Бывший дипломат и сенатор заинтересовался. Правда, не достижениями маленького зеленоватого кладоискателя, а шедевром немецких мастеров.

– Кабинет, что царю Питеру прусский король Фридрих Вильгельм в дар преподнёс, когда в 1716 году мир с Пруссией заключали? – изумился Яков Вилимович.

Остаток пути Пафнутий, несколько уязвлённый тем, что его собственные свершения не вызвали энтузиазма у слушателей, живописал историю опасных приключений Брыся, поведанную ему однажды Мартином, участником давних событий. В красочном исполнении «м.н.с.» рассказ захватил и тех, кто был прекрасно осведомлён о похождениях неугомонного авантюриста, и самого героя повествования. Так что, заслушавшись, Брысь опять чуть не выронил увесистую ношу, которая к тому же увлечённо жестикулировала.

Итоговая реплика «Вот так-то, ваше сиятельство!» совпала с преодолением последней ступени лестницы, которая привела в помещение, заставленное рядами деревянных стеллажей и дубовыми бочками. Одна из них (к счастью, пустая) загораживала выход из подземелья, но Мартин, хоть и не без труда, отодвинул её.

– Винный погреб! – констатировал философ, разглядев, что хранилось на полках под слоем мохнатой пыли.

Пафнутий подвигал розовым носом и радостно возвестил:

– А дальше – кладовые с провизией!

Аромат съестного (пусть и с примесью дыма) проник в ноздри оголодавших пришельцев и на время заслонил благородные мысли и побуждения.

Пока «гости из будущего» утоляли зверский аппетит, вгрызаясь в любезно оставленные хозяевами колбасные круги, граф вздыхал и вздрагивал от страшных звуков, что доносились сверху и могли означать лишь одно – в доме рушились перекрытия.

– Ах, какова утрата! – сетовал призрак, прижимая кончик кудрявого парика к слезящимся глазам. – Дворец сей превеликой красоты был и усладой для взоров горожан! Зодчий Баженов вельми талантливо заказ исполнил! Да ещё с секретом!

– Каким? – тут же оторвались от поглощения чужих припасов путешественники во времени.

– Парадным фасадом здание в проулок повернул!

Савельич, более других знакомый с шедеврами московской архитектуры (из книг, разумеется), недоверчиво воскликнул:

– То есть та сторона, что на Кремль смотрит, не самая красивая?!

Пафнутий, разочарованный «секретом» (вот если бы клад с драгоценностями, а то просто дом неправильно поставили!), спросил, дожёвывая последний (судя по тому, как надулся его зеленоватый живот) кусок колбасы и грустя, что больше в него не влезет:

– А Пашков тоже сподвижник царский, раз во дворце поселился?

– Пашков-то? Капитан-поручик лейб-гвардии Семёновского полка, сын денщика царя моего, Питера. При государыне-матушке Екатерине Великой на торговле вином разбогател, вот и отстроил палаты! – поведал бывший учёный. – Я ко времени тому уж полвека как помер, так что за возведением дома сего в нынешнем состоянии моём следил, поелику являюсь поклонником искусно проделанной работы.

Мартин громко чихнул от дыма, всё больше заполняющего погреб, и Яков Вилимович снова закручинился:

– Ах, утрата! Сгинуло чудо зодчества в огне беспощадном!

Савельич хотел потереться о высокие сапоги вельможи, чтобы утешить старика, но его голова прошла сквозь старинную обувь, напомнив о призрачности собеседника.

Пришлось ограничиться словами:

– Не переживайте, ваше сиятельство! Восстановят лучше прежнего. Брысь, то есть Ван Дейк, хотя лично мне нравится Ваня, – запутался философ с перечислением имён приятеля, – Зимний дворец сжёг, и ничего – отстроили заново!

Граф Брюс округлил глаза и стал похож на удивлённую сову.

– Это в 1837-м случится, – подхватил Рыжий. – Можете специально в Петербург наведаться!

– Нет уж, – решительно отверг Яков Вилимович предложение бывшего дворцового мышелова. – Нам бы из теперешнего пожара выбраться!

Искатель приключений, недовольный упоминанием о своём «подвиге» и тем, как вольно обращается Савельич с его элегантной кличкой, да ещё при посторонних, сердито проворчал:

– Перекусили и выход давайте искать! Наверх нельзя – сгорим, но в подвале наверняка окошки на улицу имеются.

