В итоге люди попали в самую натуральную западню, ибо стены ущелий тут высоки и круты. Сбежать могли самые проворные из молодых. Могли, но не бежали, ибо их тогда ждало рабство у алано-готов, что охраняли эти стены небольшими гарнизонами.

Рус невольно задумался, что с этим ресурсом можно сделать. Так-то понятно – поработить, но он хотел использовать их в предстоящей битве. И несколько мыслей на этот счет у него появилось. Для некоторых людей они могли показаться несколько неоднозначными, мягко говоря, но Русу сейчас было не до чистоплюйства. Ему требовалось во что бы то ни стало победить, и он собирался для этого использовать все возможности даже самые грязные.

– Славян, даю тебе три тысячи воинов, и мне нужно, чтобы ты сделал следующее…

Дальше он подробно объяснил, что следовало сделать брату в ближайшие дни.

– Понял?

– Сделаю.

На второй день появились разведчики кутригуров, которые фиксировали местоположение славянской армии. Рус приказал их гонять, но с таким расчетом, чтобы несколько групп все же смогло подобраться поближе и срисовать количество воинов, но при этом не давая им пробиться дальше на запад.

Чтобы степняки сильно не волновались, Рус показал им, что у него под рукой находится всего семь тысяч человек, и решили атаковать наличными силами, а не тянуть время, собирая еще по разным сусекам. Сколько могли при этом выставить кутригуры? По всем расчетам выходило, что не больше тридцати тысяч.

Боле чем трехкратное превосходство. Это должно было спровоцировать степняков на атаку. А чтобы точно напали, показал им большой лагерь из пленников, в котором наверняка находились родные тех, кто состоял в войске степняков, ходивших в набег на алано-готов, и где молодые воины забавлялись с пленницами.

Комплексная провокация удалась, и кутригуры, купившись, кипя праведным гневом, с яростью ринулись в атаку. Славяне, конечно же, жутко испугались такой накатывающей на них оравы и, бросив лагерь с пленниками и прочими трофеями, на бегу надевая штаны, вяло отстреливаясь, в панике кинулись прочь в глубь узости… только кони отчего-то оказались полностью готовы.

Кутригуры, радостно-злорадно визжа, зная, что враги попались в ловушку, нахлестывая коней, усилили натиск. Узость тем временем становилась все уже и уже, вот уже достигнув ширины около тысячи широких шагов.

Но что это?! Словно из склона гор, а на самом деле из боковых карманов узости, по сути больших оврагов, промытых дождевыми ручьями, потянулась масса из крупного рогатого скота и людей. Быки тащили повозки, а люди оказались связаны и привязаны к эти самым коровам и быкам с повозками, которых для быстроты стегали раненые воины.

В общем, получился эффект сдвигающихся лифтовых дверей, что отсекали «бежавших» славянских воинов от их преследователей. Увы, сдвинуться они все же до конца не смогли, но это уже в глобальном плане не имело значения, та узкая щель, что осталась и через которую десятками пробивались степняки, легко блокировалась, проскочивших порубили остановившиеся по сигналу рога и принявшие бой славяне.

В целом масса из скота и людей выполнила свою задачу и заставила противника не просто остановиться, но и быстро уплотниться до состояния «сельди в бочке». Кони реально не могли даже развернуться, для этого требовалось как следует потолкаться. И тут-то их и накрыло (в прямом смысле этого слова) стрелами.

Рус разделил лучшую тысячу на две части, разместив их на склонах узости, и воины начали вываливать стрелы на сгрудившихся в плотную толпу степняков. Часть стрел, конечно, пришла в негодность за первые два дня вторжения, но порядка четырехсот тысяч еще осталось, вот их они и вываливали с максимальной скорострельностью на врага.

Кроме того, на степняков обрушили стрелы всадники, скрывшиеся за живой стеной. Семь тысяч человек, имевшие как минимум по десять стрел каждый (у кого-то даже в два, а то и три раза больше имелось – из числа трофейных), и они тоже с азартом пускали их во врагов. В итоге на тридцать тысяч человек, оказавшихся в ловушке, за считаные минуты с трех сторон обрушилось порядка полумиллиона стрел. Самая настоящая бойня.

