Злость и бессилие бурлили и пенились внутри, но Эслин не могла пытать Майму, а вскоре на поляну вернулся Дар и раздраженно спросил, где Сармик. Эслин не видела его с утра и пожала плечами. По негласному договору, каждый из них мог днем ходить где угодно, но ночью возвращаться к компании. Ее любовник не захотел ждать до ночи. Уже начало смеркаться, и он приказал женщинам собираться – они пойдут искать Смеха на сельский праздник.

Эслин, потерявшая счет дням, удивленно приподняла брови. Как летит время! Ну, конечно, этим вечером в деревнях и селах будут отмечать день Красок, чествовать пик осени, изобильный и красочный сезон. Раньше праздник был связан с Нитями Жизни – повсюду развешивали ленты, ярко наряжались, разбрасывали цветную муку, водили хороводы и просили Нити о помощи.

Конечно, День Красок давно запретили, но народная любовь вернула его в обличии Дня плодородия Небесной Матери. Это нравилось Эслин не меньше. Но она не понимала, с чего вдруг Дархан захотел посетить гуляния, и решилась задать ему вопрос.

– Обожаю праздники. Безумие, кураж, опьяняющая иллюзия свободы, – перечислил он, и в его тоне Эслин почудился подавленный смешок. – Не найдем Сармика, так хоть повеселимся. Вместе.

И снова этот взгляд притягивал ее и до ужаса пугал. Странно, в Трисорисе, когда он заставил землю просесть, а воздух уйти из легких противников, она испытала благоговейный восторг. Он стоял стройный и гибкий, как стебель растения, спокойный и сильный как… как сама земля. От него исходила такая мощь, что девушка ощущала себя песчинкой и готова была упасть ниц, если бы он не приказал бежать. Теперь же Дархан напоминал ей удавку, которая вот-вот затянется на шее. Она не решилась спорить, только тоскливо посмотрела в сторону чащи.

В Тульпе праздник шел своим чередом – на большой поляне за селом разожгли костры, поставили огромные качели, столбы с ленточками и прилавки со снедью. Юноши и девушки в светлой одежде с хохотом осыпали друг друга крашеной мукой и танцевали под задорную музыку, но Эслин почти не смотрела на веселье. Она в оцепенении наблюдала за Дарханом и Маймой. Оба веселились так, будто кто-то занес над ними топор со словами: смех или смерть? Шаман соревновался в прыжках на одной ноге, а шаманка в выпивании кумыса на скорость. Народ хохотал, подбадривал их криками, но девушке такая раскованность не нравилась. Оба напоминали ей Сармика до того, как он спятил.

Эслин тихонько принялась отступать к лесу, как вдруг кто-то вцепился стальными пальцами в ее руку. Это оказался Дархан. Он резанул ее острием взгляда, затем улыбнулся и протянул калач. Она прокричала сквозь музыку, что ей нездоровится, но он стиснул ее плечи и повел обратно.

– Не уходи, – жарко шепнул он, но к ее коже, как к стеклу, тут же прилип мороз. – Я слежу за тобой. Не хватало еще, чтобы Сармик нашел тебя раньше, чем я его. Не заставляй тебя вылавливать.

Эслин ощутила себя в толпе, как в клетке. Она присела за деревянный стол возле шатра с едой, и шаман, подмигнув ей, исчез.

«Небесная мать!» – мысленно взмолилась она, увидев украшенный яркими листьями алтарь богини. – «Что происходит, о чем говорил Сармик? Что он сделает с ним и со мной? Как Майма ему помешает? И нужно ли мне в это все влезать? Ведь я могу просто удрать. Хотя могу ли? Успокойся. Он говорил, я хорошо на него влияю. Как это использовать? Госпожа, я так близко от дома. Направь меня, молю!». Она осмотрелась, надеясь найти какой-то знак, и прижала пальцы к вискам.

«Главное, не играть в богиню. Да, приятно осознавать, что я могу влиять на столь могущественного человека. Но это еще и безумный насильник. Может, лучшее, что я могу сделать – унести ноги. Плевать на клятву и на Энтина, мне ничего от него не нужно. Хочу, чтобы это закончилось… ».

От груди к кистям по внутренней стороне рук пробежала щекотка. Зеленые Нити вернулись сразу же, как она овладела собой. Эслин сжала кулаки и отправилась на поиски Маймы. Пусть шаманка неуступчива, но после Трисориса они явно стали чуть ближе. Пусть отвлечет его и поможет ей сбежать.

