выбивает парень, всматриваясь в моё отрешённое лицо.

Сколько придётся. По крайней мере, до тех пор, пока не буду уверена, что не сделаю любимому хуже своими словами.

— Слушай, можешь сколько угодно прикидываться немым овощем, но хотя бы не делай вид, что не понимаешь меня. Я просто хочу найти своего брата. Я же понимаю, что ты знакома с ним. Не заметить нашего сходства просто невозможно. — ухмыляется грустно и переводит дыхание. — Не знаю, что тебе известно обо мне или о нашей семье, — ничего неизвестно, — но я... — замолкает, шумно гоняя воздух. Ловлю в фокус его глаза и читаю в них нескрываемое сожаление. — Я скучаю по Артёму. Я просто хочу поговорить с ним. Я... Блядь... Я должен перед ним извиниться. Я был пиздюком и наговорил того, чего не должен был. Знаю, что это не оправдание, но всё же... Просто дай мне шанс исправить это дерьмо. Можешь и дальше молчать. У тебя, уверен, есть причины это делать, но хотя бы подумай над моими словами. Я не верю, что у тебя вдруг кукуха поехала. У нас с братишей была нелёгкая жизнь, но ему всегда доставалось больше. — продолжает свою исповедь. Неужели у Северовых какая-то установка выворачивать передо мной душу? Ладно Тёма, но Егор... Почему он делает это? — Отец лупил нас по поводу и без. Артём всегда защищал меня, а я даже ни разу не сказал ему спасибо за это. Только благодаря брату моя жизнь была не такой ужасной, как его.

Закрываю глаза, снова сдерживая слёзы.

Господи... Через что же моему любимому пришлось пройти? Боже...

Даже мне за него больно так, что ком в груди все органы размазывает. А какого было ему? Как же он жил со всем этим?

Сжимаю кулаки под одеялом и просто стараюсь не разреветься.

Была уверена, что после той кошмарной ночи в лесу меня уже ничего не может зацепить, но это... Не просто цепляет, а пробивает насквозь. По сердцу дубинами лупит.

Сжимается сердце. Медленнее бьётся. Скулит от боли за любимого.

Восемнадцать лет он жил не просто без тепла и заботы, а загибаясь от боли, которую причинял близкий человек. Родной отец.

Боже, да как же так можно со своими детьми поступать? Они же твоя плоть и кровь.

Я не заплачу. Не заплачу...

Отворачиваю голову, выдавая себя с потрохами, и позволяю влаге пролиться. Щека и висок мокрые. Солью стянуты. И волосы ей пропитываются.

— Знаешь нашу историю, да? — тихо спрашивает Северов, перегибаясь через спинку стула. — Если знаешь, то я понимаю, почему ты молчишь. Защищаешь его. Ведь так? Просто дай мне этот сраный шанс исправить хоть что-то.

Продолжаю упорно молчать, но ведь броня уже пробита. Нет её больше.

Как же сложно хранить молчание. Так и хочется подорваться на кровати и рассказать Егору о брате. И сотни вопросов задать. Узнать все подробности. Я бы вынесла это. Обязательно бы справилась, чтобы помочь Тёме. Просто попросить позвонить ему. Рассказать всё как есть. Чтобы Артём хотя бы знал, что я жива и относительно здорова. И самой убедиться, что он в порядке.

Но я ничего из этого не делаю, продолжая безмолвно плакать.

Это только одна версия. Версия младшего брата, а я не могу быть уверена в том, что у старшего она не отличается.

Егор тяжело выдыхает и поднимается.

— Я не вру. Это правда. Я хочу попросить прощения за то, что сказал брату, что он умер для меня. Это не так. И ещё... Не знаю, что у тебя с ним, но если он хоть что-то для тебя значит, то подумай над тем, что ты девять дней провалялась в коме, и Артём понятия не имеет, где ты и что с тобой. — бросает устало и выходит за дверь.

Едва она закрывается, как я сворачиваюсь калачиком и реву, кусая зубами разбитый кулак.

И я, мать вашу, сдаюсь. Хватаю с тумбочки какой-то лист с медицинскими записями и ручку и пишу номер. Свой. Как ни стараюсь вспомнить ни номера Артёма, ни Вики, ни Антона восстановить в голове не удаётся. Даже родителей номера не помню.

Но делаю я это не для себя или Егора. Понимаю же, что вроде девять дней не так уж и много, но неизвестность... Меня бы она убила. И Тёму, я уверена, убивает.

Перед глазами встаёт та страшная картина из спальни, и я роняю лист вместе с ручкой и снова рыдаю, пока не удаётся отключиться и провалиться в сон.

Будит меня лёгкое касание и мужской голос. Поднимаю распухшие веки и утыкаюсь взглядом в человека, который так долго издевался над моим любимым.

В том, что это и есть отец Северова, сомнений не остаётся. Белые с серой сединой на висках волосы. Выгоревшие, но всё же нереального цвета глаза. И черты лица... Я думала, что у Артёма они жёсткие, но у этого человека они прямо таки пронизаны жестокостью. Хотя взгляд и ровный, и даже успокаивающий. Если бы я не знала, на что способен этот мужчина, то поверила бы в то, что он просто добрый доктор, который помогает людям.

Господи, но как можно спасать чужие жизни и при этом ломать судьбы собственных детей?

Сжимаюсь не только внутренне, но и внешне. Буквально в комок скрючиваюсь от его прикосновения.

Он напоминает мне Должанского. Красота снаружи и гнилое нутро.

— Пришла в себя. — констатирует спокойно, ощупывая рёбра. А мне не просто орать хочется, а сбежать со скоростью света как можно дальше. Эти мягкие руки, изучающие мои раны... Те самые, которые наносили сокрушающие удары. — Это хорошо. Как тебя зовут? Что случилось? Кто тебя ранил? Как ты себя чувствуешь?

Вопросы сыплются один за другим, но я лишь в кровь разгрызаю губы, что бы не закричать и не выдать себя и Тёму. Если он поймёт, что мы знакомы, то вряд ли даст мне возможность просто свалить отсюда по-тихому.