– Вы уж… не будьте к ней, то есть, вы бы с ней поаккуратней. Она такая… Она же сатри, вы знали?

– А ну-ка, вон отсюда! – Дар в бешенстве округлил глаза и парня, как ветром сдуло.

Вход в мир духов где-то в глубине сознания радушно приоткрылся, но шаман не поддался соблазну. Вскочил и семимильными шагами понесся к знакомому жилью главы Трисориса. С горы его внутренней ярости время от времени срывались и вприпрыжку устремлялись вниз мелкие камешки. Одно неверное слово или движение и начнется лавина, которую не остановить.

На подходе он решил повторить вчерашнюю уловку, обратился к силе Травы и прошептал:

– Увидь меня. Смотри в упор, но не осознавай. Я вечен. Я всегда был тут, как солнце и трава.

Привратник с ружьем даже не повел бровью на то, как Дархан вальяжно открыл дверь в воротах и уже было прошел внутрь, но в последний момент не сдержался и прижал сердце мужчины, сощурив глаза. С горы сорвалось еще несколько камней, и накопленная ярость простонала от облегчения, а мир обрел голубое свечение. Свет истины. И в этом свете он не различал лиц людей и цвета одежд – только пульсирующие горячие камни в их груди и ветвистые каналы, несущие по телу жаркое топливо.

К согнувшемуся пополам стражу подскочил напарник, и шаман ощутил сладостную потребность нанести удар по обоим телам, но сдержался. Не время. Он спокойно миновал всех обитателей дворца, прошел к спальне Эслин и тихонько постучал. Девушка настороженно выглянула из-за двери и, как ему показалось, с облегчением, пропустила шамана внутрь. Она выглядела домашней и приятно расслабленной с примятой щекой и распущенными волосами.

– Вчера от моей руки погибли пять человек, – вырвалось из его рта. Он не хотел говорить, но бросив очередной камень прямиком в эту нежность, испытал удовольствие.

Эслин непонимающе посмотрела на него и сделала шаг назад. Шепнула:

– Зачем?

– Пришлось.

– Мне тоже приходилось убивать, – с тоской произнесла вдруг девушка, глядя в окно. – Обладающие силой часто служат орудием для других. Мои Красные очень пригодились Хазиме. Я всего лишь хотела добиться расширения прав для женщин, а она вознамерилась устроить кровавый переворот, будто нет иных путей. И использовала меня. Когда боевые Нити касаются моих ладоней, я становлюсь неистовым воином и поражаю людей без мыслей и жалости, но потом в память вспышками врываются картины сражения, и я не могу избавиться от мерзкого чувства, что я безвольный нож в чужих руках. Однако, я не нашла способа уйти из сопротивления. Ха. Способа… Да смелости, вот чего! Трусливая убийца. Бывало ли у тебя такое, когда кажется, что иного выхода нет? И эта мысль тебя вроде как оправдывает и успокаивает?

– Хотелось бы ответить нет, – отозвался Дар.

Накатившее раздражение резко испарилось. Он ведь тоже плыл по течению и бездумно приносил пользу в Изысках много лет, хотя давно мог бы сделать все, чтобы отыскать Траву и вместе с ним отправиться за тотемом. Вместо этого он терпел, терпел свою привычную беспросветную жизнь, и иногда срывался. А потом говорил себе, что не было иного выбора и он сделал что мог. Эслин внимательно следила за его лицом, потом медленно подняла руку вверх, поднесла к его лбу, но не дотронулась, а будто взяла что-то в воздухе и потянула на себя.

– Получается, – завороженным шепотом произнесла она.

Дархан недоуменно посмотрел на девушку и ощутил, как сожаление отступает. Он посмотрел на ее счастливое лицо, глаза, изнутри озаренные солнцем, и поцеловал. Она с готовностью прижалась к нему, ответила. Дархан кончиками пальцев ощущал под ее кожей тепло, свет и покой от могучего незримого источника и жаждал приникнуть к нему душой и телом. Он взял ее за руку и подвел к постели, где каждым своим движением извинился за вчерашнюю грубость. В окно игриво скользнул первый луч закатного солнца и сумерки вкрадчиво начали вплетаться в воздух уставшего города.

