Как же несправедливо. Только она разобралась в своих чувствах, как все перевернулось с ног на голову. Да, ей говорили, что будет больно. Любовь подразумевала боль. Но она как соль в чае, и разве там не должно быть ложки меда? Разве не должна любовь, если помечтать, подразумевать и страсть?

Прядке выпали все недостатки романтических отношений и ни одного преимущества.

К сожалению, ее практичность начала брать свое. Пока они с Чарли притворялись, реальный мир не мог до них добраться. Но дни притворства позади. Что, по ее мнению, должно случиться дальше? Герцог разрешит сыну жениться на ней? Что ей предложить такому человеку, как Чарли? С принцессой ей не сравниться. Только подумать, сколько кружек могут позволить себе принцессы!

В вымышленном мире женятся по любви. В реальном мире — из политических соображений. В этих словах кроется множество смыслов, но большинство сводится к одному: к таким решениям допускается только знать и (неохотно) богачи, а не простые люди.

Закончив с покупками, Прядка пошла домой, где можно хотя бы поплакаться родителям. Но как оказалось, герцог не терял времени даром: к причалу спускалась процессия.

Прядка развернулась и пошла обратно по другой дороге, которая вывела ее в хвост процессии. Слуги грузили семейные пожитки герцога на торговый корабль. Никому нельзя покидать остров. Разве что самым важным людям. Прядка забеспокоилась, что не удастся поговорить с Чарли. Потом забеспокоилась, что удастся, но он не захочет ее видеть.

К счастью, она заметила, как он ищет кого-то с краю толпы. Увидев ее, он сразу подбежал.

— Прядка! О луны. Я волновался, что не успею тебя отыскать.

— Я… — Что сказать?

— Дева без прикрас, — проговорил он, поклонившись, — вынужден вас вскоре покинуть.

— Чарли, не пытайся быть кем-то другим, — тихо произнесла Прядка. — Я тебя знаю.

Он скорчил гримасу. На нем был дорожный плащ и даже шляпа. Герцог считал, что шляпы прилично носить только в дороге.

— Прядка, боюсь, я тебе лгал, — сказал Чарли мягче. — Видишь ли, я не садовник. Я… э-э… сын герцога.

— Поразительно. Кто бы мог подумать, что садовник Чарли и сын герцога Чарли — один и тот же человек, особенно если они одного возраста, одинаково выглядят и носят одну и ту же одежду?

— Э, да. Ты на меня злишься?

— Злость на очереди. На седьмом месте, между замешательством и усталостью.

У них за спиной поднялись на борт отец и мать Чарли. С последним багажом за ними последовали слуги.

Чарли не смел поднять взгляд.

— Похоже, я должен жениться. На какой-нибудь принцессе. Что думаешь?

— Я… — Что тут скажешь? — Я желаю тебе всего хорошего.

Он поднял голову и встретился с ней взглядом.

— Всегда, Прядка. Помнишь?

Хоть и с трудом, но она сумела отыскать и произнести прятавшиеся от нее самой слова.

— Я желаю, — сказала она твердо, — чтобы ты этого не делал. Не женился. Ни на ком другом.

— О? — Чарли моргнул. — Правда?

— В смысле, наверняка они очень хорошие. Принцессы.

— По-моему, это входит в их обязанности. Например… ты слышала, чем они занимаются в сказках? Оживляют земноводных, проверяют перины у детей вместо родителей. Без доброты в таких делах не обойтись.

— Да, я… — Прядка глубоко вздохнула. — Я все равно… не хочу, чтобы ты женился на принцессе.

— Значит, не женюсь.

— Вряд ли у тебя есть выбор, Чарли. Твой отец хочет, чтобы ты женился. Это политика.

— Да, но, видишь ли, у меня есть секретное оружие.

Чарли взял Прядку за руки и подался ближе.

Его отец перешел на нос корабля и, нахмурившись, посмотрел вниз на берег. Чарли лишь криво улыбнулся. Эта улыбка означала: «Глянь, какой я хитрый». Так он улыбался, когда не проявлял особой хитрости.

— Что за секретное оружие, Чарли? — спросила Прядка.

— Я могу быть невероятным занудой.

— Это не оружие.

— Может, на войне им не воспользуешься, Прядка, но во время ухаживаний оно ничуть не хуже острейшей рапиры. Ты же знаешь, как я люблю болтать. Болтать, болтать и болтать.

