Сжимаю зубы и втискиваю в себя любимую, пока не слышу её тихого вскрика. Слегка ослабляю хватку и опускаю лицо на её плечо. Настя не рыдает и даже не всхлипывает, но я чувствую, как солёные капли бесконечным потоком падают на шею и сползают вниз. Даю ей время справиться со слезами и принять информацию, которую я ей преподнёс.

Сам же сосредотачиваюсь на дыхании. В груди разрастается давление, которое способно разодрать грудную клетку изнутри. Мотор работает на разрыв.

Когда инстинктивно понимаю, что девушка немного пришла в себя, выбиваю сипло:

— Когда всё это закончилось, я стал другим человеком, чтобы выжить.

— Не надо, Тём. — отрывается от шеи любимая и умоляющее смотрит глаза в глаза.

— Это не то, Насть. Я должен сказать. Чтобы ты поняла, почему я стал таким. — прикладываю пальцы к её губам, когда собирается возразить. — Тсс, маленькая. Это надо мне. Просто прими. Примешь? — прошу шёпотом. Девушка кивает. — Я стал жестоким. Холодным. Закрылся от всего мира. Никому не верил. Никого не любил. Ни к кому не привязывался. Всегда шёл к цели напролом, без оглядки на то, что оставляю после себя. И в тот день, на вечеринке, когда ты явилась с этим ублюдком… Я не знал того, что знаю сейчас. Мне было похую любовь у вас или что-то другое. Я хотел тебя. И я собирался получить желаемое любой ценой. — вдох-выдох. Опускаю веки, вспоминая, каким козлом я был. — Тоха тогда просил меня не трогать тебя. Не портить. Не ломать. Но мне было плевать на то, какие последствия могут иметь мои желания и действия. Ты должна была стать моей, даже если бы тебя это сломало.

Моя девочка срывает мою руку со своего рта, утыкается лоб в лоб и быстро тарахтит:

— Ты не сломал меня, Артём. Нельзя сломать то, что и так работает неправильно. Я была игрушкой, куклой, украшением. Ты сделал меня человеком. Ты оживил меня настоящую. Ту, что я всегда боялась. Ты научил меня радоваться жизни. Каждому её мгновению. Только рядом с тобой я могу быть собой. Я никогда не была святой, но слишком боялась неодобрения родителей. Я боялась осуждения посторонних. Больше нет. Я больше ничего не боюсь. Я не идеальная. И только благодаря тебе я смогла понять, чего хочу и кем являюсь на самом деле. — несколько глубоких вдохов и прерывистых выдохов. Моё сердце гремит как ошалелое. Кровь ревёт по всему телу, вызывая дикий жар. — Ты же не думаешь, что я начала драться ни с того, ни с сего? Не ты сделал меня такой. Я сама. Просто раньше я держала себя. Я всё хранила в себе. Не только злость, но и все эмоции. Это убивало меня. А ты… Ты, Тём, ты вдохнул в меня жизнь в тот момент в коридоре. Ты никогда не сможешь сломать меня. Никогда не испортишь, потому что я уже испорченная. Я люблю тебя, Артём. Люблю. Это моё решение. Мой выбор. Ты мог бы соблазнить меня. Мог бы удержать рядом с собой. Но ты никогда не смог бы заставить меня любить. Это всё я. Поэтому никогда не смей ни в чём винить себя.

— Насть… — договорить она мне не даёт, затыкая влажным поцелуем рот.

— Я запрещаю тебе, Северов Артём, в чем-либо винить себя или говорить, что ты плохой человек. Ты не такой. Если ты будешь продолжать это делать, то причинишь мне боль. Не делай мне снова больно.

Её слова пробивают рёбра, влетают в сердце и разрастаются там до неимоверных размеров, заполняя моё оледеневшее нутро и промёрзшую за годы душу. Они топят лёд. Они согревают. Из них за спиной плетутся крылья.

Горло сжимает спазмом. В глотке ком из одуряющих эмоций, который никак не удаётся протолкнуть. Голосовые связки стягиваются в узлы. Слизистую глаз жжёт так, что кажется, на месте глазных яблок остаются только дыры. Это ощущения усиливает невозможность сфокусировать размазанный взгляд.

Глажу её спину. Путаюсь в водопаде волос пальцами. Целую сладкие губы. Дышу её выдохами.

Моя девочка отвечает тем же.

Целая вечность проходит, прежде чем ко мне возвращается способность говорить.

