Входя в кухню, замираю без движения, видя самую странную картину в своей жизни: маму, стоящую над плитой.

Она жарит блинчики, в то время как мой любимый заворачивает в них творог.

Нет, к такому мои глаза точно не готовы. И психика тоже. Мозг вообще отказывается от восприятия этого.

Во-первых: мама не готовит. Никогда. Её максимум — кофе или чай.

Во-вторых: они с Артёмом просто не могут делать всё настолько быстро, синхронно и гармонично, но какого-то хрена у них вдвоём получается это куда лучше, чем у меня с Тёмой.

Едва блинчик падает на тарелку, как парень тут же кладёт на него начинку и сворачивает, а следом сразу ложится следующий блин.

Вот реально блин, хотя на языке вертятся слова куда похлеще этого. А всё потому, что это выше всех моих ожиданий, особенно когда вижу, что они перебрасываются несколькими словами и улыбаются. Оба.

И я растягиваю губы в улыбке, уверенно шагая в их сторону.

— Доброе утро. — оставляю быстрый поцелуй у мамы на щеке. — Не думала, что ты умеешь готовить блинчики.

— Я много чего умею. — смеётся она.

Делаю шаг в сторону и тут же оказываюсь в любимых руках, а губы ошпаривает жарким поцелуем.

— Доброе утро, моя идеальная девочка. — шепчет Север.

— Доброе. — толкаю, снова целуя.

Едва разрываем жаркий контакт, заливаюсь краской, глядя на потерянный мамин взгляд. Но она быстро справляется со своим удивлением и тараторит, смеясь:

— Какая же вы всё таки красивая пара. Такие милые. А какие детки у вас будут. Кстати о них. Планируете? А свадьба у вас когда? Меня же позовёте?

А я разражаюсь таким громким смехом, что он вибрацией по рёбрам идёт. Я первый раз за свои двадцать лет вижу маму такой... мамой.

Абсолютно обычной мамой, как и все остальные. Не холодной богачкой, которой по малейшему требованию подносят всё на блюдце с голубой каёмочкой. Не светской львицей с замашками королевы. Не хладнокровной сучкой. Просто женщиной с человеческими переживаниями и материнскими вопросами и заботами.

— Я люблю тебя, мам. — толкаю смело, тормозя поток хохота, но не счастья, которое горит в глазах.

Только садимся за стол, раздаётся звонок в дверь. Мы все втроём вытягиваемся, как по команде. Артём напряжённо поднимается из-за стола и выходит. Жестом давая маме понять, чтобы оставалась тут, иду следом за ним. Торможу за углом, услышав голос Антона, а следом и Вики. Уверенно выхожу из укрытия и встречаюсь взглядами с зависшей подругой. Она вообще ничего не говорит и даже не шевелится. Замерла, как околдованная.

— Привет, Викусь. — улыбаюсь, подходя ближе.

И тут эта ненормальная грохается в обморок.

Парни тут же опускаются над ней, а я занимаюсь тем, что повторяю действия подруги. Я, мать вашу, цепенею, глядя на то, как Тоха на руках несёт её в зал.

— Это что было? — брякаю, входя за ними следом. Арипов бросает на меня виноватый взгляд, и тут до меня доходит. — Ты не сказал ей, что я жива и вернулась домой? — рычу, выпучивая глаза.

— Прости. — толкает раскаяно и тут же улыбается. — Хотел сюрприз сделать.

— Вот уж точно — охуенный сюрприз. — бурчит Северов. — Совсем ебанулся, Тоха?

Ответить ему мешает Вика, приходя в себя.

Бросив быстрый взгляд на любимого, прошу:

— Не психуй, Тём, пожалуйста.

Он гулко выдыхает, а я падаю на задницу возле дивана.

— И снова здравствуй. — тяну с улыбкой, глядя в шокированные глаза подруги.

— Н-н-нас-т-тя? — сипит она.

— С утра была. — отбиваю, растягивая губы шире.

— Ты живая?

— Бля, Вика, ты серьёзно? Я на призрака, что ли похожа?

— Настяяяя! — визжит Заболоцкая, бросаясь мне на шею.

От неожиданности теряю равновесие, заваливаясь на спину, а она сверху. Сломанные и треснувшие рёбра тут же дают о себе знать острой болью.

— Вика, твою мать!

Даже закончить на успеваю, как Антон подрывает её на ноги, а Тёма поднимает меня с пола и помогает сесть на диван.