Как всегда, отличился зоркий Рыжий, даже в сизом тумане разглядев под сводами потолка ряд застеклённых прямоугольных проёмов. Взоры присутствующих тут же переместились на «руководителя миссии».

– Как нам их разбить? – озвучил общую растерянность книгочей.

– Мартин запрыгнет на стеллаж у стены и ударит по стеклу винной бутылкой! – уверенным тоном заявил Брысь.

Восхищённый находчивостью приятеля, пёс с первой же попытки покорил высоту (он на собачьей площадке и повыше барьеры брал, жаль, коты ни разу не видели!) и, ухватившись зубами за узкое горлышко, стянул с ближней полки запылившуюся тяжёлую бутыль…

В ту же секунду раздался звон разбитого окна и посыпались осколки, едва не поранив задранные кверху физиономии.

– Предупреждать надо! – обиженно пискнул Пафнутий, в опасной близости от которого упал и разлетелся на мелкие острые брызги солидный кусок стекла.

Мартин только собирался размахнуться, сжимая в зубах увесистую бутыль, а потому растерялся не меньше приятелей. Звон повторился, сопровождаемый новой порцией осколков и иностранной речью.

– Мародёры! – воскликнул призрак. – Хотят поживиться чужим добром, пока огонь на погреб не перекинулся!

– Вот негодяи! – возмутился «м.н.с.», в животе которого поместилось столько чужой колбасы, что миссия по надкусыванию наполеоновских лакомств стала казаться трудновыполнимой.

Стукнув ещё несколько раз по стеклу, солдат неприятельской армии просунул в образовавшийся проём голову и встретился взглядом с большими карими глазами, устремлёнными прямо на него. Глаза располагались на внушительных размеров собачьей морде с оскаленной пастью, из которой торчала покрытая пылью винная бутылка.

Не имея ни времени на раздумья, ни возможности спросить совета у приятелей, пёс треснул захватчика тяжёлым сосудом. Враг «лобовой атаки» не ожидал, а потому охнул и вывалился наружу. Не давая ему опомниться, Мартин выскочил следом, предоставив друзьям и бывшему генерал-фельдмаршалу наслаждаться его грозным басистым лаем и бранью улепётывающих мародёров.

– Вот и выход! – обрадовался Пафнутий, карабкаясь вверх. Чувство сытости мешало передвигаться с присущей грызунам ловкостью, так что обогнать прыгучих котов у «м.н.с.» не получилось.

Бесплотный призрак опередил всех и, пока пришельцы из будущего выбирались из задымлённого подвала, успел изрядно намочить концы пышного парика, утирая слёзы, которые не мог сдержать при виде пылающей Москвы.

– Ах, супостат! – погрозил он кулаком в сторону Кремля, где засел Бонапарт со свитой.

Из окон белоснежного дворца, «чуда зодчества и услады для взоров», вырывалось пламя. Горел и прилегающий к дому Пашкова роскошный сад: огонь с аппетитом жевал газоны и цветники, взбирался по изогнутым стволам черешен, хрустел ветками лип и клёнов, слизывал иголки с разлапистых елей. Ветер помогал, наклоняя макушки деревьев друг к другу, чтобы вспыхивали быстрее и ярче. Багровое небо окрасило реку, и казалось, что по объятому пожарами городу несётся кровавый поток…

Путешественники во времени, потрясённые размерами бедствия, отбежали на мостовую, опасаясь, как бы от нестерпимого жара не вспыхнула их шёрстка, и беспокоясь за умчавшегося в неизвестном направлении Мартина.

К счастью, пёс вскоре вернулся, да ещё с таким довольным выражением на простодушной морде, словно его клыки напугали не парочку любителей лёгкой наживы, а половину наполеоновской армии. Радость приятеля, впрочем, имела серьёзные основания – по пути ему удалось освободить группу жителей, которых собирались казнить за «поджоги».

– Как тебе удалось в одиночку справиться с французами?! – восхитились друзья, а бывший генерал-фельдмаршал опять прослезился.

– Да их мало было: офицер и двое солдат, – скромно ответил Мартин. – Они в меня и прицелиться не успели!