– Ага, на донышке.

– Выскреби ему. Сам обойдешься, а то знаю я тебя: как котел мыть пойдешь, так небось вылизываешь!

– Будет вам над сиротой измываться… – пробурчала я, накладывая в миску остатки нашей трапезы. – Держи, странник.

– Благодарствую, добрые люди! – отозвался он и накинулся на немного пригорелую кашу. Похоже, этот человек уже давно не ел досыта.

– Ты жуй да заодно рассказывай, что приключилось, – сказал Чарим. – Мы уже которую неделю в пути, все вроде шло, как обычно, а тут будьте-нате, ворота заперты, о голоде говорят… В чем дело-то? Еще неделю назад ни о чем таком и слуха не было!

– Не было, правда ваша, – покивал странник, выскребая миску пальцами и с причмокиваньем их обсасывая.

Если б у него голова в эту миску вошла, он бы ее точно вылизал. И еще три раза по столько съел, это точно, но увы, ничего не осталось. Разве что сухари и вяленина, но без приказа я не собиралась развязывать тюки.

– Но ты что-то да знаешь? Давай выкладывай, – сказал Вител. – Тогда, может, я тебе еще сыру отрежу и хлеба краюху дам.

– Угу… – Странник вытер заросший подбородок рукавом, шмыгнул носом и сел поудобнее.

Лицо у него было, насколько удавалось рассмотреть при свете костра, самое заурядное: длинный кривой нос, видно, не раз сломанный, впалые щеки, густые брови, хитрые блестящие глаза, давно не стриженные волосы непонятного цвета, клочкастая борода да уши лопухами, одно больше другого.

– Стало быть, я сюда зимовать шел.

Чарим покосился на меня и хмыкнул, а странник продолжил:

– Я так который год спасаюсь, потому как весной и летом бродить в радость, ну и дела полным-полно, хоть где кусок хлеба да заработаешь… Осенью то же самое, нанимают на подмогу, а я не жадный, на пропитание бы хватило, и ладно! Ну а зимой совсем скверно, так я в обитель иду. Там тоже кормят, с голоду не помрешь, это точно. Работать велят, само собой, но… – он ухмыльнулся, – кто не первый год так перебивается, тот знает, как особенно не утруждаться!

– Ты к делу давай, – сказал Вител.

– А я по делу говорю, – с достоинством отозвался странник и, отвернувшись, высморкался, зажав одну ноздрю. – Простыл все ж таки, вот напасть… Стало быть, добрые люди, пришел я сюда, как обычно, ан в обитель никого не пускают! Нашел пару знакомцев – те тоже ничего не понимают. Они пораньше моего пришли, так ворота, считай, прямо у них перед носом закрыли. Ну, я побродил, там послушал, тут расспросил, в общем… Правду вам сказали. Голод будет, и, похоже, небывалый…

– Да почему?! – вскричал Чарим. – Ведь был урожай, пусть и скверный!

– Был, да сплыл, – ответил странник. – Вернее, в распыл пошел.

– Это как?

– А так. Один странник сказал, своими глазами это видел. Он как раз нанялся на одно подворье на пару дней, хлев чистил. Говорит, услышал крики, выскочил, а хозяева вокруг амбара бегают и голосят… Решил, что пожар, но ни дыма, ни огня… только пыль какая-то кругом, как от телеги на дороге в самую-то сушь. – Он вздохнул. – Заглянул, говорит, в амбар, а тот вовсе не пустой был, это уж он прежде видел… И обомлел. Ничегошеньки там не осталось, только пыль эта самая. В уголке, сказал, еще стоял мешок с зерном, и тот на глазах истаял!

– Однако… А ему не померещилось?

– Я тоже спервоначалу не поверил, а потом другие подошли, слухи принесли. Не примерещилось, добрые люди. По всей округе этак вот: что этой осенью собрали, все в пыль обратилось.

– А в обители, стало быть, что-то осталось? – нахмурился Вител.

– А иначе с чего б им ворота запирать? Может, еще с прошлых лет запасы есть. А что с летошними случилось, разве скажут… – Странник снова хлюпнул носом. – И неведомо, везде так или только в этих краях.

– И почему это приключилось? Об этом что говорят? – спросил Чарим, дергая себя за ус.

– Да как обычно… валят все на злое колдовство, но вот чье, почему вдруг, того никто не может сказать. Хотя, – он почесал переносицу, – кое-что болтают.

