– Эх, сюда бы трубу зрительную, поелику не разгляжу никак. Слаб уж глазами-то стал!
– Наши это! – уверенно заявил книгочей. – Село Тарутино возле реки Нары расположено, а там ставка Михаила Илларионовича Кутузова, главнокомандующего. Тут произойдёт Тарутинское сражение, которое окончательно сломит армию Наполеона.
***
«…Я веду войну против вашего величества без всякого враждебного чувства. – Собственная фраза так растрогала Наполеона, что он даже прослезился и какое-то время сидел с прижатым к глазам платком. – Одна записка от вашего величества, полученная до или после последнего сражения, остановила бы моё движение, и я даже хотел бы иметь возможность пожертвовать выгодой занятия Москвы. Если ваше величество сохраняете ещё некоторый остаток своих прежних чувств по отношению ко мне, то вы истолкуете это письмо в хорошую сторону. Во всяком случае вы только можете быть мне благодарным за отчёт о происходящем в Москве. Я молю бога, государь, мой брат, сохранить вас в добром здоровье и благополучии.
Вашего и. в. верный брат Наполеон».
С облегчением поставив витиеватую подпись, Наполеон снова обернулся к портрету. Александр Первый загадочно усмехался…
Глава шестьдесят шестая
– Птиськи! – вдруг весело рассмеялась девочка, а Мартин и Альма, не имея возможности привлечь внимание друзей голосом, принялись изо всех сил махать хвостами и выразительно вращать глазами.
– Что там у них произошло? – поинтересовался Брысь у его сиятельства, единственного, кто мог свободно перемещаться по корзине, не нарушая хрупкого и весьма относительного равновесия.
Яков Вилимович, погружённый в научные размышления – насколько хватит заключённого в шаре объёма газа и не пора ли им уже начать снижаться, вопроса не расслышал. Зато малышка обернулась к сгрудившимся в противоположном углу котам и пояснила:
– Мно-о-ого птисек!
Пространство вокруг шара наполнилось истошным «кр-рык, кр-рык» и хлопаньем крыльев, а сама «оса» вместе с корзиной и «воздухоплавателями» оказалась внутри огромной стаи чёрных воронов. Птицы явно слетелись со всех окрестных лесов, чтобы вблизи рассмотреть диковинную «конкурентку», и были настолько гигантскими, что запросто могли унести с собой любого из находившихся внутри плетёного короба, даже Мартина. Во всяком случае, размахом крыльев они превосходили его длину от кончика чёрного блестящего носа до белой, тревожно замершей кисточки на хвосте.
Вороны облепили воздушный шар, скользя когтями-крючьями по пропитанной лаком тафте. Они долбили «осу» мощными клювами и раскачивали корзину, то приземляясь на её верхнюю кромку, то снова шумно взлетая. Перепуганная малышка пронзительно визжала, и Альма накрыла её собой, ещё больше перекосив их ненадёжное убежище. Мартин отчаянно лаял, вложив в свой бас всю грозность, на какую был способен. Коты шипели и отмахивались от непрошеных гостей лапами с торчащими во все стороны острыми «рыболовными крючками». Даже Яков Вилимович всплёскивал руками и вопил «кыш, кыш!», забыв, что он бесплотный дух, а потому не может «физически воздействовать» на предметы. Более того, его «тело» постоянно пронзали вороньи крылья, когти и клювы! Хорошо себя чувствовал лишь Пафнутий, потому что умудрился потерять сознание, не отцепляясь от спины «руководителя полёта».
Несмотря на то что Брысь вертелся юлой, отпугивая раззадоренных неожиданным развлечением птиц, одна из них заприметила на серо-белой шкурке аппетитного зеленоватого грызуна и решила во что бы то ни стало завладеть им. Расправив гигантские, отливающие синевой крылья и выставив вперёд могучие лапы, ворон ухватил добычу когтями и приподнял её в воздух вместе с не менее аппетитным, но тяжёлым котом.
В этот момент один из его сородичей наконец проткнул неподатливую «плоть конкурентки». Раздалось страшное шипение – это из повреждённого шара вырвалась струя газа. Необычный, никогда не слышанный ранее звук вспугнул стаю, и птицы полетели прочь, наполняя всё окрест сердитым крыканьем.
