— Начинай, — велел Филипп.
Сначала Фриц хотел создать барьер, потом решил пока не раскрывать, что овладел такой способностью — возможно, пригодится, если придется спешно драпать. Кто знает, что у Филиппа на уме. В итоге Фриц вызвал из пола небольшой ручеек воды, и уже во время чтения молитвы показалось, что в кишках кто-то копается ледяными пальцами: то еще удовольствие, но пришлось терпеть. Фриц сохранял невозмутимость, вдруг если проявишь недовольство, это истолкуют как твою принадлежность к темным силам?
Пытка длилась целую вечность, хотя на самом деле наверняка прошло не больше нескольких минут. Затем, когда ручеек воды исчез, разлетевшись серебристыми искрами, Филипп разомкнул руки и улыбнулся Фрицу.
— Понимаю, процедура не из приятных, молодец, что не жалуешься.
И добавил уже громко, для всех присутствующих:
— Нам следует не наказывать брата Фридриха-Вильгельма, а благословить. То, что божий дар снизошел на взрослого мужчину, чего не случалось уже много столетий, позволяет надеяться на возрождение святой магии во всем былом великолепии.
Фриц слышал много хорошего о епископе, но все же не ожидал, что тот окажется настолько здравомыслящим человеком. Значит, Церковь еще не прогнила до конца, если среди высших клириков есть умные люди.
Дитрих совладал с собой и лишь недовольно поджал губы. Стоящий в первых рядах Манфред удивленно распахнул глаза, а Людвиг не стал скрывать радости. Остальной же братии было, по сути, плевать на дело Фрица. Их самих не трогают, вот и хорошо. Раздалось несколько вялых хлопков да криков «Слава Его Преосвященству!», на том дело и кончилось.
Поняв, что не дождется более бурной реакции, Филипп невозмутимо продолжил:
— Брат Фридрих-Вильгельм отправится со мной, пусть он уже освоил азы святой магии, ему еще предстоит длительное обучение в монастыре святого Марка. Надеюсь, вы все проводите своего товарища с любовью в сердце и пожелаете ему дальнейших успехов.
В ответ раздался нестройный хор, уверявший, что Фрица ждут только добрые пожелания. На самом-то деле многие радовались возможности избавиться от такого проблемного парня, кое-кто наверняка исходил желчью от зависти. Разве что Людвиг да оравший как олень во время гона Вальтер искреннее желали Фрицу добра. Что ж, лучше иметь мало надежных друзей, чем много приятелей, готовых предать в любой момент.
Дальше Филипп сказал еще несколько слов, принял парочку прошений. Дитрих было завел разговор о состоянии здоровья Бенедикта и передачи должности настоятеля более деятельному человеку, однако Филипп предпочел пока уклониться от обсуждения столь щекотливой темы.
На том собрание и завершилось.
Через два дня Фриц покидал обитель, не испытывая особой тоски. Да, он будет скучать по беседам с Людвигом и даже по матюгам Вальтера, однако представившаяся возможность по-настоящему помогать людям затмевала печаль расставания, раскрывая за спиной крылья. Фриц с горькой иронией подумал, что несмотря на все пережитые испытания еще не растерял наивную юношескую веру в лучшее.
Незадолго до отбытия епископа в обитель, воспользовавшись царящей суматохой, пробрался отец Луизы. Мужчина нашел Фрица и долго рассыпался в благодарностях, радуясь, что «святой» выжил в прошедшей заварухе. Пытался всучить мешок медяков и очень старый крест из почерневшего от времени серебра — судя по всему, семейную реликвию. Фриц от всего наотрез отказался, попросив мужчину лучше беречь выздоровевшую дочь и спросив, как они сами пережили нападение зомби. Оказалось, до затерянной в холмах севернее города Шварцхюне мертвяки даже не добрались. Там узнали о случившемся несчастье от патруля монахов-воинов, выискивавших сбежавших зомби. Оставалось лишь подивиться удачливости местных селян, отделавшихся легким испугом. Вот и не верь после этого строкам Святой Книги о том, что именно бедняки обретут в конце мира спасение…
Вальтер на прощание подарил своему лучшему и большую часть времени единственному ученику короткий меч из настоящей аласакхинской стали, отливавшей лазурью.