Когда волна ощущений взметнулась на предельную высоту и покорно улеглась в берега, за окном слегка стемнело. Шаман бездумно смотрел на умиротворенное лицо любовницы, пытаясь вспомнить, зачем он сюда пришел. Теперь уйти в одиночку казалось немыслимым, но Эслин мягко дотронулась до его плеча:

– Благодарю. Еще днем, когда этот человек разглядывал меня в свой оптический прибор, мне показалось, что надежды нет и мои краткие озарения – это просто отголоски памяти, как боль в отрубленных пальцах. Но сегодня я не только вновь увидела свои Нити, но и сняла с тебя легкий покров сожаления. Быть может, я бы сделала больше, но к твоим чувствам так просто не подобраться, а у меня нет времени. Ко мне может заглянуть Энтин. А тебе пора обратно к своим.

– Помни, что ты должна вернуться ко мне так скоро, как сможешь. Если все пойдет хорошо и возникнет надобность заехать в столицу, то не задерживайся там больше, чем на день. Объяснишь болезнью свое отсутствие и поедем в Туярык. По просьбе Лиса я снимаю с тебя обязательство сопровождать меня в пути до Оспари, но пещеру ты мне показать клялась кровью! – строго напомнил он.

Эслин кивнула и осторожно нырнула своими пальцами в волны его волос над ухом. Затем резко встала и начала одеваться. Шаман быстро последовал ее примеру, стараясь сохранить в себе светлое ощущение от близости с девушкой и не погружаться в тень тоски. Вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги и в дверь яростно задолбили кулаком.

– Эслин Максут, вы обвиняетесь в покушении на убийство первых лиц государства, – прокричал грубый мужской голос. – Откройте немедленно!

И тут же раздался страшный грохот – дверь сильно ударили в районе замка, и она дернулась так, словно готова была разлететься без сопротивления. Дар подскочил к гардеробу, что стоял вдоль стены с дверью, уперся спиной в его бок и с трудом подтолкнул к двери. Второй могучий удар отозвался дребезжанием гардероба. Шаман попятился от проема бормоча:

– Пусть все заполнит здесь сладость гниения, труп свежескошенным пахнет растением.

Эслин в это время подскочила к окну, открыла его настежь и воскликнула:

– Тут до земли три моих роста, но у ворот охраны человек шесть! Можешь сделать нас невидимыми?

–Нет, ведь ищут они нас, не пропустят мимо глаз, – отчеканил Дар, с силой сдавливая в руках корень в виде человеческой фигуры. Он начал слегка раскачиваться и скороговоркой бормотать:

–Выйду из дверей, стану я сильней. Выйду из ворот, пойду на восток, древо-камень там растет. Силой да поделится лиственных владелец.

– Только не убивай их! Не до смерти, ладно? – взмолилась она под треск двери.

Дархан и не думал никого убивать. Напротив, он создал в голове четкий образ желаемого, мысленно взмолился: «Листопад, выручай!» и схватил Эслин за руку. Треск! Гвардейцы Энтина сломали дверь, с грохотом откинули шкаф и ворвались в комнату, но шаман в этот момент шагнул в окно, потянув спутницу за собой. Падение со второго этажа смягчили кусты сирени, что на глазах поднялись и разбухли как дрожжевое тесто.

Вдогонку им понесся надрывный кашель и крики. Сработал смрад – зоркость должны притупить слезы, а жжение в слизистых ненадолго замедлит людей министра. Один или двое выскочили из комнаты в безотчетном страхе – запах так влиял на рассудок. Беглецы поднялись. Эслин крепко вцепилась в мужскую руку и глазами впилась в глаза. Уходить было некуда. Через пару минут сверху начнут стрелять, а от караулки у ограды на них уже наступали привратники. Дархан рыскал по темным углам внутри себя, но нигде не мог отыскать свою высокомерную и бесстрастную ярость – осталось только волнение за Эслин и ощущение безвыходности. Он вновь с чувством сжал фигурку в другой руке, дыхнул на нее, отчаянно позвал Листопада и наконец ощутил, как в него нехотя хлынула защита.

Обжигающая волна неторопливо прокатилась с головы до ног, заставила сжать зубы и зажмурить глаза. Он тотчас поделился защитой с Эслин, и сила тараном врезалась в ее кожу, заструилась по телу. Девушка задергалась и взвыла. Еще бы. Кожа будет лихорадить и болеть несколько дней, но зато она тоже уподобилась железной березе и переняла свойства ее коры.