– И что теперь?
Рус сам едва сдержался от того, чтобы не проблеваться от вида червей и запаха протухшего мяса, но сдержался. К приходу сестры он подготовился, то есть накипятил воды, разлив ее в пять горшков. В общем, этих тварей следовало как следует промыть, чем он и занялся. Проведя помывку, он вылил личинок на кусок ткани и стал осторожно набирать самых мелких личинок себе на руку.
– Размотай рану.
– Ты уверен?
– Да.
Уверенности не чувствовал, но другого способа избавиться от гнилой плоти он не знал.
Ильмера сняла бинт, Рус дополнительно раздвинул края раны и после глубокого вдоха сыпанул туда личинок. Ильмера, побледнела, задержала дыхание, но не выдержала и кинулась прочь на свежий воздух, после чего раздались специфические звуки. Рус сам был недалек от подобной реакции, ведь он отчетливо ощущал шевеление этих тварей в ране. Вот так, стараясь не смотреть на рану, он ее легко замотал бинтом и с такими пассажирами пошел на вече.
Дневные обсуждения привели к тому, что идея просто пропустить авар и их союзников по своей территории потеряла большую часть своих сторонников. Вперед вырвались планы союза с гурами и аланами против авар, а также союз с аварами, гурами и аланами с целью совместного похода на ромеев. План Руса самим уйти на север опустился на третье место с четвертью голосов.
За план Кия выступали в основном восточные племена, за план Леха – западные и северные, а за план Руса – южные и центральные. Но этому обстоятельству удивляться нечего ибо план этот никто активно не лоббировал, в отличие от того же Леха и его сторонников, что долбили окружающих именно этой своей идеей. Русу было не до того…
Видя такое разделение мнений, каган, дабы не нагнетать ситуацию, доводя ее до открытого раскола, не стал топить за идею переселения, адептом которой он стал после долгого общения с верховным жрецом Сварога Ведомиром. Тот успел рассказать про всяческие ужасы, что обрушатся на эту землю в следующие века, как волны кочевников будут накатывать одна за другой.
Давить на вождей религиозным фактором сейчас было… преждевременно и просто опасно. Выбери он идею переселения, и все прочие, что называется, затаят, начнется тихий, а то и явный саботаж, что ни к чему хорошему, естественно, не приведет.
– Что же, чего желаем мы – ясно, осталось понять, что из желаемого нами реально осуществимо, – начал говорить Пан, выйдя к костру. – Мое решение таково. Кий, Щек и Хорив, вы отправитесь к гурам, после того как отразим набег кутригуров, и попытаетесь объединить их между собой перед лицом общего врага, пообещав нашу помощь.
Не сказать, что его сыновья, представляющие полян, выглядели довольными, но деваться некуда.
Лех тоже резко поскучнел, поняв, куда дует ветер. И он оказался прав.
– Лех, ты отправишься к аварам и попытаешься установить союз с ними.
– Да, отец.
На этом, собственно, первая часть Великого вече завершилась. Теперь осталось ждать итога посольских миссий и выбирать варианты из тех результатов, что они добьются. Если обе миссии достигнут своих целей, то выбирать, кого именно брать в союзники, гуров или авар. Если добьется положительного результата только одна, то выбирать по факту не придется: одна из сторон, желающих союза, просто вольется в другую «союзную» партию, ибо идею исхода они не приемлют в принципе. Исход неизбежен лишь в том случае, если ни одна из посольских миссий не добьется успеха.
Каков же был наиболее реальный прогноз? В то, что удастся помирить гуров, Рус верил слабо. Утигуры как военная сила уже мало что собой представляют. С оногурами, очень даже вероятно, удастся заключить договор. Все упирается в кутригуров. Тут пятьдесят на пятьдесят.
«Может, и согласятся под угрозой вторжения в их степи славян, но это не точно…» – подумал он.
Авары? Почему бы и нет. Скорее, очень даже да. Они не только ничего не теряют, но и приобретают. Так что вероятность успеха миссии Леха очень высока. И это катастрофа.
«Попытаться сорвать миссию? Но как?» – невольно задумался Рус.
Получалось, что никак. Не убивать же его?.. Так-то, может быть, и грохнул бы, но это очень непросто, ведь дружина Леха одна из самых больших, в нее входит пять десятков человек. Так что вся надежда на случайность: заболеет или в шторм попадет и утонет. Но на такие эфемерные факторы надеяться глупо.
«Остается только разлагать партию союза с аварами изнутри, дабы, когда Лех привезет согласие авар на союз, чтобы собственно от желающих союза с аварами никого не осталось», – подумал он.
Первый шаг на этом пути был уже сделан, и теперь осталось лишь двигаться в выбранном направлении дальше и долбить, долбить, долбить мозг вождям через их жен, сестер и дочерей, подводить их к мысли, что они станут лишь мальчиками на побегушками у степняков, а это все-таки ущемляет гордость вождей, их раздувшееся эго правителей, особенно это касается вождей племенных союзов… В общем, работы на идеологическом фронте полно.
«Эх, жаль, что с ними со всеми лично тет-а-тет не переговорить, – с сожалением вздохнул Рус. – Вот уж я им всем мозги прокомпостировал бы гипнозом!»
Впрочем, гипноз – не панацея, тем более это относится к людям во власти, по крайней мере по отношению к тем, кто пробился на вершину сам, а не по праву рождения. У них сильная воля, и зачастую такие люди не поддаются внушению. Но все же, все же… встречаются и среди них хорошо внушаемые.
36
Надо было видеть лицо Дживы, когда она вечером в очередной раз пришла чистить рану Русу. Женщина была, мягко говоря, удивлена открывшейся ей картине. Нет, не червям она удивилась, потому как Рус незадолго до ее прихода промыл рану, удалив из нее всю живность, а тому факту, что рана стала значительно… здоровее.
– Ну что? – спросила Ильмера у жрицы.
– Странно, но гнилого мяса стало меньше. Как так? – все же вырвался у нее вопрос.
– Вашими молитвами богине Живе, – с честным видом ответил Рус. – Как иначе?
Джива с подозрением посмотрела на своего пациента.
– Я – любимец богов, они мне помогают, – начал задвигать Рус теорию Славяна. – Чужие боги поразили меня за мое деяние с пленением представителя высшей аварской знати, вселили в меня дух разложения, но на нашей земле, где властвуют только наши боги, дух стал слаб. С каждым днем он становится все слабее, и благодаря богине Живы дух больше не может заставлять мою плоть гнить и скоро совсем будет изгнан.
Джива посмотрела на него с недоверием, а Рус подумал, что служители культов делятся на две части: на тех, кто действительно верит, и на тех, кто… является закоренелым атеистом. Собственно, атеизм наверняка среди жрецов и зародился, как бы парадоксально это ни звучало. Или даже вполне логично, тут как посмотреть.
Отличить одних от других, как правило, несложно. Те, кто верит, занимаются только религиозными делами, а атеисты лезут во власть, прикрываясь божественной волей, и, конечно же, ведут себя вопреки основным постулатам, что исповедует распространяемая ими религия. Скажем, проповедуют умеренность и аскетизм, но сами жрут в три горла и живут в роскоши; призывают прощать ближнего, но мстительны сверх меры, и так далее и тому подобное.
Исключения, конечно же, бывают, как и в любом правиле, причем в обе стороны. Как верующий может лезть во власть, так и атеист не выходит за рамки чисто жреческой деятельности, ну и атеист может быть праведнее самого истового верующего… Впрочем, последний момент даже не исключение, а повсеместное явление.
«А не в числе ли атеистов находится Джива?» – подумал Рус.
Впрочем, все объясняющую версию он скормил, и Дживе придется утереться, даже если не поверила, ибо поперек божественной воли ей сказать нечего. Не станет же она бегать с криками, что богов нет и такое исцеление невозможно.
«Может, поделиться с ней методикой?» – засомневался Рус.
Если Джива – тихая атеистка и примет методику лечения нагноения, то сколько раненых удастся излечить? Грех скрывать…