– Ты рассказывай дальше, – подбодрил Вител. – И глазами-то по сторонам не стриги, не стриги! Сказано – угощу, значит, угощу, но только если по делу говорить будешь. И не выдумывай, а то знаю я вашу братию: сейчас как наплетешь семь возов небылиц с небыличкою, а мы уши-то и развесим!

– Не, дядя Вител, он покуда не врал, – не удержалась я, – по нему хорошо видно.

– А тебе почем знать?

– А он, когда думает, соврать или нет, за нос хватается, – пояснила я.

Примечать такое меня еще кормилица учила, да и отец об этом упоминал. Что там! На моем же примере и объясняли, когда я выдумывала очередную байку и пыталась подловить взрослых. И матушка кое-что рассказывала о языке тела, который у многих очень похож: люди, сами того не осознавая, выдают себя жестами. Достаточно внимательно приглядеться, куда и как человек смотрит, как держит руки – свободно или скрестив на груди, теребит ли вещи или пальцы, и можно понять – лжет собеседник, скрытничает или говорит правду, спокоен или взволнован, а если так, то именно этим разговором или же его беспокойство имеет другую причину… Конечно, до высот такого искусства мне было далеко, но уж очевидные вещи и я различить могла.

– Если чешет, значит, не врет, а просто задумался – рассказывать или лучше язык прикусить. А если этак вот за кончик дергает, значит, либо чего-то недоговаривает, либо на ходу сочиняет. Ну а если еще и в сторону смотрит, тогда точно врет, – добавила я, и Вител переглянулся с Чаримом.

Тот только брови поднял: мол, надо же, не ожидал от дурачка Ленни таких познаний!

– Ну что, странник, угадал наш малой? – спросил Чарим.

– Угадал, – нехотя ответил тот и покосился на меня. – Дело такое… не всякому о нем говорить стоит, побить могут. Но вы вроде не из этаких…

– Не хватало еще руки о тебя марать, – буркнул Вител. – Если что, так возьму за шкирку, разверну да коленом под зад дам, и будет с тебя… Говори уже!

– Слух ходит, – произнес странник, – мол, эта напасть приключилась потому, что князь решил жениться.

– Приехали! – присвистнул Чарим. – А как это связано-то?

– Так он не абы кого захотел в жены взять, – пояснил тот.

– Колдунью, что ли?

– Бери выше, – ухмыльнулся странник, – горную ведьму.

– Да ну, – после паузы произнес Вител, – выдумки. Сколько через перевал ходим, ни разу никаких ведьм не встречали. Водится там, конечно, всякое, но…

– Ну так они ж не говорят, мол, здравствуй, путник, я горная ведьма, заходи в мой дом, гостем будешь, – серьезно сказал странник. – Ты, может, и видел какую, а то и не одну, да от человека отличить не смог. Когда надо, они распрекрасно людьми притворяются!

– Ну это-то ладно, пока нас не трогают, пусть хоть кем прикидываются, – махнул рукой Чарим. Судя по тому, как он хмурился, новость ему очень не понравилась. – Ты по делу говори! Ну, захотел князь на ведьме жениться, и что с того? Хоть бы и на козе, его дело… Дальше что? Свататься поехал, а ему от ворот поворот дали?

– Да если бы… Так-то, может, ничего и не случилось бы, да понимаешь, добрый человек, он силком ее в жены взять решил. А это…

– А как можно ведьму принудить? – удивился Вител. – Если ей что не по нраву придется… Фьють – и нет ее, ищи-свищи!

– Вот этого не знаю, – честно сказал странник. – Пересказываю, что от других людей слышал.

– К примеру, обманом в гости заманил и как-то удержал, слыхали, может? В сказках о таком говорится, – подал голос Мак.

– Что ж, князь ухитрился это устроить? – покачал головой Марон.

– Да не знаю, говорю же! Где он ее нашел, как удержал, никто и гадать не пытается… В сказках так: если у ведьмы, лесной ли, горной или речной, отобрать что-нибудь важное, она никуда не денется, будет жить с человеком и это… как его… всяческие блага ему приносить, вроде того, и даже детей рожать. Ну, это пока не догадается, что ее обдурили, не вернет украденное и не освободится. А вот тогда жди беды! Хорошо, если она просто так ускользнет, а не отомстит…