— Мам, а ты говорила, что прадед был сыном тогдашнего герцога, — ткнула меня локтем Ири. — А где герцог, там и король недалеко… Может, поэтому я что-то такое умею? Ну, животных понимаю…

— Да, но… — Я взялась за голову. — Я ведь той же крови, но я ничего не чувствую!

— Как же нет? — удивилась дочь. — Ты с волчицей разговаривала, похуже, чем я, но все же! И лес ты хорошо понимаешь, просто… ну просто не умеешь как следует с ним говорить. Это как в музыке: если кто-то фальшивит, слышишь, но если сам не учился, правильно не сыграешь!

— Если все так, то в жилах Ири течет… нечто небывалое, — негромко проговорил Ирранкэ. — Я даже предположить подобного не мог.

— И чем это ей грозит? — резко спросила я.

— Прежде ничем не грозило… — Он отвернулся. — Фея о ней и знать не знала, только о тебе… когда я проболтался. Но и то — лишь как о хранительнице ключа. А вот королевскую кровь они уничтожают на корню, если прослышат о ней. Нет, если бы она случайно узнала о вас вне нашей связи и полагала, что где-то живет себе женщина с дочерью, не представляя даже, кто там затесался среди ее далеких предков, то, возможно, махнула бы рукой. Но…

— Если она прознает, кто мы, то не оставит в покое, так? — помолчав, произнесла я. — Если она уничтожила целый замок, не найдя добычи, то что ей две какие-то человеческие букашки? Рано или поздно она до нас доберется, а ведь мы не сможем всю жизнь не подходить к воде! Ладно еще зимой, но летом… Там ручей, тут колодец, да хоть в канаву наступишь… и все, она возьмет след. Верно я поняла?

Ирранкэ кивнул.

— Значит, выход только один, — сказала я. Внутри было очень холодно, и я невольно положила руку на теплое плечо Ири. — Убить фею раньше, чем она нас. Наплевать мне на ключ, на судьбу мира, но если в опасности жизнь моей дочери, я этой колдовской твари горло перегрызу, даже если после этого сама сдохну!

Он обернулся и посмотрел мне в глаза.

— Так волчицы дерутся за волчат, — сказал он.

— А мама такая и есть, — непосредственно вставила Ири и пояснила, видя мое недоумение: — Ты же сказала тогда, в лесу, помнишь? Что убьешь за меня, потому что так поступают волчицы. То-то вы с ней так хорошо договорились, прямо как родные!

— Ну уж всяко не стану сидеть сложа руки, — мрачно ответила я. — Ирэ? Что дальше-то делать будем?

— Надо дать лошадям роздых, — сказал он после паузы. — Я думал поехать к своим, но теперь это уже не имеет смысла. Зима на переломе, и если на тех конях еще можно было домчаться туда и обратно… Теперь не успеем.

— А зачем нам туда?

— За помощью. Я знаю, как убивать фей, только из легенд, но… — он покачал головой, — это легенды и есть. У меня нет ни небесного железа, ни негасимого огня, а простым кинжалом ее не взять. Но, может, наши кудесники придумали бы что-нибудь…

— Сами придумаем, — непосредственно заявила Ири и слезла с кровати, отчаянно зевая. — Я спать пойду, ладно?

Я кивнула, а когда она прикрыла за собой дверь, а Ирранкэ потушил свечу, сказала едва слышно:

— Я знаю, о чем ты думаешь.

— И о чем же?

— Как бы разорваться надвое. Потому что одно дело, если с тобой пойду я, я взрослая уже и сама за себя отвечаю, но тащить с собой Ири… Можно было бы оставить ее на чьем-то попечении, но на чьем? Я никого не знаю, кому могла бы довериться.

— Именно так, — ответил он после долгой паузы. — У тебя ведь мать жива, но после того, что случилось, в те края возвращаться опасно. Здесь разве что оставить, заплатив за присмотр?

— Ты с ума сошел?! — вскинулась я. — Ты видел, кто тут зимует? Да сколько ни заплати, стоит уйти — ее сразу… И тебя не побоятся, пусть ты и алий: ты же уехал, а потом и они исчезнут, ищи-свищи! Нет, думать даже не смей, я ее не оставлю на добрых людей, знаю я, какие они добрые…

— Прости, я… — Ирранкэ помолчал. — Я все время забываю о том, что люди другие. И о том, что девочка ее возраста у вас, считай, уже вполне взрослая, тоже забываю. Она же совсем ребенок!