— Уверена, что не хочешь ничего знать, любимая? — хриплю, разрывая поцелуй и заглядывая в глаза.

В них же читаю ответ.

— Мне достаточно того, что я уже знаю. Даже это было лишним. Я всегда буду любить тебя, Тёмочка.

— Я буду любить тебя целую вечность. — отбиваю сипом.

— Обещаешь?

Улыбка расцветает на её губах.

— Обещаю. — улыбаюсь в ответ.

Я снова могу дышать свободно. Моя девочка принимает меня со всеми моими демонами. Облегчение топит изнутри, в то время как снаружи я захлёбываюсь любовью, которая так ярко пылает в изумрудных глазах.

— Любишь? — смеётся Настя.

— Люблю. — отсекаю без запинки.

— Веришь?

— Верю.

Бессмысленный диалог. Глупые вопросы. Очевидные ответы. Но именно они смывают остатки страхов.

— Не обманешь?

— Не обману.

— Трахнешь?

— Трахну. — бомблю уверенно. — Что, блядь? Стой, ведьма! — кричу вдогонку, подрываясь следом за хохочущей Настей.

Настигаю в коридоре и подхватываю на руки. Бросаю на кровать и накрываю её тело своим, сжимая руки над головой. Зависаю, утопая в её глазах.

— Что ты делаешь, Тём? — шепчет, когда контакт затягивается.

Трясу головой, изгоняя из неё морок. Растягиваю губы в хищной улыбке и высекаю:

— Люблю. Верю. Не обману. Трахну. Обещаю.

И только после этих слов набрасываюсь на неё, как дикий зверь, которого мне больше не придётся прятать. С ней не придётся

Разрушая преграды

После того разговора, когда Артём принял тяжёлое для себя решение открыться мне, между нами что-то изменилось. Я никак не могу понять, что именно, но будто рухнула невидимая стена, которая разделяла нас.

Он стал улыбаться и смеяться ещё чаще и словно свободнее, ярче, заливистее.

А меня покинули постоянные тревога и напряжение. Почти. Иногда я всё же ловлю себя на мысли, что всё слишком хорошо, чтобы быть правдой, и что-то нехорошее обязательно должно произойти, но я упорно гоню её прочь, списывая всё на то, что раньше, едва в нашей с Тёмой жизни всё налаживалось, то обязательно случалось что-то плохое. Наверное, я просто боюсь быть счастливой. Может быть, я просто не умею?

За следующие две недели я ни разу не видела в бирюзовых глазах теней прошлого. В них больше не отражается тоска, грусть и отчаяние. Только такие всепоглощающие радость и счастье, что невозможно не сгореть под их обжигающим огнём.

Мы полностью погружаемся в учёбу. Артём очень много времени проводит на тренировках и в тире, оттачивая навыки. Иногда я присоединяюсь к нему, но в основном занимаюсь раскрытием дел, которые мне вручил Ногиров. С двумя ограблениями уже справилась. Сейчас занимаюсь серийным насильником, оставив убийство напоследок.

Когда преподаватель давал мне папку, я ожидала увидеть там дела о мошенничестве или других незначительных преступлениях. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила там «мокруху». Видимо, Игорь Валерьевич решил проверить не только мои способности к анализу и интуицию, но и психическое состояние.

Когда впервые достала из «дела» фотографии с места преступления, то была в ужасе. Просто сидела над ними и смотрела, не в силах оторвать от них перепуганного и одновременно заворожённого взгляда.

Нет, я, конечно, смотрела много детективов и ужасов и часто видела картинки и пострашнее этих, но я всегда знала, что всё это постанова, а сейчас…

— Блядь, он совсем ебанулся, тебе такое давать? — рычит Тёма, входя в комнату и замечая, над чем я зависла.

— Артём, мне в любом случае придётся привыкать к этому. Сейчас это просто фото, но рано или поздно мне придётся столкнуться с таким вживую. И не только смотреть, но и трогать, изучать. — говорю я немного позже, потому что пока я была в ступоре, он собрал и куда-то спрятал все снимки.

Любимый напрочь отказывается возвращать их, и доходит до того, что между нами разгорается ссора, которая в итоге перерастает в ужасный скандал.

— Ты, блядь, не будешь в этом дерьме копаться! Вообще, блядь, будешь сидеть дома, пока я буду пахать! — орёт парень, окатывая меня бешенством.