Жадно хватаю ртом кислород, борясь с болезненными ощущениями. Любимый, как и всегда, обнимает, пока Тоха расписывает своей девушке мои "смертельные раны".

— Тоха, хватит меня к покойникам приписывать. Я собираюсь задержаться на этом свете. — шиплю сквозь зубы.

— Может приляжешь? — бомбит Северов, заглядывая мне в глаза. — Очень больно? — прикасается кончиками пальцев к боку.

— Терпимо. Уже отпускает.

Вика падает с другой стороны и с несвойственной ей осторожностью обнимает меня и плачет.

— Я так рада. Так рада... что ты... Настя... — воет подруга, а я просто забрасываю руку ей на плечи, ожидая, пока она успокоится. Когда это происходит, спрашивает дрожащими интонациями. — Что случилось с тобой?

А я просто неспособна снова повторить эту историю.

— Уже неважно. — бросаю прохладно, поднимаясь на ноги. — Всё закончилось. Я жива.

Подхожу к окну, пробегаясь взглядом по прохожим, ожидая увидеть в любом из них свой ночной кошмар и самый большой страх. Складываю руки на груди, а потом обнимаю себя за плечи в попытке унять мерзкую дрожь, ползущую под кожей.

Вздрагиваю, когда горячие ладони смыкаются на моём животе.

— Это я, малыш. — сипит Артём.

— Знаю, просто... — откидываю голову ему на плечо, утопая в бирюзе глаз. — Всё ещё сложно, Тём.

— Понимаю, родная. Надо время. Много времени, но вместе мы со всем справимся.

— Обязательно. — подбиваю тихо, а потом прижимаюсь ближе, ощущая, как под ягодицами растёт и твердеет горячий половой орган. — Поцелуй меня, любимый. Заставь забыть.

И он целует. Он изгоняет мои страхи. Он топит мои кошмары. Он даёт причину жить. Он даёт мне повод быть сильной.

Едва расплетаем губы, появляется мама.

— Блинчики остынут. — бубнит она.

— Пойдём? — спрашиваю, не разрывая зрительного контакта.

— Да, маленькая, пойдём есть блинчики. — смеётся мой любимый мужчина, подхватывая меня на руки.

Я исполню все твои желания

Следующие три недели проходят спокойно, но всё же напряжённо. Настя всё реже просыпается по ночам, но всё равно напрягается каждый раз, стоит зазвонить телефону или раздаться стуку в дверь. Из дома выходит только при острой необходимости и исключительно со мной или с Тохой.

Выйдя из ЗАГСА, едва сдерживаюсь, чтобы не зайти в магазин за пачкой сигарет. Я, как и обещал, бросил. Но, сука, с тем количеством нервных клеток, которые приходится тратить, мне просто необходим никотин. Загребаю полные лёгкие морозного воздуха и запрыгиваю в Гелик. Выезжая с парковки, звоню любимой. Отвечает мгновенно, что, впрочем, и не удивительно, потому что с мобилой она вообще не расстаётся. Едва проходит соединение, сразу выталкиваю:

— Малыш, у меня для тебя отличные новости. — растягиваю рот в улыбке.

— Получилось?! — сразу повышенные берёт.

— А ты сомневалась в своём будущем муже? — смеюсь, когда в трубке раздаётся счастливый визг. — Тридцать первое наше. В полдень ты станешь моей женой.

— Я тебя обожаю, Артём! Так люблю! — кричит так, что приходится трубу от уха убрать, чтобы не оглохнуть на хрен.

А вообще, мне сейчас самому хочется орать, потому что я уже третью неделю оббиваю все пороги, чтобы сдержать слово, данное Насте и сыграть свадьбу до конца года. Блядь, чувство такое, что весь Питер решил заключить браки до Нового года. Пришлось все связи подключить, чтобы выбить несчастных пол часа для короткой церемонии, но смех моей девочки того стоит. И гораздо большего стоит, я ведь на всё ради неё.

— Я тебя тоже, родная. — отбиваю смехом. — Скоро буду дома. Всё, малыш, отключаюсь, на дороге гололёд.

— Жду тебя. Будь осторожнее.

По дороге заезжаю за нашими кольцами и в цветочный. В супермаркете покупаю бутылку вина, сыр и фрукты. Нам есть что отпраздновать. И не только подачу заявления, но и Настино выздоровление. Пусть кошмары всё ещё преследуют её, так же как и страхи, но кости срослись, а синяки прошли, а это уже что-то.