— Это для тебя. Тебе самому сколько лет?

Он сказал, и я умолкла. Никак не выходило осознать, что алий с таким молодым лицом, пускай и совершенно седой, ровесник моего прадеда!

— Я же говорил об этом, — шепнул он мне на ухо. — По нашим меркам я еще юнец. А Ири — едва из колыбели, да и ты тоже. И еще… мы живем долго, но детей у нас рождается мало, иначе мы бы заполонили все кругом. И каждый ребенок — невероятная ценность, не важно, свой или чужой, просто…

Ирранкэ замолчал, а потом сказал вдруг тихо и отчетливо:

— Ири не просто дороже ключа. Она бесценна.

— И ее жизнь не выменяешь на эту проклятую побрякушку, — добавила я. — Даже если фея согласится, что ей мешает взять и обмануть? Или, как ты говорил, выморозить весь мир, и тогда… какая разница? Все умрем…

— Я предложил бы оставить ее у деда или любой моей сестры, но туда нам не успеть, говорю же.

— А я и не согласилась бы, — ответила я. — Я не знаю твоей родни, они не знают Ири, и лучше уж пусть она будет при мне, чем у чужих… алиев.

Я всхлипнула и вжалась лицом в его плечо, стараясь не разрыдаться. Только бы не разбудить Ири!

— Виноват я, — негромко сказал он, гладя меня по голове, по плечам, по спине. — Я не удержался той ночью. Я разозлил фею. Значит, я и держу за все ответ.

— А что проку? — перебила я, переведя дыхание. — Что ты можешь сделать?

Воцарилось молчание.

— Ты права. Ничего, — негромко ответил Ирранкэ. — Даже хуже. Я мог умереть, я был к этому готов… Но я же чуть не убил вас обеих!

— Мы пока живы и умирать не намерены, — сказала я сквозь зубы. — Хватит. Мы так неделю будем гадать, что было бы, если… Ты думал, что не вернешься. Ты не знал и не мог знать о дочери! И о том, какой она крови… Значит, и фея не имеет об этом представления, а это уже какое-никакое преимущество, разве нет?

Он кивнул.

— Ты делал, что должен был сделать, и у тебя почти получилось, верно? А я думала, что тебя нет, ты же сказал о предчувствии. А и вернулся бы, Ири все равно только моя дочь! Ты ее увидел только что, не ты ее растил и воспитывал… Значит, решать мне.

— О чем ты?

— Раз выбора нет, мы обе пойдем с тобой, — ответила я, сжав ключ в руке. — Я не хочу жить взаперти, не хочу страшиться подойти к колодцу или напиться из родника, не хочу днем и ночью бояться за дочь! А если ты уйдешь и сгинешь еще на дюжину лет, так и будет… Оставить ее я не могу. Не с кем, а вдобавок ее где угодно может найти эта тварь, если прознает о ней! Я так с ума сойду…

— Марион, — начал было он, но я перебила:

— Я сказала, мне решать! Я не желаю жить в вечном страхе и дочери этого не пожелаю! Лучше уж… сразу. И ведь надежда есть, правда? Фею можно извести?

— Да, но я не знаю верного способа. Я слишком рано выдал себя и так и не выяснил, как можно уничтожить именно эту… И, Марион, ты права — мы оба взрослые, мы можем решать за себя… А дочь ты спросила?

— Я и так знаю, что она ответит, — вздохнула я, приподняв голову на шорох.

— Это будет весело! — раздалось из-за двери.

Наутро мы проснулись от гомона. Когда я высунулась посмотреть, что там такое случилось (Ирранкэ такое было не по чину, а с Ири я вообще теперь старалась глаз не спускать), то быстро взбежала по лестнице и кинулась к Ирранкэ. Он сильный, он сможет…

Не сможет он спасти, вспомнила я и отстранилась.

— Кухарь наш, — выговорила я. — Он вчера воды не принес…

Лицо Ирранкэ закаменело.

— Как я и думала — с конюхом решил пропустить по стаканчику. А вместо себя послал мальчишку… даже имени его не помню… Сейчас из колодца достали. Его-то за что?!

Ирранкэ закрыл лицо руками.

— Не знаю, — ответил он, помолчав. — Он наверняка касался моих коней, но это же… фея может их почуять, но тронуть не рискнет. А вы с ним не общались? Может, ты дала ему что-то? Или с Ири они поссорились… Я же говорил, прикосновения уже достаточно!