– Сам справлюсь! – заявил он и, поднявшись на задние лапы, принялся водить носом по влажным кирпичам, отыскивая обещанный призраком факел.

– Нельзя нам разлучаться! – воспротивился Брысь отважному порыву благородного пса и добавил понуро: – Пафнутия уже потеряли!

***

– Кунштюк один опробовать хочу! – таинственно понизив голос, сообщил его сиятельство крепко привязанному августейшему приятелю.

Царь отозвался с живым любопытством:

– Твоё изобретение?

– Нет, итальянца Леонардо да Винчи.

– Живописца?! – изумился Пётр.

Яков Вилимович торжественно возразил:

– Не токмо! Да Винчи – хомо универсалис! Однако слуга твой покорный доработал мысль его и усовершенствовал…

Гениальный инженер и механик гремел чем-то железным, а Пафнутий изнывал от неизвестности. Да ещё загадочное слово «кунштюк» в сочетании с «опробовать» внушало серьёзные опасения за исход полёта на «драконе». Про «хомо универсалиса» помощник юного химика вообще ничего не понял, а потому не знал, следует ли бояться упомянутого графом иностранца или, наоборот, радоваться его участию в необычной затее.

– И как сие называется? – в тоне царственной особы «м.н.с.» уловил нотки сомнения.

– Движитель лопастной, винт воздушный, пропеллер, – принялся перечислять учёный и милостиво разрешил: – Выбирай, какое душе более угодно!

Пришельцу из будущего «более угодным» показалось последнее наименование, вызвавшее в памяти самолёты и вертолёты. Однако и желание покинуть «воздушное судно» тоже окрепло.

– Выпустите меня! – заверещал Пафнутий, в отчаянии скребя коготками по холодному металлу.

– Никак крыса у дракона в голове пищит? – удивился царь, а Яков Вилимович снял её со штыря, запустил руку внутрь и вытащил за длинный лысый хвост питомца Вовки Менделеева, а точнее – младшего научного сотрудника серьёзной химической лаборатории.

Громкое звание не помогло: не разобравшись в ночи, что перед ним не абы кто, граф брезгливо отшвырнул упитанное тельце, отправив его в полёт над городом без всяких хитроумных устройств…

***

– Нашёл! – сообщил Мартин и снова опустился на все четыре лапы, сжимая в зубах толстую палку, один конец которой был густо обмазан смолой. И если бы «следопыту» сразу объяснили, из чего сделан факел, ему не пришлось бы шарить по кирпичной стене, словно неопытному щенку. Терпкий смолянистый дух сразу подсказал бы, где находится искомый предмет!

Проделав обратный путь по крутым ступеням лестницы, друзья с опаской вышли на улицу. Ураганный ветер тут же швырнул в них раскалённый жарким пламенем и горький от удушливого дыма воздух, заставив щуриться и кашлять. Зато полыхающие торговые ряды на площади вполне подходили, чтобы запалить факел и поскорее снова укрыться в прохладном каменном лабиринте.

– И-и-и-и, – прорвался сквозь треск погибающих в пожаре домов странный звук. Очень тонкий, так что сначала его услышали только коты. Звук приближался откуда-то сверху, и пришельцы из будущего замерли, пытаясь разглядеть его источник в клубящейся едкой мгле.

Через мгновение «и-и-И-И-И» сменилось на «А-А-А-А». Последний вопль принадлежал Брысю, когда ему прямо на спину, выгнутую по случаю неизвестной опасности, рухнуло нечто похожее на булыжник и придавило к земле…

– Пафнутий! – растерянно воскликнул зоркий Рыжий. Даже слёзы от дыма не помешали ему распознать в «булыжнике» маленького лысохвостого приятеля, с которым они успели проститься навсегда. Кажется, грызун действительно вознамерился отобрать часть славы у Кощея Бессмертного!

Возглас потонул в царившем вокруг шуме: завываниях урагана, мощном гуле ненасытного пламени, криках отчаяния с противоположной стороны площади, где боролись с огнём постояльцы Странноприимного дома Шереметева…

– Хватай его и бежим отсюда! – раздался в лохматой голове Рыжего обеспокоенный голос «руководителя миссии», перекрыв прочие звуки.

