Впрочем, если быть справедливыми, то вонь от самого утигура не столь уж и сильна, по крайней мере какую-то гигиену эти кочевники все же соблюдали. Рус сам раньше вонял так же, если не мощнее. Это сейчас, когда он стал мыться при первой возможности, чужой запах стал чувствоваться резче. По поводу его частого мытья, кстати, на него его брат с сестрой, а также дружинники стали коситься, но пока не лезли. И с этим тоже еще предстояло что-то делать.

Ильмера, переодетая в служанку (для чего пришлось напомнить ей ее согласие выполнять все его распоряжения, какими бы они ни были, а то очень уж противилась отведенной ей роли), подала Томузу кубок с вином, едва удерживая на лице маску доброжелательности. Рус, мысленно хмыкнув, глядя на нее, первым отпил из кубка, хоть и пришлось пить то самое «свинцовое» вино.

«Ничего, проблююсь», – подумал он, тем более что для того и не наедался, плюс масла употребил.

Дальше потек малозначимый «ритуальный» разговор про стада, погоду, здоровье, жен, родителей, детей и так далее, и тому подобное. Если «ужать воду», то получалось, что воды как раз не хватает, солнце иссушило траву, отчего скот худой, а сами стада тают как снег под тем же солнцем весной. Приплод гибнет из-за нехватки молока, так что приходится убивать двух из трех телят, чтобы оставшийся был сыт. Степь и правда выглядела серо-желтой.

Так же для Руса выяснился один нюанс, чего раньше не знал ни реципиент, ни сам вселенец, а именно тот факт, что по крайней мере часть гуров, около трети, не чистые кочевники, а этакие полуоседлые, и многие рода вполне занимались земледелием. Что скотоводство у них челночное, с разделением на летние и зимние пастбища. Вот по ним-то засуха и жахнула, что называется, наотмашь, угробив элемент земледелия.

Но и чистых скотоводов тоже придавило, и они смещались со своих круговых кочевий на земли полуоседлых, из-за чего в степи то и дело шла перманентная резня племен между собой за лучшие пастбища.

«Тем самым стачивают свои силы перед угрозой со стороны авар, которые в конечном итоге воспользуются их ослаблением», – подумал Рус.

Впрочем, в этой части для него не было ничего нового. Так было, так есть и так будет еще очень долго.

Лишь когда они уговорили один трехлитровый кувшинчик и собеседник похорошел, стало возможно перейти на сторонние и более интересные Русу темы. В частности, он, напирая на свой торговый интерес, хотел узнать, кто где находится, у кого с кем какие отношения, ну и, конечно же, про авар.

– У меня есть не самые достоверные сведения, что эта река в одном месте, дальше на севере, очень близко сходится с другой столь же большой рекой – Волгой, что впадает в Каспийское море.

– О! Ты хочешь попасть в то море?!

– Да, другой водный путь через Кубань и Терек держат аланы, а они слишком жадны, да и путь не самый удобный: горный участок очень мешает, много по тропам не провезти, сами речки мелкие, особенно в верховьях. Так что мне очень хочется знать, что за рода и племена там живут. Знаешь ли ты о том что-то?

– Хм-м… – нахмурился Томуз. – Знаю, и скажу тебе Оптил, что в не самое удачное время ты решил открыть новый торговый путь.

– Что ты этим хочешь сказать, уважаемый Тормоз… э-э… Томуз?

– Через Волгу на наши земли то и дело пытаются пробиться чужие племена, мы с оногурами, что кочуют севернее, и савирами, кочующими на юго-восток, их сдерживаем… Даже аланы приходят с ними биться, так что обстановка для торговли не самая лучшая. Они не знают пощады, ибо жестоки, как бешеные звери, пьют кровь и поедают печень поверженных ими воинов…

«Это какими же надо быть отморозками, чтобы другие такие же не самые добросердечные люди обвинили тебя в звериной жестокости?» – поразился Рус, не обольщаясь в отношении тех же гуров всех мастей, коих ну никак не обвинить в излишней доброте, а что до крови и поедания печени, то он на это не сильно повелся, ибо обычное дело – очернить врага. Хотя кто их знает?..

И только спустя несколько долгих секунд до него, как до жирафа, дошло, и виной тому наверняка опьянение, что враги, о которых говорит Томуз, те самые авары, все еще не форсировали Волгу.