Эслин пробралась сквозь толпу танцующих и оцепенела в который раз за день. Оказалось, что Майма уже отвлекает шамана самым невообразимым образом – она увлеченно целовала его, вольготно расположившись на коленях Дархана. С другой стороны, к нему приникла другая девушка, кудрявая блондинка. На ней был широкий малиновый сарафан выше колена, и неопрятная бахрома ниток на подоле намекала, что его недавно порвали или неровно порезали. Девушку в одежде такой длины не ждало ничего хорошего, но красавица вела себя очень уверенно. Она жарко целовала шею шамана, а руками жадно водила по его телу. Так могла вести себя только работница публичного дома, но здесь, в небольшом селе?!

Майма и незнакомка будто состязались, кто лучше ублажит мужчину и, хотя все трое были одеты, их уже легко можно было представить в действии. Эслин сглотнула, закрыла рот и едва развернулась, чтобы бежать, как вдруг случайно поймала взгляд белокурой распутницы – у той оказались такие же глаза, как сейчас у Дархана. Ярко-голубые, чуть светящиеся. Девушка чувственно улыбнулась ей полными губами и прильнула к шаману, а Эслин, не помня себя от ужаса, рванула к лесу.

Она уже прилично отбежала от села, и спасительные деревья мерно приближались, как вдруг услышала легкий топот за собой и оглянулась. Крик сам собой слетел с губ. Дар бежал за ней следом, как древний охотник, с ровным темпом, спокойным дыханием и взглядом, полным ярости. Страх смерти наполнил ее мышцы силой, и она судорожно заработала руками и ногами в такт дребезжащему сердцу. Деревья приближались под звук ее шумного дыхания, в ноздрях резало. Казалось, что под сенью деревьев она обретет защиту, хотя доберись она до ящера, все равно не смогла бы в таком состоянии обуздать и оседлать его… Нет, не нужно думать о плохом. Главное двигаться. Она все еще жива. Выкрутится.

Инстинкт гнал ее вперед, пока резкая боль не вонзилась в спину, как стрела пронзает оленя. Сердце будто пропустило заточенное острие, грудь выгнулась колесом, а Эслин потеряла равновесие и полетела к земле, закатив глаза. Падение оглушительно отдалось в ушах. Кровь забыла законы своего движения, и испуганно столпилась в голове. Девушку пригвоздило к земле, она не могла даже прижать руки к груди, чтобы утешить скрюченное от боли сердце.

Дархан надвигался на нее и шевелил губами, но она видела лишь мутный силуэт и задыхалась, растворяясь в безотчетном ужасе. Вдруг его лицо оказалось совсем близко, и боль нехотя отошла, как морская волна в отлив, оставив за собой влажный берег. Первым делом она мелкими глотками принялась пить воздух, будто опасаясь, что он отравлен. В это время ее бережно приподняли, поддерживая под спину и затылок.

– Достану и размажу! Слышишь, жалкий вор? – голос Дарха звенел от ярости. Затем он добавил чуть тише. – Ниточка, это уже я, все в порядке.

Эслин безразлично ощущала, как он прижал ее к груди и провел пальцами по шее, остановившись на точке, в которой лихорадочно билась жизнь. В теле творилась круговерть. Кровь побежала обратно и ее как облило ледяной водой из ведра. Вернулась ясность мысли. Вспомнились слова Алимки, которые он сказал при ее первой встрече с шаманом: «А если уж начнет шаманить, да из-под контроля выйдет, то у нас на этот счет особый приказ есть – бить тяжелым по затылку». По затылку! Как это сделать?

– Ниточка, не молчи! О, милосердный Нум, – Дархан обращался то к ней, то к небу с таким отчаянием, что Эслин даже могла бы сжалиться над ним. Если бы он не пытался снова убить ее.

– Что тебе нужно? – прохрипела она. – Дай мне уйти.

– Какой уйти? Ты не уйдешь, – заволновался он, обхватывая ее кисти. – Сармик…

– Плевать на Сармика! Это ты меня убиваешь! – заорала она наконец.

Он, кажется, опешил и разжал ее руки. Побледнел.

– Я не хотел! Это не я! – зашептал он, но взял себя в руки и заговорил тверже. – Эслин, я ужасно с тобой обращался. Знаю. Я не смею даже извиняться. Нет слов, чтобы выразить мое сожаление. Но боль тебе причинял не я, а дух Гнева, что прицепился к моему телу и всю мою жизнь пытается захватить мое сознание. И сегодня ему это удалось.