Те воины, у кого стрелы быстро закончились, принялись метать дротики. Собственно, их нагрузили сразу несколькими комплектами. Так что к этому полумиллиону стрел добавилось порядка тридцати тысяч дротиков, что швырялись не просто рукой, а с помощью веревочной копьеметалки, увеличивавшей в несколько раз дальность броска.

И если вначале кутригуры еще пытались отстреливаться, то очень быстро прекратили, ибо массированный перекрестный расстрел валил раскрывшихся всадников десятками и сотнями, так что единственной их мыслью стало хоть как-то защититься от смертоносного дождя. К тому же кони, получая ранения, дергались, сталкивались друг с другом, тут еще резкий запах крови, крики всадников… В общем, животные вели себя крайне неспокойно, не давая выстрелить в ответ хоть сколько-нибудь прицельно, и стрелы улетали в молоко.

Конечно же, степняки, осознав, что в кураже погони попали в гигантскую ловушку, попытались из нее вырваться, но Славян не подвел старшего брата и сделал все в точности, как тот приказал. Он не только нагнал людей для стены, что отсекла степняков от славян, но и закрыл таким же образом выход из узости в степь, нагнав к выходу в несколько раз больше народу и скота.

Степняки, естественно, пытались пробиться через пробку, обрезая веревки пленникам, что связывали их со скотом, но на это требовалось время, немного, считаные минуты, но они-то все и решали, эти злосчастные минуты.

Стрелы все это время непрекращающимся потоком падали сверху, разя воинов и их коней. Многие тысячи пали от самих стрел, сотни погибли, упав с коней, будучи ранеными, в результате были этими самыми конями затоптаны. Наконец, пробку удалось «рассосать», и через образовавшиеся проходы стали выскакивать счастливчики.

Теперь уже на выходе образовалась пробка из самих воинов, желавших выскочить из ловушки, и они снова стали представлять собой отличную мишень, и снова появились десятки убитых с сотнями раненых.

Но вот все стрелы оказались израсходованы. Казалось бы, после такого смертоносного перекрестного обстрела по плотно скученным целям никто не мог уцелеть, но нет, хорошо, если удалось выбить треть степняков, то есть около десяти тысяч. Еще сколько-то было ранено…

Пока противник находился в состоянии паники и еще не осознавал, что даже после столь смертоносного дождя они все еще вдвое превосходят славян и если перейдут в рукопашную схватку, то могут победить, тем более что и стрелы свои не растратили, их следовало дожать, что Рус и решил сделать, отдав приказ:

– Атака в копья!!!

Славянские всадники с криками ринулись в атаку, благо степняки до этого хорошо раздвинули «лифтовые двери», и проход оказался достаточно широк, ну и погонщики их начали активно гнать назад.

Проскочив поле с павшими и ранеными степняками с их конями, славяне ударили в спину бегущим. И снова били не столько в самих кутригуров (убивали лишь тех, кто решал оказать сопротивление), сколько в их скакунов, лишая всадников транспорта и превращая спешенных кочевников в легкую добычу.

В итоге в степь ушло меньше пяти тысяч кутригуров. В плен попало больше десяти тысяч степняков, а с учетом ранее пойманных у Руса оказалось порядка пятнадцати тысяч пленных.

Без потерь у славян также не обошлось, причем довольно чувствительных: погибло порядка пяти сотен. Больше от стрел тех степняков, кого спешивали и которые иногда в отчаянной злобе хватались за луки. Около сотни погибло в сражении за «дверной проем». Там схватка была скоротечной, и в первых рядах со стороны степняков оказались самые опытные воины, а со стороны славян, наоборот, не самые лучшие. К счастью, эту элиту степняков быстро расстреляли из луков и дротиками, так что дальше проем держали без большого напряжения и потерь.

– Теперь главное всю эту ораву прокормить… – глядя на кучу пленных, пробормотал Рус. – Как и собственных воинов.