«Это фиаско, братан! – мысленно воскликнул Рус. – Про языка можно смело забыть. Поспешил я с этим походом…»

– Этой зимой, как только река покроется льдом, они наверняка снова попробуют вторгнуться в наши степи, – продолжил говорить слегка заплетающимся языком Томуз.

«У меня столько времени ждать нет», – думал Рус, лихорадочно пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

– А кутригуры участвуют в отражении набегов тех заречных врагов?

– Тьфу на них! – неожиданно взвился Томуз. – Предатели! Они сказали, что это не их дело! Ты слышишь, Оптил! Не их дело! Словно не понимают, что стоит тем врагам нас смять, как и их самих потом покорят!

Рус, думая о своем, с хмурым выражением лица понимающе кивал головой. У него даже возникла мысль самому «сходить за речку», но как бы хмель ни туманил разум, все же понял, что идея не из лучших. В принципе задумка осуществима, но времени на это уйдет столько, что пленник станет бесполезным. Он ведь нужен на вече.

«Проклятье, ну зачем я инициировал всю эту движуху, даже не обзаведясь хоть сколько-нибудь достоверной и полной информацией?! – пенял себе Рус. – Что мне мешало подождать хотя бы один год?!! Ведь правильно народная мудрость гласит, что спешка важна при охоте на блох! А в моем случае еще вернее сентенция о том, что поспешишь – людей насмешишь. Вот надо мной и поржут всласть все кому не лень!»

Сейчас Рус искренне не понимал, что на него нашло. Ведь ничто не мешало повернуть ситуацию так, чтобы затянуть процесс на год и даже два, а при необходимости и на три. За это время все доскональным образом изучил бы и действовал четко и размеренно.

Единственный вариант, что могло объяснить его не слишком адекватное поведение, помимо пресловутого «свинцовой тупизны» с перепадами настроения, это разбалансировка гормональной системы из-за неясного природного феномена, сопровождающегося вселением души из будущего со слиянием личностей, и, соответственно, негативное воздействие на мозг. Сейчас постепенно все приходит в норму, и то, что раньше ему казалось логичным и естественным, теперь таковым не видится.

– Может, пленники есть? – спросил Рус с надеждой, словно утопающий, хватающийся за соломинку.

Ну да, возникла мысль выдать пленника за какого-нибудь более-менее знатного воина. Правда, оставался вопрос со свидетелями в виде дружинников, что будут знать о подтасовке, но их можно… убедить, не без помощи своих способностей, время на это есть.

– Зачем тебе? – удивился и отчасти даже насторожился утигур.

– Язык выучу, чтобы можно было разговаривать и заключать договоры.

– А… ну да… купец… Нет, у нас нету.

– А у соседей?

– Не слышал. Всех их пленных забирают савиры и отчасти оногуры, ведь они соприкасаются с аварами. Они ведь и летом малыми шайками могут через реку перебраться для поживы, так что обмениваются пленниками…

Рус досадливо поморщился. И тут облом.

Наконец опьяневшего Томуза посадили на коня и повезли назад, подстраховывая с двух сторон, чтобы не свалился по пути.

Рус, проблевавшись в реку, сидел мрачнее тучи перед костром и жевал хлеб. Напротив сели сестра с братом. Они также знали наречие гуров, так что все понимали.

– Видимо, я что-то не понял из того, что мне открыл Сварог, поторопился, – ответил он им на невысказанный вопрос.

«Ладно, утро вечера мудренее», – решил парень и завалился спать.

Мудренее не стало. Что делать в этой ситуации, Рус по-прежнему не представлял.

«Есть правда маленькая надежда, что пленники из авар есть у аланов, можно попробовать купить у них», – мелькнула мысль.

У аланов сейчас имелась довольно специфическая мораль, унаследованная еще от сарматов, то есть пленных они не выкупали, а над калечными и особенно стариками морально глумились. Дожить до старости в их понимании – это признак трусости, иначе погиб бы в бою. Калека? Сам виноват, значит, был плохим воином, раз дал себя покалечить. Попал в плен – туда тебе и дорога, значит, такова воля богов, а боги плохого не делают, и раз они допустили чей-то плен, значит, избавили племя от паршивой овцы или что-то в этом роде.