Маленький воздушный шар в углу огромного двора пока не привлёк внимания дотошных французов, а может, они видели, что он «заякорен» мешками с песком и никуда от них не денется, и потому спокойно и методично диктовали писарю цифры. Неприятельские «счетоводы» даже не поленились отмерить шагами расстояние от гондолы до господского дома и усердно записали в отчёт, что таковых получилось ровно сто.

Спустя некоторое время «урок математики» был прерван появлением первой группы пленных, по виду обычных мастеровых, которых, вероятно, обнаружили в ближайшей к усадьбе деревне…

Краткие комментарии для любознательных

Несмотря на беспрецедентную секретность, французы, судя по мемуарам адъютантов Наполеона, имели много сведений о «зажигательном воздушном шаре, или адской машине». В Воронцово был послан верховный судья армии генерал Лауер. В его докладной отмечалось, что здесь была обнаружена лодка, которая подвешивалась к воздушному шару, но была сожжена до вступления войск в Москву. Эта лодка находилась в 100 шагах от дворца, имела 60 футов длины и 30 ширины, в ней находилось много остатков винтов, гаек, гвоздей, крючьев, пружин и множество прочих железных снарядов всякого рода. В помещениях найдено 180 бутылей купороса, сверх этого вокруг дома 70 бочек и 6 особых чанов. В самом доме найдены столярные и слесарные мастерские и множество всевозможных инструментов и приспособлений.

Один из арестованных, седой старик с растерянным лицом, постоянно оглядывался, но смотрел не на подгонявших его всадников, а куда-то вглубь парка. Под возмущённый писк Пафнутия пришельцы из будущего и Васька с трудом развернулись в тесной корзине и снова прильнули к щелям между ивовыми прутьями.

– Ах супостаты! – воскликнул его сиятельство, опередив своих четверолапых спутников. Над верхушками тронутых осенней желтизной деревьев клубился чёрный дым. С каждой минутой он становился всё гуще и устремлялся к Москве, словно желал присоединиться к тысячам других дымов. – Деревня Петровское там расположена, по всему видать – подожгли её французы!

– Ой! – ойкнул Рыжий как-то особенно жалостливо, и Пафнутий, обеспокоенно задирая голову, запричитал:

– Ну что там, что?!

По дороге, по которой недавно привели пленённых мастеровых, бежала девочка. «Маленькая совсем, гораздо младше дочки моего хозяина», – волнуясь, определила Альма. Босиком, в длинной, почти до пят, ситцевой рубашке, со сбившимся на худенькие плечики платком, с растрепавшейся косичкой, она размазывала по чумазому круглому личику слёзы и надрывно кричала: «Деда! Деда!»

Арестованных между тем стали расставлять вдоль стены особняка, а перед ними такой же цепочкой строились солдаты. Мартин, уже видевший похожую картину на улицах Москвы, глухо зарычал и напружинился, чтобы выскочить из корзины.

– Их слишком много! – удержал Брысь благородного пса. – Нельзя, чтобы девочка это увидела. Васька, ну-ка пищи, да как можно жалобнее! – неожиданно распорядился «главнокомандующий».

Котёнок удивился, но приказание выполнил, огласив ближайшие к воздушному шару окрестности тоненьким, но от этого не менее душераздирающим писком, так что Пафнутий не удержался и посмотрел, не придавил ли кто-нибудь Ваське хвост или лапу. Потому что если Мартин наступит своей полсотней килограммов, то и не так заверещишь!

Уловка сработала. Девочка обернулась на зов «попавшего в беду» котёнка, робко подошла к корзине и, встав на цыпочки, заглянула внутрь через просветы в плетении.

– Хватайте её! – скомандовал Брысь.

Мартин с Альмой одновременно вцепились в широкие рукава рубашки, что была на девочке, и дёрнули на себя.

Всё произошло настолько внезапно, что малышка не успела испугаться и вскрикнуть, к тому же тёплые ласковые языки, которые сразу принялись елозить по её заплаканному личику, не давали открыть рот.

«Операция» продлилась всего пару мгновений. Тем не менее один из французских гусаров то ли заметил, то ли услышал короткую суету рядом с воздушным шаром, потому что направился прямо к нему.

– Что будем делать? – опять доведя глаза до немыслимых размеров, пролепетал Рыжий. Сами-то они могли бы выпрыгнуть из корзины и умчаться, затерявшись в огромном парке, но теперь с ними маленькая девочка, которую нельзя бросать на произвол судьбы!