Ну конечно! Телепатия! Опять он забыл про новые способности, а ведь именно из-за них они оказались сначала в необычной роли похищенных, а затем и посланников в прошлое!

Мартину, разумеется, легче было бы тащить увесистого грызуна, но его пасть занята толстой смолянистой палкой. Философ хоть и помолодел, но ничуть не сильнее Рыжего, а крепкий Брысь сам нуждался в помощи, поскольку Пафнутий, приземляясь, ушиб ему спину. Мысли пронеслись со скоростью, не уступающей скорости разгулявшегося ветра, и Рыжий, не церемонясь, ухватил «м.н.с.» за шкирку и кинулся к Башне. Его обогнал Мартин: пёс запалил факел и теперь стремился оказаться в подземелье быстрее остальных, чтобы избавиться от ноши и помочь пострадавшему Брысю.

Призрак метался между пришельцами, лепеча слова поддержки и радуясь счастливому возвращению зеленоватого зверька. Правда, последний не подавал признаков жизни, но бывший учёный надеялся, что серо-белый кот в золотистом ошейнике, которого приятели в глаза величали именем фламандского живописца Ван Дейка, а за глаза почему-то Брысем, смягчил образованному грызуну падение с высоты и тот оклемается.

Так и произошло. Едва компания снова собралась в подвале Башни, Пафнутий открыл свои рубиновые бусинки и они засияли в отблесках огня. (По совету графа, Мартин зажёг от принесённого им факела ещё несколько. Вставить их обратно в крепления пёс не сумел, и теперь они лежали на каменном полу, освещая часть туннеля и придавая окружающей действительности диковинный и страшноватый вид: на стенах колыхались чёрные тени, а глаза присутствующих казались кровожадно-багровыми.)

На вопрос, что с ним произошло, Пафнутий сердито указал крошечным пальчиком на графа Брюса:

– Он сбросил меня с крыши!

Его сиятельство оторопел и даже обернулся – не стоит ли за спиной некто, кому адресовано ужасное обвинение. Однако в туннеле обретался только густой мрак, особенно непроглядный за границей освещённого участка.

Повисло изумлённое молчание, которое прервал Савельич (всё-таки не зря он числился философом и книгочеем!):

– Ты, наверное, что-то путаешь. Яков Вилимович – призрак, он не может оказывать физическое воздействие на предметы.

– Я не предмет! – тут же обиделся «м.н.с.». – А он не был призраком! И очень на меня воздействовал!

Давясь от возмущения, Пафнутий поведал ошеломлённым приятелям о том, как нечаянно попал в ещё более глубокое прошлое и что ему довелось там увидеть и пережить. Он рассказал обо всём: о механической кукле, как две капли воды похожей на девушку из русской сказки, о царе Петре, о «драконе», о «хомо универсалисе» Леонардо да Винчи, о жестоком поступке графа Брюса и кувырканиях в воздухе над ночной столицей, которую толком и не рассмотрел. Утаил лишь главное – обнаруженный тайник с Книгой и загадочные опыты царского алхимика. По какой причине он так поступил, кладоискатель и сам затруднился бы ответить, но факт остался фактом – о важной находке никто не узнал, а воспользоваться телепатией и «заглянуть» в мысли зеленоватого питомца Вовки Менделеева друзья не удосужились. Очевидно, были уверены, что ничего особенного там не обнаружат.

– А что, удалось тогда царю Петру полетать? – завидуя грызуну, лицезревшему великого самодержца-реформатора, полюбопытствовал Савельич.

Гениальный механик, едва успевший прийти в себя от обличительных речей в свой адрес, сокрушённо покачал головой, вспоминая давние события:

– Дела государственные не позволили. Гонец прибыл с донесением, и в Питер-бурх государь заторопился, да и меня с собой позвал… Как никак советником монаршим слуга ваш покорный являлся, и сенатором! Редко в Первопрестольной бывать доводилось… В Москве то бишь, – на всякий случай уточнил Яков Вилимович.

Добросердечного Рыжего больше взволновало предсказание, сделанное астрономом и астрологом своему августейшему другу:

– Пётр Первый и вправду умер от воды?

Граф Брюс печально качнул париком: