— Нет, — последовал категоричный ответ. — Мы должны оказать поддержку. Битва идёт не очень хорошо. Если весь батальон уйдёт со своих позиций, мы дадим врагу слишком большое преимущество.

— Значит, вместо этого ты пошлёшь всех этих солдат на смерть.

— У тебя есть приказ. Выполняй.

Женева выпрямилась в шатре, чувствуя себя так, словно ей дали пощёчину. Её голос был жёстким и холодным:

— В этом мире боги мертвы, Трисс. Но скажи мне, веришь ли ты в бессмертие души?

— Души?

[Сержант] посмотрел на Женеву. Он выглядел старым, потерянным и неуверенным.

— Думаю, да. Я верю в души, даже если богов, чтобы их судить, нет.

Женева медленно кивнула. Её собственная душа болела. Но у неё не было выбора.

— В таком случае я надеюсь, что погибшие солдаты смилостивятся над твоей душой. Потому что их смерть на твоей совести.

Она повернулась и вышла из шатра. Женева слушала жужжание насекомых и звуки ночных джунглей. Возвращаясь к своему спальному месту, она шептала слова:

— Пусть они смилостивятся и надо мной.

На следующий день 4-й батальон Раверианских Бойцов вступил в бой.

***

Женева помнила этот день только обрывками, разыгрывающимися на фоне криков, крови и грязи. Лишь несколько моментов запомнились ей отчётливо.

Она помнила, как стояла на краю лагеря, пока Лим, Клара, Фортум и другие солдаты готовились вступить в бой. Она помнила их взгляды, когда они смотрели на неё.

— Будь осторожна, девочка, — посоветовал ей Фортум, пока он и другие солдаты затягивали ремни и проверяли надёжность доспехов и оружия.

Он серьёзно смотрел на неё.

— Ты – всё, что у нас есть. Если какой-нибудь дурак тебя достанет, мы все тут поляжем. Держись подальше от боя.

— Да. Я буду ждать, если я кому-нибудь из вас понадоблюсь.

Старик выдержал паузу, глядя на Женеву. В его глазах не было ни упрёка, ни страха, как в глазах Лима при взгляде на неё. Его голос был мягким.

— Не вини старика, но надеюсь, что я тебя сегодня не увижу.

— Не буду. Берегите себя.

А потом они ушли. Женева стояла в лагере, в пустом шатре, который она установила, и дрожала.

К её удивлению, не все солдаты были отправлены в первой волне. Разумеется, ведь они должны были друг друга сменять, и, дабы враг не устроил засаду на штаб, требовался резерв. Поэтому она набрала нескольких мужчин, женщин и одного ящеролюда и попросила их ждать возле её шатра. Ей нужны были помощники. Даже если они не могли помочь в операциях, они могли хотя бы поднимать тела…

Раненых.

Первый раненый солдат появился едва ли не быстрее, чем Женева успела моргнуть. В одну секунду она пыталась усидеть на месте с бешено колотящимся сердцем, ожидая, казалось, целую вечность, а в следующую она услышала крик.

В него попала стрела во время первого столкновения. Она угодила ему в ногу и, судя по крови, хлещущей из раны, задела артерию. Солдаты внесли его в шатёр, и Женева схватилась за бинты.

— Почему…

Она чуть было не спросила, почему они не наложили жгут, но солдаты уже толпились на выход.

Ладно. Перерезанная артерия. Она должна…

Мужчина задыхался, и сердце Женевы остановилось. Он был в сознании, но едва в нём держался. Потеря крови уже взяла своё, он обмяк, и лицо его было бледным.

Двигаться. Женева оторвала взгляд от лица мужчины и посмотрела на стрелу. Из раны всё ещё сочилась кровь. Она должна наложить жгут.

Женева обернула полоску скрученной ткани так плотно, как только могла, вокруг верхней части его ноги. Поток крови прервался. Сделав это, Женева посмотрела на стрелу.

Это было точно такое же ранение, как и предыдущее. Так она говорила себе. Но на этот раз ей пришлось разрезать ногу мужчины. Угол был неудачным, а кинжал был не таким острым, как скальпель. И когда она попала в рану…

— О боже.

