Но похую сейчас.

И ей тоже.

Сама обнимает. Настолько знакомо в волосах пальцами путается, пробираясь ледяными трясущимися руками под капюшон, что мандраж хватает.

Ни на секунду не отпускаю. Крепче жму.

Кажется, даже кислород нам сейчас не нужен. Друг другом дышим.

Вожу ладонями по её спине, рёбрам, рукам. Ниже не спускаюсь.

Не до этого сейчас. Хотя член оживает от одного её присутствия. Забиваю. Не время.

Её дрожь усиливается, когда под мокрую ткань футболки пробираюсь. Хочу тепло её кожи тактильно ощутить. Самого коноёбит, как от озноба, но холода всё ещё не ощущаю. Только какую-то охуенно-мощную волну эйфории. Счастьем топит, когда очередной стон из её горла вырываю.

Моя девочка! Моя! Моя, блядь! И ничья больше! Никогда не отпущу! Никому не отдам!

— Моя! — рычу ей в рот и чувствую вибрацию её тихого смеха на своих губах.

— Всегда была, Тёма. И всегда буду. Теперь только твоя. Прости меня.

Напрягаюсь конкретно так. Нет, я до сих пор помню всё, что она мне сделала. Все слова, что сказала. Всю боль, что причинила. Конечно, помню. Ничего не забыл. И вряд ли смогу. Всё ещё остаётся до хуя вопросов, на которые не получил ответы. И больно до сих пор. Но сейчас глушу всё, что изнутри раздирает.

Что бы ни было завтра, этот миг я заберу себе. Даже если придётся сдохнуть. Не хочу сейчас об этом говорить. Даже думать не хочу. Возможно, я и сбегаю от проблемы, но в данный момент я не готов протаскивать себя через это. Время надо всё обдумать и проанализировать.

Опять целую. Жёстко. Зло. Стискиваю сильнее. Ощущаю вкус её крови у себя во рту.

Не торможу. Похуй. Мне тоже больно.

Настя что-то мычит и упирается мне в грудь. Совсем слабо, но я отрываюсь от неё. И всё равно не отпускаю.

Один раз позволил ей вырваться, а потом двадцать три дня агонизировал без неё.

— Что случилось, Насть? — с трудом выдавливаю несколько слов.

В глотке сжимается тугой узел. Если оттолкнёт снова? Если уже жалеет? Блядь, опять эти "если"!

— Всё нормально, Тём. Просто больно немного.

— Где? — хриплю, реально не понимая.

На всякий случай слегка ослабляю объятия, чтобы боли не причинять. Но готов в любой момент до сломанных костей сжать.

Миронова молча заводит руку за спину и хватает моё запястье. Я всё ещё ничего не вижу, но чувствую, как она тянет вверх и прикладывает пальцы с своей нижней губе.

Ощущаю нашу смешавшуюся слюну и, возможно, кровь.

Блядь, кто-нибудь, врубите свет. Я должен её увидеть.

Выдыхаю. Тяну новую порцию кислорода вместе с её запахом. Обвожу пальцем её губы. Не сдержавшись, слегка давлю на нижнюю и проталкиваюсь внутрь. В момент, когда моя девочка осторожно проходится по нему кончиком языка, по позвоночнику пробегает электрический импульс, вызывая волну дрожи и желания.

Я не для этого к её губам прикоснулся. Совсем не для этого. Но в полном отупении коротко приказываю:

— Соси.

Блядь, да что я несу? Что вытворяю сейчас? Пиздец какой-то. Какого, мать вашу, хрена?!

Малышка слегка дёргается назад, но я быстро перевожу вторую руку на её затылок, не позволяя отстраниться, и сильнее давлю на челюсть.

— Пожалуйста... — скулю, заглядывая туда, где, по моему мнению, должны находиться глаза.

Она делает робкое движение, а потом глубже втягивает палец в рот, принимаясь его посасывать и облизывать.

Полный, сука, аут.

Сам не понимаю, как до этого дошло.

Три недели я подыхал. Сегодня решил начать жизнь сначала. Увидел бегущую ко мне Миронову, и всё полетело к чертям.

Она призналась, что любит меня. Наконец, блядь. Ушла из дома. От зализыша. А теперь мы стоим под проливным дождём и ревущим ветром. У неё во рту мой палец, который она сосёт. А я думаю только о том, чтобы заменить его членом.

Обо всём на хрен забыл. Тупая похоть одолела. Как зеленоглазой ведьме это удаётся? Напрочь отрубать во мне всё. Я даже обо всех дерьмовых днях без неё забыл. И о том, что ей больно. И мне тоже.

Блядь!

Резко выдёргиваю палец и отлетаю на шаг. Молния опять рассекает ночь, и я успеваю увидеть ошарашенное бледное лицо. Перепуганные глаза и дрожащие синие губы. Доля секунды, и я снова прижимаю девушку к себе. Теперь уже сосредотачиваюсь совсем на другом. Веду по её голым рукам. По трясущемуся телу.

Она просто ледяная. И коноёбит её знатно. Особенно учитывая посиневшие от холода губы.

Заебись, блядь! И где мои мозги?

На дворе конец сентября, а она стоит в одной футболке и штанах, промокшая, я уверен, до костей. Ночью, под ледяным дождём и ревущим ветром. Несмотря ни на что, меня топят переживания за неё. И пусть она меня через все девять кругов Ада протащила. Не могу не заботиться о ней.

Срываю с себя куртку и стягиваю через голову толстовку. Холод тут же касается моей разгорячённой кожи.

Похер. Не до этого сейчас.

Хватаю её футболку и тащу вверх.

— Что ты делаешь, Артём? Ты же не собираешься прямо здесь?..

— Вообще-то идея так себе. — улыбаюсь впервые за последние три недели. Ну вот точно блондинка. Реально, что ли подумала, что я собираюсь с ней сейчас сексом заниматься? — Ты промёрзла насквозь.

Напяливаю на неё свою толстовку, которая висит на её хрупком теле мешком, и накидываю сверху плащёвку. Дёргаю молнию вверх до самого подбородка и набрасываю на волосы капюшон. Может, от воды её это уже и не спасёт, но хоть немного согреет.

— Зачем, Тём? — пищит, оглядывая сначала себя, а потом и мою мгновенно промокшую футболку.

— Так надо, маленькая. — отбиваю и, подхватывая на руки, уверенным шагом направляюсь к кругу света, который создают фары её машины.

И снова на "до" и "после"

Опускаю Настю на пассажирское сидение, а сам занимаю место водителя. Не заглушенный двигатель тихо урчит под капотом, создавая лёгкие вибрации.

А может это мы с моей девочкой так дрожим?

Включаю печку на максимум.

Нас всё ещё окутывает тьма. Только отражение фар на мокром асфальте и неоновая подсветка на приборной панели создают рассеянное свечение внутри салона.

Клацаю кнопку на потолке и щурюсь от яркого света. Я уже давно свыкся с темнотой, поэтому глаза режет ощутимо. Едва привыкаю, смотрю на свою девочку.

Она сидит, опустив голову вниз, и перебирает кончиками пальцев, они единственное, что виднеется из длинных рукавов, край моей толстовки.

В моей одежде. Снова... Моя...

— Насть. — зову, привлекая внимание.

Но она всё так же продолжает изучать ткань. Словно вместе с теменью из неё решимость ушла. Как если бы думала, что пока не видит, то это не по-настоящему, а теперь пришлось столкнуться с реальностью. Её руки, как и всё остальное тело, не просто дрожат, её пиздец как трусит.

Поддеваю пальцами её подбородок и поворачиваю лицо на себя. Она старается увернуться, но не позволяю. Кладу вторую руку на щёку, а потом убираю за ухо слипшиеся мокрые волосы. Глажу большим пальцем скулу, пока не расслабляется.

— Посмотри на меня, малыш. — хриплю, голос так и не вернулся в норму после двух суток звериных воплей.

Видимо, теперь это и есть моя норма.

И она смотрит. Тысяча вольт, и я взрываюсь. А потом по кускам стягиваюсь обратно в нечто целое, живое и более сильное и уверенное, нежели раньше.

Из её глаз бесконтрольно текут слёзы, скатываясь по щекам и посиневшим вздрагивающим губам.

— Настя... — блядь, какого хера так сложно говорить? — Почему ты плачешь?

— Я боюсь. — отбивает дрожащим голосом.

— Чего ты боишься, маленькая?

Да, я не забыл, что обещал все эти словечки из лексикона удалить, но с ней не выходит.

— Того, что всё это окажется не по-настоящему. Что это всего лишь сон. А когда проснусь, то снова окажусь дома. И тебя не будет рядом. В моей жизни опять не будет. — сиплый голос срывается, и она начинает рыдать.

Даже сейчас слышу, что и её интонации изменились. Голос стал более хриплым, но сильным. Из него исчезла та самая писклявость, которая всегда меня бесила. Не в ней, нет. Но во всех остальных.