— Мне нравится твоя болтовня, Чарли. Я не против, а иногда даже получаю от нее удовольствие.

— Ты особый случай. Ты… глупость, конечно… но ты как пара перчаток, Прядка.

— Да? — Она поперхнулась.

— Да. Не сочти за оскорбление. В смысле, когда я тренируюсь со шпагой, то надеваю перчатки, и…

— Я понимаю, — прошептала она.

Герцог прокричал с корабля, чтобы Чарли поспешил. Прядка вдруг поняла, что у герцога так же много сердитых взглядов, как у Чарли — улыбок. Ей не слишком понравилось, что означает этот его сердитый взгляд.

Чарли сжал ее руки.

— Послушай, Прядка. Я обещаю, что не женюсь. Поезжу по всем этим королевствам и буду таким невыносимым занудой, что ни одна девушка на меня не польстится. Я мало на что гожусь. Я ни разу не заработал ни одного очка в учебном бою с отцом. Во время официальных ужинов я проливаю суп. Я так много болтаю, что даже мой лакей, которому платят за то, чтобы слушать, не устает придумывать поводы меня перебить. На днях я рассказывал ему сказку о рыбе и чайке, а он притворился, что ушиб палец на ноге, и…

Герцог снова крикнул.

— У меня получится, Прядка, — упорствовал Чарли. — Обещаю. На каждой остановке я буду выбирать для тебя кружку, хорошо? Как только наскучу до смерти очередной принцессе и отец решит ехать дальше, буду отправлять тебе в доказательство кружку. — Он снова сжал ее руки. — Я так поступлю не только потому, что ты меня слушаешь, но потому что ты меня знаешь, Прядка. В отличие от других ты всегда видела меня настоящего.

Чарли повернулся, чтобы наконец ответить на крики отца. Прядка вцепилась в него, не желая отпускать.

Чарли улыбнулся в последний раз. Он явно пытался держаться решительно, но она знала все его улыбки. Это была его неуверенная улыбка, полная надежды и тревоги.

— Чарли, ты тоже моя пара перчаток.

На этом ей пришлось его отпустить, чтобы он успел взбежать по сходням. Хватит быть такой навязчивой.

Герцог заставил сына спуститься под палубу. Миновав мертвые серые споры вокруг Скалы, корабль скользнул в истинную зелень моря. Ветер надул паруса, и корабль двинулся к горизонту, оставляя за собой росчерк в изумрудной пыли. Прядка поднялась к дому и с обрыва следила, как корабль стал размером с кружку, потом с пятнышко, а потом и вовсе исчез.

И началось ожидание.

Говорят, что ждать — самое страшное из мучений. А говорят это писатели, которые вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, проводят время в раздумьях о том, что бы такого сказать. Любой работяга подтвердит, что, если у вас есть время ждать, это роскошь.

Прядке было чем заняться: она мыла окна, готовила, присматривала за братишкой. Ее отец — Лем — едва оправился после несчастного случая в шахте и старался подсобить, но передвигался с трудом. Весь день он помогал матери Прядки — Ульбе — вязать носки на продажу морякам, но почти вся выручка уходила на пряжу.

В общем, Прядка не ждала, а работала.

И все же она испытала огромное облегчение, когда доставили первую кружку. Ее принес юнга по имени Хойд. (Да, это я. Как вы догадались? Уж не по имени ли?) Кружка была красивой, фарфоровой, без единого скола.

В тот день мир заиграл новыми красками. Читая сопроводительное письмо, Прядка будто слышала, как Чарли отваживает первую принцессу. С героической монотонностью он перечислил все звуки, какие издает его желудок в зависимости от того, на каком боку спать. Словно этого мало, он рассказал, как хранит обрезки ногтей и какими именами их называет. Дело было сделано.

«Сражайся, моя говорливая любовь, — думала Прядка, оттирая окна в особняке на следующий день. — Будь смелым, мой отвратный воин».

Вторая кружка оказалась из чистого красного стекла, высокая и тонкая, и словно вмещала больше, чем на самом деле. Возможно, такими пользовались в какой-нибудь особенно прижимистой таверне. Вторую принцессу Чарли отшил, расписав в мельчайших деталях, что ел на завтрак: он пересчитал все кусочки яичницы-болтуньи и распределил их по категориям в зависимости от размера.