Стрела действительно перебила артерию, и Женева уставилась на дыру, которую проделал извлечённый наконечник стрелы. Каким-то образом она должна её зашить. Но у неё не было чем её зашить! Ладно, сначала нужно пережать артерию, но как это сделать? У неё практически нет хирургических инструментов…

— Пинцет.

Женева возилась с деревянным пинцетом, который один из солдат сделал для неё. Она нащупала открытую артерию, пытаясь пережать её, пока ей это не удалось. В отчаянии Женева держала зажим, пока не дотянулась до иголки с ниткой.

Артерия была перерезана, и единственным выходом было заштопать рану. Но делать это с помощью обычной нитки и швейной иглы Женева боялась. Она ни за что не сможет сделать этого правильно.

Но у неё не было выбора. Игла едва проникала в артерию, а нитка мгновенно стала липкой от крови. Мужчина стонал, и Женеве приходилось подстраиваться под каждое его движение. Медленно ей удалось закрыть артерию, но, когда она сняла жгут, один из швов разошёлся. Ей пришлось накладывать его заново и снова копаться в кровавом месиве, а затем промывать рану и накладывать новые швы.

Она слишком долго этим занималась. Женева осознала это задним числом. Прибыли ещё два раненых солдата, и они ждали более получаса, прежде чем она решила, что сделала всё, что могла. Она крикнула, и солдаты вошли и вышли. Руки Женевы немного дрожали после операции, но у неё не было ни секунды на отдых.

Второй раненый был поражён взрывом мага. И это был ящеролюд. Женева посмотрела на клубящийся дым, поднимающийся из почерневшего кратера в его боку, и решила поступить с ним так, как если бы повреждения были вызваны огнём или электричеством. Комбинацией того и другого.

У неё не было никакого реального способа его лечить. Но хуже всего было то, что её пациент был в сознании. Он кричал на неё и закричал ещё сильнее, когда она попыталась промыть рану мыльной водой. Он порезал ей лицо, и солдатам пришлось вскочить внутрь, чтобы его удерживать.

Пересадка кожи – это всё, о чём она могла думать, но Женева знала, что у неё нет ни времени, ни возможности это сделать. Она могла только очистить почерневшую чешую и наложить элементарную повязку из бинтов. Солдаты вынесли ящеролюда, пока он выкрикивал проклятия в её адрес.

Следующему пациенту нужно было только наложить простые швы и перевязать несколько глубоких порезов на руках. Женева промыла и сшила его кожу, пока мужчина кричал и ругался. Она дала ему сбивчивые указания держать раны в чистоте и не напрягаться… Он уставился на неё, как на сумасшедшую, сказав, что скоро его снова позовут в бой.

Женева сделала паузу, чтобы перевести дух и вытереть пот со лба. На её окровавленные руки попытался сесть оранжевый жук, и ещё больше жуков ползало по столу. Она смыла их со стола мыльной водой и втоптала в грязь на полу своего шатра. Затем она велела солдатам вскипятить ей ещё воды и принести ещё ткани для перевязок.

И тут прибыл следующий пациент. Он был уже мёртв. Женева уставилась на его грудь. Он не дышал. Она подтвердила это, померив пульс и проверив, дышит ли он. Он не дышал. Но из пореза на животе всё ещё текла кровь, а двое солдат, которые остались рядом с ним, смотрели на Женеву с надеждой в глазах.

— Он мёртв. Мне жаль.

Они отказывались верить. Один из друзей погибшего указал на его руки.

— Он ещё жив! Смотри! Его руки двигаются!

Женева посмотрела. Пальцы на руках мертвеца подёргивались. Она никогда не видела, чтобы труп так делал, но слышала истории.

— Мышечные спазмы. Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать.

Оба уставились на неё. Женева позвала солдат, чтобы они унесли тело. Когда они попытались забрать мертвеца, началась драка.

— Лгунья! Он не мёртв! Не мёртв!

— Дерал! Отойди… Дерал!

Женева заработала удар кулаком, пока солдаты дрались с двумя другими. К тому времени, когда их усмирили и вынесли труп, щека Женевы распухла, а пол представлял из себя грязное месиво.

Затем поступил следующий пациент. Он был жив, но получил глубокий порез живота. Женеве пришлось позвать на помощь ещё солдат. Трое держали его, а ещё двое помогали ей в операции. Но они были слишком медлительны и слишком напуганы. Человек умер, пока они колебались.