Лес начал отдаляться, ночные огни села остались позади, а перед взглядом Эслин поднялась мрачная и плотная стена гор. Ветер свистел в ушах наездницы и резал глаза, но девушка не удержалась от радостного визга. Туслах так точно скопировал этот визг, что вызвал у нее новый приступ смеха. Конь ей достался с чувством юмора. Очевидно, он и сам был рад вновь подняться в воздух, однако, Эслин ощущала и его настороженность, хотя не понимала ее причин.

Смотреть вниз ей нравилось. Впервые поднявшись в воздух, она не ощущала страха, как дети не понимают опасности, забираясь на кухонный стол, пока мать отвернулась. На высоте Туслах парил в воздушном потоке, лишь изредка взмахивая крыльями. Когда девушка совсем осмелела, она осторожно уселась на загривок Небесному коню, слегка держась за его шею, а потом нашла баланс и вовсе отпустила руки. Контролировать ситуацию помогали Зеленые Нити. Она ощутила недоумение зверя и даже поймала тонкое желание накрениться. Пришлось ощутимо шлепнуть шутника по спине. Освоившись немного, она вновь легла и продолжила любоваться предгорьями в бледном свете звезд. А вот и светлая нитка дороги, петляющая между бурно заросших лесом скал. Туярык – грозный рык. Наверняка на диком плато за ее горным городом живут существа и похлеще летающих ящеров, только кому охота проверять?

Время в полете не ощущалось, и Эслин подумала, что прошла вечность прежде, чем показалась крупная проплешина в лесной шевелюре, клубок, из которого и выпала ниточка дороги – Халгана. Город, в котором не насчитать больше десяти тысяч жителей, зато каких. Испокон веков здесь обитали горцы, во главе общин которых стояли старейшие и уважаемые женщины. Позднее к ним присоединились иноверцы всех мастей, бежавшие из Ангардаса, а затем и вообще все неугодные власти и недовольные ею же.

Эслин натянула зеленые поводья и попросила крылатого помощника снизиться. Ее домик находился в центре, но Туслаха хотелось укрыть от чужих глаз, поэтому они приземлились на поляну возле леса, неподалеку от храма Небесной Матери. Ящер вновь проскакал на четырех конечностях, прежде чем остановиться, и наездницу изрядно потрясло, но она была так рада возвращению, что крепко вжалась щекой в спину зверя. Затем соскользнула на землю и заглянула ему в глаза:

– Туслах, твоя рана… Это сделали люди?

Она крепко сжала Нити и пригляделась. Недоумение. Возмущение. Воспоминания, связанные с удивлением и опьяняющим вкусом победы.

– Боги, ты нападал на человека?! Ладно, пока не будем об этом. Значит, свои?

Ящер издал низкий боевой клекот.

– Пытался свергнуть прежнего лидера, но все же уступил в опыте, да? Опасался, что заметят тебя? – Эслин ласково потрепала Туслаха по шее. – Что ж, ты снова здоров. Лети и покажи им, кто главный. А после, возвращайся ко мне, если захочешь. Ты почувствуешь меня.

Туслах тут же развернулся, и пробежав, взмыл в воздух, а девушка медленно пошла домой. Сила Красных Нитей необратимо покидала ее, как отходит от берегов отлив. Тело быстро тяжелело и отказывалось подчиняться. Ноги подкосились прямо возле входа в храмовый дворик. Эслин сдалась и рухнула, раскинув на холодной земле неподъемные конечности. Нащупала взглядом изображение Небесной Матери.

Ночью едва можно было различить рельеф на камне, но Эслин знала ее лик до малейшей черточки. В Халгане и за морем богиня изображалась с черной кожей, тогда как в Ангардасе ее главным цветом считался белый. Задумавшись об этом перевертыше, Эслин вспомнились все ее злоключения, которые теперь казались полезными уроками. Переживал ли кто-то еще потерю Нитей и их благополучное возвращение? Тогда весь этот тяжелый путь во благо не только ей самой, но и другим ткачихам! Вообще всем, ведь управлять Нитями может любой! А она подскажет как, когда осмыслит условия, при которых они к ней вернулись!