– Спрячьте малышку! – скомандовал Брысь и грозно распушил мех, готовясь вступить в жестокий поединок. Рыжий и Савельич последовали его примеру и тоже приняли пугающий облик. Впрочем, ни Мартин, ни Альма даже внимания не обратили на то, что происходило в «нижнем ярусе». Сомкнув спины, они сосредоточенно рассматривали в щель приближающегося врага.

Пафнутий собрался на всякий случай рухнуть в обморок, но передумал, заворожённо глядя, как синхронно ощерились Мартин и эта, как там её… Альма, обнажив ослепительно-белые огромные зубищи. По устрашающего размера клыкам заструилась пенистая слюна, а где-то в глубине собачьих внутренностей зародился свирепый рык, от которого у потомка отважных мореплавателей, с одной стороны, затряслись поджилки, а с другой – захотелось самолично увидеть, как француз будет улепётывать без оглядки…

Вышло, как это часто бывает, не так, как планировали. Весёлая улыбка, появившаяся на губах неприятельского солдата, когда он заглянул в корзину, быстро исчезла, едва Мартин и Альма выпустили свой рык на свободу и лязгнули зубами перед самым носом врага. Отскочив назад, гусар выхватил саблю и, посылая проклятия в адрес «русских собак», принялся с ожесточением рубить верёвки, на которых висели мешки с песком, отсекая их один за другим.

Гигантская «оса» ожила, радостно подрагивая в предвкушении полёта, а затем, не дожидаясь, когда обрубят последние утяжелители, взмыла вверх. Задевая перекошенной на один бок корзиной сначала за каминные и печные трубы на крыше особняка, а потом за кроны деревьев, она поднялась выше и, подчиняясь воздушному потоку, устремилась на юго-запад. Снизу, словно догоняя «беглянку», долетел раскатистый звук ружейных выстрелов, означая, что с арестованными случилось страшное…

***

«Государь, мой брат!» – наконец вывел Наполеон, царапая бумагу остро заточенным пером, и вскочил, будто бы под ним воспламенилось кресло. Взгляд его натолкнулся на скомканные листки, валяющиеся на полу, – десятки неудачных попыток найти подходящее обращение к Александру Первому. Подцепив носком сапога ближайший комок, он яростно отшвырнул его. Письмо к российскому императору с предложением мира не должно было выглядеть как признание поражения. Только не это! Только не он! Только не от русских, этих лапотников, варваров, не пощадивших собственной древней столицы! Как он будет смотреть в глаза европейцам?! Как убедит мир, что сгубивший Москву пожар не дело рук его славных воинов?!

Нервно кривя губы, Наполеон вернулся к бюро и перечитал написанное. Да, «мой брат» – то, что нужно. Снова усевшись в кресло, он макнул перо в чернильницу и торопливо продолжил: «Прекрасного и великолепного города более не существует: Ростопчин приказал его сжечь. Четыреста поджигателей были арестованы на месте преступления. Они расстреляны…»*

*Здесь и далее выдержки из письма Наполеона I Александру I от 8 (20) сентября 1812 года. Место хранения оригинала: АВП РИ Ф. Канцелярия Министра иностранных дел. Оп. 468. Д. 6259.

Краткие комментарии для любознательных

Организовав в окрестностях Воронцова облаву, французы поймали 26 человек, главным образом мастеровых, среди них также были офицер и 10 ополченцев, охранявших имение. По приговору военно-полевого суда 16 из них объявили «поджигателями» и расстреляли.

Сон сбылся, и, глядя на перепуганные физиономии Рыжего и Савельича, Брысь испытывал угрызения совести, словно был виновен в том, что когда-то ему привиделось путешествие по воздуху в компании приятелей. Он даже куснул себя за кончик хвоста, проверяя, насколько реально то, что с ним происходит. Судя по тому, что укус он вполне ощутил, окружающее не было сном. Да и восторг от полёта, который «прилагался» к видению, сейчас отсутствовал, косвенно подтверждая, что до земли действительно были сотни метров. Призрак бывшего учёного, вероятно, так высоко на своём «драконе» не поднимался, поэтому тоже оцепенел от ужаса и стал почти прозрачным. Хотя ему-то что?! Бесплотный дух на то и бесплотный, чтобы нечему было в нём разбиваться. Вот они другое дело, от них небось и косточек не соберут. Да и собирать некому…