– А вы…

– Я иногда прихожу сюда, – ответил он. – Правда, мне часто хочется разбить проклятое стекло, но его даже камнем не возьмешь.

– Снова волшебство?

– Именно. Это зеркало показывает суть вещей. А я, – тут он невесело усмехнулся, – я отражаюсь там прежним. Нет, не трудись, ты этого не увидишь. Каждый может разглядеть только себя.

– Неужто, – пробормотала я, когда он поставил меня перед собой, и вгляделась в запыленное стекло.

– Присмотрись, ну?

– Да уж смотрю, пыль одну вижу, – ответила я. – Ну и себя, ясное дело. Правда, зеркало и впрямь с хитрецой – я в нем, пожалуй, буду посимпатичнее, чем теперь. Да и платье не мое, я таких отродясь не носила! А вы…

Тут я примолкла и внимательнее всмотрелась в зеркальную глубину. На мгновение мне показалось, будто за моей спиной стоит не неведомый зверь, а человек, словно сошедший со старинной картины: высокий, широкоплечий, с густыми черными, завитыми по тогдашней моде волосами, ниспадающими на кружевной воротник дорогого камзола, с лицом красивым, надменным и недобрым.

– Кого ты там видишь? – тихо спросил Грегори.

– Чудовище, – ответила я, и, кажется, он остался доволен этим ответом.

Ясное дело, отправляться в путь предстояло не сегодня и не завтра. Пока служанки дошили одежду – разумеется, я не забыла и о дорожных платьях, и те получились куда наряднее, чем мои нынешние, девушки расстарались, – пока прислали заказанную обувь…

Впрочем, скучать мне не приходилось: я подсчитала свои финансы и решила, сколько могу потратить на подарки девочкам, а сколько достанется Хаммонду. К кому обратиться в городе, я знала: повторюсь, я помогала брату с делами и многое знала не хуже, а то и лучше, чем он сам. С этим не должно было возникнуть затруднений.

Вдобавок Грегори, показав мне волшебное зеркало, не остановился на этом и то и дело звал меня, чтобы дать полюбоваться очередной диковиной (в руки, правда, он мне старался такие вещи не давать, и я даже не думала обижаться, понимая, чего он опасается). Диковин же в поместье оказалось превеликое множество, равно как и потайных комнат, скрытых коридоров и лестниц, ведущих неведомо куда. Недаром я боялась заблудиться тут! Впрочем, в некоторые двери нельзя было войти без позволения хозяина, и это к лучшему…

– Мои предки вовсю пользовались благорасположением феи, – пояснил мне Грегори. – Здесь заклятие, тут заклятие… Поверишь ли, один только ритуал введения молодой супруги в семью занимал несколько дней, и то кое-какие части дома оставались ей недоступны.

– Прямо как в легенде о рыцаре, который запрещал жене открывать одну дверь, но она все-таки не удержалась, за что и поплатилась жизнью, – припомнила я. – Это не ваш родственник?

– Не припоминаю такого, но, быть может, ему покровительствовала та же фея. Или другая, ухватки у них, полагаю, одинаковые… – Грегори помолчал и добавил: – В этом доме тоже можно пострадать от излишнего любопытства.

– Я не сую нос куда не положено, если вы намекаете на это.

– Ты нет, но до тебя бывали… любители и любительницы заглянуть в запертые комнаты, – серьезно сказал он. – Я недаром предупреждал тебя о западном крыле. Там не только мои личные покои, но еще и хранится много такого, чего не стоит касаться людям, у которых нет на это позволения хозяина Норвуда.

– А как же слуги? Мне показалось, в том крыле даже чище, чем в остальном доме! Снова волшебство?

– Оно самое. Грязью зарасти не позволит, а пройтись с метелкой для пыли и тряпкой слугам не возбраняется. Главное, не прихватить что-нибудь или попытаться это что-то исследовать. Обычно добром это не заканчивается.

– И не страшно было людям отдавать вашим предкам девушек в жены, – невольно поежилась я.

– А ты полагаешь, мы болтали о таких вещах направо и налево? – прищурился он. – Молодые жены да и мужья, бывало, в род принимали юношей, – узнавали об этом уже после свадьбы.

