Птица выпала из гнезда? Несомненно. Что происходит с птицами в таких случаях? Я знал, что лучше всего вернуть её в гнездо, но что, если родителей у неё больше нет? А может, она уже взрослая?
Нет… Я осторожно ощупал птицу, пока она снова тревожно пищала, и изменил своё мнение. Я не чувствовал никаких перьев, только пух. Это не птенец, а полувзрослая птица. Не помню, как такие правильно называются. Я не знаток птиц.
И я отметил ещё две вещи: для детёныша птица довольно большая. И ещё она холодная. Она дрожала; как долго она была на снегу? Я торопливо протиснулся в домик.
Низкий рычащий звук заставил птицу в моих руках мгновенно замолчать. Я улыбнулся, услышав храп Дюрен; она даже не заметила, как я вернулся. Что ж, ей всё равно скоро придётся проснуться.
Но сперва главное. Мне не нужно было ничего искать, я просто повернулся и взял миску с полки Дюрен. И снова я точно знал, какая из них подойдёт птице. Спустя ещё секунду я аккуратно завернул птицу в полотенце, чтобы согреть и не дать ей сбежать. Птенец дрожал. Он точно думал, что я собираюсь его съесть.
Что ж, еда – это действительно хорошая идея как для меня, так и для птицы. Я нашёл немного хлеба, нарезал его, опять же, с большей уверенностью, чем обычно, и предложил несколько крошёных кусочков птице. Она сторонилась моей руки, но затем я почувствовал, как она осторожно клюнула мою голую кожу. Птица нашла крошку, кажется, попробовала её на вкус, а затем выплюнула её мне обратно в ладонь.
— А?
Странно. Разве не все птицы любят хлеб? Я нахмурился и попробовал снова. Но на этот раз птица только попискивала, когда я пытался подтолкнуть к ней крошки, и не трогала их, даже когда я оставил несколько в миске.
— Блин. Ну и что ты за птица такая? — заворчал я на птицу, переходя к своему альтернативному плану: согреть это место.
Дюрен сложила дрова в углу, но до этих пор я позволял ей разводить огонь самостоятельно. Мне нравилось думать, что я вполне способен на это и сам, но давать слепому возиться с огнём – это всё же действительно плохая идея.
Но, опять же, я мог совершенно точно сказать, где что находится, и, даже если я не видел положение камина, я знал, где он. Это было почти как… воспоминание? Или факт. В любом случае, пока я многократно чиркал огнивом, мои руки были тверды, и в конце концов мне удалось разжечь немного хвороста.
— Огонь есть.
Что дальше? Я немного подкормил пламя и раздул его, чтобы оно стало ярче, или как там это должно работать. Раз уж птица есть не хочет, я сам поем. В корзине, которую Дюрен принесла из деревни, были яйца, но сейчас мне их есть будет стыдно. Как насчёт… хм?
Колбасы?
О да, в корзинке Дюрен была половинка сушёной колбасы. Я знал, что она приберегла её для особого случая; мясо для неё – роскошь. Я помедлил, когда доставал её. Может быть, совсем немного? Жареная колбаса сейчас была бы просто объедением, но могу ли я?..
Птенец внезапно пискнул и зашумел, когда я пронёс колбасу мимо него. Я нахмурился, остановился и неуклюже оторвал кусочек мяса.
— Ты хочешь это? Серьёзно?
Я знал, что птицы едят мясо. Я имею в виду, они же едят жуков. Но я думал, что они больше любят семена и растения, чем… хотя знаете что? Я не собираюсь спорить с фактами, особенно когда один факт пытается вырвать кусочек мяса из моих пальцев.
Птенец жадно сожрал первый кусочек мяса, который я ему дал, а затем следующий. Будучи в озадаченности, я нашёл нож и нарезал изрядную часть колбасы на кусочки, чтобы накормить птенца. Он съел всё так быстро… я даже забоялся, что перекормлю его и ему станет плохо! Я остановился, после того как дал ему почти четверть колбасы, но птенец начал кричать, требуя ещё!
— Тише ты!
Он меня не слушал. И что за звук он издавал! Это больше было похоже на свист, чем на крик. Совсем непохоже на щебетание воробьёв и уток, которые иногда пролетали мимо дома моих родителей. Но это звучало знакомо…
— А? Штоэто?
Я легонько подтолкнул пищащего птенца костяшкой пальца.
— И теперь ты разбудил Дюрен. Отличная работа.
— Лейкен? Что происходит? Почему ты встал так… что это?