– Мы падаем, падаем! – завопил Васька, заглушив даже визг девочки.
– Не падаем, а быстро снижаемся, – поспешил успокоить всех «руководитель полёта», – и скоро благополучно приземлимся!
– Приводнимся! – поправил Брыся его сиятельство, в волнении теребя концы парика и машинально сменив облачение на рыцарские доспехи, словно боялся намочить парадный кафтан. Сверху река Нара выглядела хотя и не слишком полноводной, учитывая засушливое лето, но довольно бурной, и опасность для жизней его четверолапых спутников, а тем более для малышки, была чрезвычайно серьёзной и стремительно приближалась.
– Мешки, мешки! – опомнился бывший учёный. – Следует избавиться от мешков, поелику беда всем большая грозит!
Брысь, Рыжий и Савельич бросились к девочке и вцепились в её рубашку зубами и когтями, освободив Альму в помощь Мартину, который уже яростно грыз толстые пеньковые верёвки…
***
Загадочная ухмылка на лице российского императора ввела Наполеона в состояние крайнего раздражения. Заложив руки за спину, он принялся нервно вышагивать взад-вперёд, постоянно обращая свой взор к портрету и продолжая мысленно убеждать Александра Первого в своей правоте. Во всяком случае, ему казалось, что «мысленно», пока до его слуха не донёсся собственный возбуждённый голос: «…Судя по тому, что я видел от границы до Москвы, это страна великолепная: всюду возделанные поля, всюду поселения, но из них одни опустели, другие обращены в пепел! И однако вы сами губите эту прекрасную страну! И зачем вы так поступили?! Это не мешало мне идти вперёд!»
Руки Наполеона, сомкнутые за спиной, вдруг расцепились, словно обретя собственный разум и волю, и принялись жестикулировать, подтверждая каждый выдвинутый аргумент: «…Наконец, надо же положить конец кровопролитию, надо нам идти к соглашению! Война эта вполне не политическая. Мне нечего делать в России! Я ничего от неё не требую! Я хочу уйти из неё, потому что все мои дела с Англией. Ах! Если бы мне взять Лондон! Оттуда бы я не вышел. Да, я хочу возвратиться!»
Наполеон хлопнул себя по толстым, затянутым в белые лосины ляжкам и, пользуясь тем, что его никто не видит и не слышит, заискивающим тоном произнёс, снизу-вверх глядя в лицо на портрете: «Коль скоро император Александр желает мира, ему стоит лишь дать мне знать о том. Я пошлю к нему кого-нибудь из моих адъютантов, и мир будет скоро заключён!»
Российский император равнодушно молчал. Не дождавшись от портрета каких-либо знаков одобрения и готовности протянуть руку дружбы, Наполеон снова принялся в волнении мерить кабинет шагами. Затем, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов и немного успокоившись, он опять впился взглядом в ярко-голубые глаза российского самодержца и мстительно проговорил: «Но если он хочет продолжать войну, так хорошо, мы будем её продолжать! Мои солдаты настоятельно просят меня, чтобы я шёл в Петербург. Ну хорошо, мы и туда пойдём, и Петербургу достанется участь Москвы!»
Выражение лица на портрете изменилось. Теперь Александр Первый хмурился и, кажется, даже покачал головой, отрицая все планы противника…
Глава шестьдесят седьмая
Одна из верёвок, наконец, поддалась натиску мощных собачьих зубов и полетела вниз, увлекаемая привязанным к ней увесистым грузом. Корзина дёрнулась и хотя и поднялась немного, но перекосилась ещё больше под тяжестью оставшихся мешков. Бурлящая внизу вода была теперь хорошо видна всем «воздухоплавателям». Впрочем, им предстояло вскоре избавиться от первой части слова и стать просто «плавателями», если не утопленниками.
– Грызите, грызите! – взывал к собакам, точнее к их челюстям, Васька, храбрость которого распространялась только на противостояние наполеоновским захватчикам, но никак не на барахтанье в речной воде и борьбу с сильным течением.
Отчаянный писк котёнка отвлёк девочку. Перестав визжать, она протянула к нему ручки и схватила за хвост…