– Когда им уже некуда было деваться…

– Именно. Впрочем, большинству богатство так застило глаза, что они соглашались на все… И, хотя случались и прискорбные инциденты, обычно супруги моим предкам доставались или покорные, или им самим под стать – с характером и пониманием того, что делать нельзя, а что может быть попросту опасно. Этим обычно ничто не угрожало.

– А как же дети? Им ведь не всегда объяснишь, почему нельзя схватить какую-нибудь красивую вещицу!

– Если в ребенке течет кровь Норвудов, ему ничего не сделается, – ответил Грегори и вдруг ухмыльнулся: – Кстати, именно поэтому Норвуда невозможно обмануть, выдав чужого ребенка за его.

– То есть у Лизбет был бы шанс на то, что вы признаете дитя?

– Нет, – еще шире улыбнулся он. – Тогда пришлось бы признать и ее саму, а мне это даром не сдалось… Ну, довольно бродить по дому, идем лучше, прогуляемся!

Я не возражала: было холодно, но безветренно, и пройтись по парку было приятно. Ну а Грегори раз за разом сворачивал к своей розе, глядел издали, но при мне никогда не подходил к ней близко. Впрочем, следы на снегу красноречиво говорили о том, что он часто наведывается сюда в одиночку. Быть может, даже не один раз на дню…

– Госпожа, – постучалась ко мне как-то поутру Моди, – не могли бы вы спуститься?

– Случилось что-нибудь? – отложила я книгу.

Грегори вчера славно поохотился, а сегодня изволил предаваться лени, так что у меня выдалось немного времени на чтение.

– Ничего, госпожа, просто мы закончили работу и хотели… – Она замялась и умоляюще посмотрела на меня. – Мы хотели бы, чтобы вы сами раздали нам готовое платье. Пожалуйста! Все очень просят!

– А почему не хозяин? – удивилась я и встала, отложив книгу.

Мои обновки были уже готовы, и я только ждала разрешения Грегори, чтобы отправиться в город. Увы, в последние несколько дней он пребывал в крайне раздражительном настроении, и лишний раз подходить к нему не стоило. Собственно, потому он и отправился на охоту, хотя кладовые и так ломились от припасов, – чтобы развеяться и выпустить гнев на волю.

– Он не захочет, – вздохнула Моди. – Вы же знаете, как он относится ко всяким древним глупостям! – довольно похоже передразнила она. – А для нас это важно. Обычай такой, госпожа: слуга получает подарки из рук хозяев…

– Но я над вами не хозяйка, – напомнила я.

– Ну… мы так не считаем, – озорно ответила Моди. – Идемте? Все уже собрались и очень ждут!

– Вот влетит нам за это самоуправство как пить дать, – покачала я головой. – Ревнители традиций выискались… Идем!

– Попадет, если хозяин узнает, но мы же потихоньку, – сказала Моди. – Сюда, госпожа, на восточную галерею… Тут раньше, Хаммонд говорит, была оранжерея, да только все пришло в упадок.

– Это не так сложно поправить, – ответила я, оглядев высокие окна. Сюда я тоже еще не заходила: размерами поместье не уступало какому-нибудь замку! Однако галерея была отмыта до блеска, видно, слуги постарались. – Разведем тут заморские цветы, то-то будет славно…

– Вот было бы здорово! – сказала Моди. – Прошу, госпожа!

Все слуги собрались здесь: хоть я и не видела их, но слышала дыхание, покашливание и шепотки.

«Любопытно, как же это будет? – невольно подумала я, увидев порядочную горку свертков, подписанных твердым почерком Хаммонда. – Я вижу предметы в руках у слуг, но не их самих и их одежду. Неужто и эта сделается невидимой? Ну, поглядим!»

– Начнем по старшинству, – предложила я, когда воцарилась тишина.

– Пускай лучше сперва девушки, – предложил Хаммонд.

– Им переодеваться дольше, – вставил Эрни, и парни захихикали.

– Ну, как скажете, – улыбнулась я и поискала глазами нужный сверток. – Роуз?

– Да, госпожа, – услышала я ее голос, – благодарю, госпожа!

– Моди… Тесси… Джуди… Кора… Лили…

Потом дошла очередь и до мужчин, и свертки один за другим уплывали из моих рук, а слуги благодарили на разные голоса.

– А теперь что? – с интересом спросила я, когда одарила всех без исключения.