Я повернулся и улыбнулся Дюрен. Её смущённый голос и то, как она неуклюже пробиралась ближе ко мне… всё это мне теперь так знакомо. Забавно, что после месяца жизни в её обществе я так хорошо её узнал.
— Доброе утро, Дюрен. Извини, что разбудил, но у нас гость.
— Это птица? И… моя колбаса?
Голос у неё был встревоженный, но после ряда объяснений она с готовностью помогла мне приготовить завтрак и играть в детектива. Первое, что она сделала, – это воскликнула, когда я помог ей приготовить сегодняшнее блюдо: суп из лук-порея, гороха и капусты. По сути, это была похлёбка. Она была сильно приправлена сушёным тимьяном и немного чесноком, и на вкус совсем неплоха. Да, это скудная еда, чтобы жить на ней каждый день, но я с удовольствием её ел.
— Как ты знаешь, где что находится? — недоумевала Дюрен, когда я проворно налил суп в миску и понёс её на стол, поставив рядом с неугомонным птенцом.
Я покачал головой, улыбаясь до умопомрачения.
— Понятия не имею. Похоже, это из-за моего Класса!
— Но как? Я думала, что [Императоры] правят. Почему они могут видеть? Без глаз, я имею в виду.
— Это не совсем то же самое.
Я с осторожностью набрал полный рот горячего супа и задумался, жуя.
— Наверное… Я думаю, мы добавили слишком много тимьяна, Дюрен… Наверное, это связано с тем, что это часть моих владений. То есть мой домен.
— Твой… что?
— Домен. Это одно из слов для обозначения земли, принадлежащей кому-то. Я знаю, что это твой домик, Дюрен, но я объявил его своим, когда стал [Императором].
— Я это знаю. И я счастлива позволить тебе, эм, владеть им.
— Спасибо. Но это означает, что я владею каждой частью земли, а не только коттеджем. Земля, небо… скорее всего, именно поэтому я могу чувствовать, куда идти. Потому что это моё.
— О.
Её голос – это вздох удивления. Громкий вздох, который заставил птенца на столе рядом со мной запищать в тревоге. Я выпрямился от странного крика и снова нахмурился, когда в мою голову вернулась мысль:
— Но птица странная. Я её чувствую, но боюсь, что даже с моими новыми… способностями… я не могу сказать, что это такое. Дюрен, как она выглядит?
Я услышал, как Дюрен обеспокоенно встала и прошлась вокруг птенца. Она подошла ближе ко мне и, видимо, нагнулась, потому что птенец клюнул её в нос.
— Ой!
— Осторожно. Он довольно боевой для детёныша. Это ведь детёныш, да?
— Похоже, да. Ему одна неделя… нет, может, две? Но он очень большой… Хотя, как ты и сказал, у него нет перьев.
— Большая птица…
Улица Сезам? Нет, Лейкен, сосредоточься. Но теперь, когда я задумался об этом, в этом мире действительно могут быть наземные птицы ростом с Большую Птицу. Вот это действительно ужасающая мысль.
— Что ещё ты видишь?
— Ну, у него странный цвет. Вроде… ну, тёмно-серого. Почти зеленоватый.
— Зелёный пух?
Для меня это мало что говорило, хотя я не знал ни одной зелёной птицы. Но птенцы совсем непохожи на своих взрослых особей.
— Ну, я нашёл его на земле. Думаю, гнездо, в котором он находился, упало с ветки. Может быть, родитель всё ещё рядом, и мы сможем его вернуть.
Я встал, и мы с Дюрен оставили птенца, чтобы пойти исследовать место, где я его нашёл. Я чувствовал… удивительное счастье от того, что мог пройти это короткое расстояние без трости. Не было никакого трепета, никакого чувства тревоги, пока я шёл. Я знал, где что находится, и мне не нужно было колебаться.
Спасибо. Я не знаю, кто или что привело меня сюда, но это позволило мне почувствовать себя… нормальным человеком? Вот каково это? Идти и знать, что земля здесь, а я здесь?
Затем я подошёл к тому пустому месту, где кончался мир, и Дюрен вздохнула, увидев гнездо.
— Кости! Посмотри на все эти крошечные косточки, Лейкен! А вон там… о нет.
Она увидела что-то за границей моей чувствительности и пошла туда. Я ждал, пытаясь собрать воедино свои собственные сенсорные данные. Я мог сказать, что в гнезде есть кости, но до этих пор я не обращал внимания на их размер. Между тем, что видит Дюрен, и тем, что чувствую я, всё же есть разница.