Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И тут же разрываю тишину гортанным стоном, потому что он входит одним резким движением до упора.

Наш секс получается жёстким и грубым. Артём запускает руку в волосы на затылке и с силой сжимает в кулак, одновременно кусая за шею, как какой-то дикий зверь свою самку. Мне всё равно, потому что когда мы трахаемся, я сама превращаюсь в животное, отключая мозг вместе с человечностью и живу только инстинктами и желаниями.

— Быстрее... быстрее... — шиплю, издавая звериное рычание вместо стонов.

— Блядь, Настя... — выбивает в ответ. — Я, сука, ненавижу твою тачку.

Не смотря на затопившую меня похоть, смеюсь. Правда, недолго. Тёма подтаскивает меня вверх по сидушке, подкладывает ладонь под живот, вынуждая выгнуть спину и поднять задницу выше, и с такой силой принимается вдалбливать в меня член, что приходится вцепиться зубами в обивку салона, чтобы не кричать на всю парковку. Мы кончаем одновременно, сжимая зубы до скрипа, но стоны удовольствия всё равно вырываются, сливаясь в дико-сексуальный звук.

Без сил утыкаюсь лицом в спинку, стараясь научиться снова дышать. Север падает сверху, сильнее вдавливая меня в сидение. Каждый его вдох обжигает сверхчувствительную в данный момент кожу.

— Ты лучшая. — сипит в затылок. — Не думал, что буду трахать идеальную девочку в машине на парковке.

— Я тоже, — глубокий вдох, — не думала, что когда-то свихнусь настолько, чтобы заниматься сексом в машине.

Видимо, вообще не думала.

От панической атаки меня спасает только глухая тонировка и спокойствие любимого мужчины.

— Я люблю тебя, родная. — припечатывает он, сползая с меня и натягивая боксеры.

Привожу в порядок свою одежду и смотрю в глаза, в которых каждый раз утопаю.

— Я тоже люблю, но... — растягиваю губы в усмешке. — Это пиздец, Артём.

Его громкий счастливый смех заполняет не только пространство салона, но и всё моё тело и душу. Я отвечаю ему звонким хохотом.

— Да, родная, это полный пиздец. — роняет небрежно, а потом добивает с хищной ухмылкой. — Поехали домой, потому что я всё ещё голоден.

Глава 27

Набирая высоту

— Тём, всё нормально? — спрашиваю, едва встречаемся в коридоре после второй пары.

— Нормально. — отбивает ледяным тоном, от которого по спине озноб летит.

Подходя ближе, обнимает за талию и прижимает к себе. Физически ощущаю, как напряжены все мышцы в его теле. С какой силой и скоростью его лёгкие вентилируют кислород. Как оголтело колотится его сердце.

Делаю попытку отстраниться, но Север только сильнее сжимает хватку.

— Артём, что происходит? — шиплю, вырываясь из его рук и делая два шага назад.

Только сейчас подмечаю потемневшие и суженные глаза и играющие на скулах желваки.

Он зол. Только на кого и за что?

Быстро перебираю в голове варианты, но своей вины так и не нахожу. На прошлом перерыве всё было отлично, а теперь его будто подменили.

— Не молчи! — срываюсь на повышенные, потому что меня до чёртиков пугает его беспричинная злость. Парень только сильнее стискивает челюсти и сжимает кулаки, и я понимаю, что направлена она, какого-то дьявола, на меня. — Или ты сейчас скажешь, что случилось, Артём, или я ухожу.

С этими словами разворачиваюсь, но ни шагу ступить не успеваю. Пальцы Северова с силой сжимают моё запястье, вынуждая повернуться.

— Ты совсем ебанулась, Настя? — рычит он.

А я просто-напросто зависаю, открывая и закрывая рот не столько от его слов, сколько от ярости и угрозы, сквозящих в них.

Что за хрень?! Эту мысль я ему и озвучиваю.

— Что, мать твою, за хрень, Северов? — цежу сквозь плотно сжатые зубы. — Что я, блядь, по-твоему, сделала и в чём ты меня обвиняешь?!

Лишь на короткое мгновение на лице парня читается растерянность, которую он тут же скрывает злостью. Выдёргиваю руку из его захвата и сверлю тяжёлым взглядом.

— Нахера ты накатала заяву?! — рубит Север.

А я снова впадаю в ступор.

Какая, на хрен, заява? С той, что написал мой отец, мы уже разобрались. Неужели он взялся за старое? И почему Артём говорит, что её написала я?

Делаю глубокий вдох и медленно через нос выпускаю переработанный кислород. Прикрываю веки и торможу в себе всё бешенство, которое вызвало обвинение любимого человека. Сейчас не время. Потом он услышит о себе много нового, но сейчас надо разобраться. Открываю глаза и прошу ровным тоном:

— Тёма, объясни, пожалуйста, нормально, что за заявление, потому что я, блядь, не понимаю.

— Мне только что звонил следак и сказал, что заведено дело на Должанского за нанесение повреждений средней тяжести. — разрезает, сжимая кулаки.

— А при чём здесь я, Артём? Я не писала никакого заявления. — отбиваю спокойно, хотя внутри разворачивается целая буря. — С чего ты вообще взял, что я это сделала?

— Оттуда, Настя, что следак сам сказал, что подписано оно Мироновой.

Что, мать вашу, происходит?

Глотаю вязкий воздух и с шумом выдыхаю.

— Тёма, если бы я это сделала, то какой мне смысл отнекиваться, зная, что ты всё равно узнаешь правду? Что увидишь написанное моей рукой заявление?

Толкаюсь спиной к стене и смотрю в его глаза, складывая руки на груди. Всем своим видом выказывая, насколько сильно меня зацепили и обидели его обвинения и неверие.

Северов выпрямляет пальцы, опускает веки и тяжело дышит, подавляя в себе злость.

— Прости. — сипит тихо, делая шаг в мою сторону. Вынуждаю себя оставаться неподвижной. — Если это сделала не ты, тогда кто?

— Тём, ты совсем дурак, что ли? — рычу, стискивая челюсти. — Если бы я знала, то не стала молчать. Я бы никогда так не поступила.

Как он мог подумать, что я могла сделать это за его спиной, так ещё и прикидываться, что ничего не знаю?

Обида разрастается сильнее от того, что любимый мог так обо мне подумать. Отталкиваюсь от стены и прохожу мимо Северова и друзей.

— Насть, подожди. — окликает Тёма, снова поймав моё запястье.

— Зачем, Артём? Ты ещё не во всех земных грехах меня обвинил? Или есть ещё причины мне не верить? Хочешь ещё больше меня обидеть, да? — шиплю, оборачиваясь.

— Извини, маленькая. — выбивает хриплым полушёпотом, притягивая меня в свои объятия.

— Отвали от меня, Северов! — обрубаю, снова вырываясь из его рук. — Сначала разберись во всём, а потом поговорим!

Последнее выкрикиваю, уже пройдя несколько метров. Я слишком зла сейчас, чтобы продолжать этот бессмысленный разговор. К тому же я действительно ничего не понимаю. Заявление подписано Мироновой, но я нигде не ставила свою подпись. И даже больше того: меня никто не опрашивал. Так какого, мать вашу, чёрта это значит?

Мысль, которая рождается в голове, настолько нереальная, что я тут же её отбрасываю. Не может же быть, что его написала мама? Зачем ей это? А если это сделала не она, тогда кто и зачем?

Чем больше я думаю обо всей этой странной истории, тем больше запутываюсь. На занятиях едва улавливаю монолог Игоря Валерьевича, разглядывая тёмно-коричневые стеновые панели и хмурое небо за окном.

— Миронова. — доносится голос преподавателя, но я реагирую на него, только когда получаю от Заболоцкой тычок под рёбра.

Отворачиваю голову от окна и перевожу взгляд на препода.

— Да, я здесь. — очевидная информация, конечно, но лучше в голову мне ничего не пришло.

— Я заметил, Миронова. — ухмыляется мужчина. — Кажется, тебе совсем не до учёбы.

Учёба — последнее, о чём я сейчас думаю. Вот как-то совсем не до неё в этот момент. Набрасываю на лицо заинтересованное выражение и отбиваю:

— Простите, Игорь Валерьевич, я отвлеклась, но этого больше не повторится.

Растягиваю губы в милой улыбке и буквально в рот ему заглядываю, чтобы дать понять, насколько мне интересна озвученная им информация.

— Ладно, Миронова, — да сколько можно мою фамилию повторять? Уже в печёнках сидит. — верю. И раз уж ты отвлеклась от мечтаний и вернулась в реальный мир, то подойди ко мне после лекции, надо кое-что обсудить.

62
{"b":"885772","o":1}