Счастливая улыбка блаженно и неспешно растянулась на ее лице, будто проснувшаяся кошка. Теперь они с Энтином сравнялись. Теперь она сама сможет с ним разделаться. Глядя в небо, Эслин горячо зашептала, вспоминая дорогу в горы. Слезы побежали по лицу, оставляя на коже согревающие дорожки:

Темная Мать!

Долго же я возвращалась к тебе, и на шкурах оленьих…

Идолу севера гладить давала колени.

Слушала вой звериный и свист, что в ущелье скал.

Видела пляски огня и держала надменный металл.

Куталась в мех и страх, и молила о чудесах.

Думала, ты позабыла меня, и надежды сотрутся в прах.

Бегала от врага, что силу мою уничтожил.

Страшилась друзей потерять, если буду на них непохожа.

А теперь поняла, что все они – лишь тебе помогали.

И в семье, и извне, все, кто грубо меня ломали.

Не за тем ты послала их, чтобы мне насолить.

А затем, чтобы я научилась стоять на своем и себя любить.

И чтобы как-то меня озарило средь бела дня,

Что самый страшный враг для себя – это я.

Так много звезд. Куда больше, чем в Оспари. Дело не в уличном освещении, просто от гор ближе до неба… Эслин закрыла глаза, ощущая в душе безмятежный покой вечного и могучего океана. Но поспать не удалось. В тот же миг ее кто-то обдал оглушительным визгом.

Работница храма, что проводила время в поздней молитве, увидела снижение крылатого ящера. Страх не пустил ее в пролесок – женщина осталась молиться и наблюдать. Внезапно из-за деревьев показалась девушка, которая дошла до храма и упала как подкошенная. Нечисть ли, дикарка из гор или новая покорительница Небесного Коня? Работницу разобрало любопытство. Она храбро подкралась к девушке и завизжала: одновременно опознала Эслин по мехенди и приняла за мертвую.

Эслин разрешила проводить себя до дома, но пожалела об этом, когда спутница начала привлекать внимание запоздалых прохожих и любопытных, что показались в окнах. Ее звучный и грубоватый голос, похожий на стук палки по забору, сообщал сонному городку о том, что верхом на ящере вернулась знаменитая ткачиха. Несколько дверей открылись, кто-то вышел наружу, накинув на себя, что под руку попалось, и вскоре за ними потянулась небольшая процессия. Храмовая работница распалялась все больше, ощущая себя владелицей находки, и так осмелела, что даже взяла ее под локоток. Эслин отдернула руку, сухо поблагодарила девушку и быстро пошла вперед, оставляя за спиной разочарованные вздохи. А весть о прибытии ткачихи покатилась по городу.

Счастье, что в Халгане незапертая дверь – это не приглашение войти. В доме все осталось по-прежнему, разве что вьюнок оплел проем снаружи, а пыль укрыла поверхности внутри. Сколько ее не было дома? Выходит, больше полугода. Эслин прошла в свою ванную с большим окном, зажгла травяные свечи и набрала теплую воду. От знакомых ритуалов тело расслаблялось. Грязная одежда полетела в угол – после омовения ее сменит шелковый халат цвета молока, расшитый лиловыми птицами. Эслин опустилась в ванную и с наслаждением прикрыла глаза. Вспышка. Под веками сверкнули два ярко-голубых зрачка. Она вздрогнула. Нервно огляделась. Интересно, остался он в живых? Сердится, что бросила? Тьфу ты, об этом ли стоит переживать?!

В воде вдруг стало зябко как в студеном роднике. Она с размаху ударила по ней ладонями, взметнув брызги. Весь ее хитрый план очаровать шамана пленительной покорностью оказался лишь ширмой, что ограждала от истины. Пугающей истины, что она сама и наделила его правом бога, когда позволила обращаться с собой как с куклой. Опасалась она его? Да. Могла выбрать другой путь? Тоже да.

Девушка взяла мочалку и исступленно принялась тереть узор мехенди, покрывающий ее тело. В голове тотчас предстала Нора. Ее заботливые холеные руки с аккуратно подпиленными ногтями. Элегантная проседь на висках. «Ну вот, теперь ты настоящее украшение». Тогда эти слова вознесли ее на вершину горы, а сейчас столкнули в пропасть. Она не покорная вещь! Больше нет. Кожа стала пунцово-красная, а кофейные линии поблекли. Ничего, закончит раствором. Подумать только, Майма была права! И без рисунков видно, что она о себе невысокого мнения. Была.