— Возьми, пацан. Не стоит все время полагаться на магию. Его удобно прятать под рясой, и пока в нашем мире слишком много мудил, готовых напасть даже на служителя Церкви, добрый клинок всегда пригодится.
Потом Вальтер заключил Фрица в крепкие до удушения объятия, и тому даже показалось, что прозвучал слабый всхлип.
— Ты уж постарайся не слишком гонять послушников, брат, — мягко сказал Фриц, дружески похлопав Вальтера по спине.
Людвигу же, который провожал епископскую процессию до самых ворот монастыря, Фриц вручил браслет Эсфирь.
— Сохрани его для меня, брат.
— О, это тот самый? Хорошо, что ты его не выкинул. — Людвиг по-отечески тепло улыбнулся, пряча браслет в широком рукаве рясы. — Мне кажется, ты бы потом очень сильно жалел о подобном поступке и, укоряя себя, не смог бы отпустить прошлое.
— Наверное, ты прав. — Фриц все еще не был до конца уверен, что верно поступил, когда не зашвырнул украшение на дно омута или не расплавил к чертовой матери.
По крайней мере, теперь в шкатулке у Людвига, браслет не будет мозолить глаза, бередя старые раны.
— Пусть он пока побудет у тебя, подозреваю, впереди меня ждет немало приключений, в которых я запросто могу лишиться головы, не то что пожиток.
Лукаво прищурившись, Людвиг заметил.
— А я верю, что с тобой все будет в порядке. И предвижу: браслет тебе еще пригодится.
Фриц изумился, что Людвиг едва ли не в точности повторил слова Магды.
— Пути Господни неисповедимы. — Он криво улыбнулся.
Людвиг шутливо погрозил ему пальцем.
— Не зарекайся. У тебя вся жизнь впереди и многое может измениться.
— Еще скажи, что я — монах и будущий священник — женюсь! — Фриц расхохотался, но смех получился скорее едкий, чем веселый.
— Никогда не стоит отрекаться от настоящего, посланного Господом чувства, — серьезно сказал Людвиг. — Люди созданы, чтобы любить и растить детей, а не для прозябания в холодных кельях. На самом деле лишь малой части монахов предначертана подобная судьба, большинство же ломает свою природу, внушая себе, что так хочет Бог. Не становись таким. Я буду молиться о том, чтобы ты встретил хорошую женщину.
— А я буду молиться о том, чтобы в обители все было мирно. — Фриц пожал протянутую руку Людвига.
Тот покосился в сторону Дитриха, разговаривающего с уже сидящем в карете епископом.
— Ох, не знаю, не знаю. Чувствую, грядут большие перемены и вряд ли к лучшему.
Глядя на безучастного Бенедикта, стоящего возле кареты, точно фанерная декорация в рождественском вертепе, и Дитриха, который вел себя так, будто уже стал настоятелем, не надо было иметь пророческий дар, чтобы все понять. Фрицу было обидно за Бенедикта, который будет страдать только потому, что способен, в отличие от многих других, горевать по-настоящему. К тому же Дитрих бросал на Фрица такие красноречивые взгляды, что и дебил бы понял: они теперь враги до конца дней. Вот ведь упертый!
Искренне сочувствуя Бенедикту и желая его поддержать, Фриц улучил момент, когда Дитрих, Филипп и остальные отвлеклись, шепнул:
— Отче, вы можете не поверить, но я понимаю ваше горе. Однако фрау Хильда не хотела бы, чтобы вы убивались по ней всю жизнь и превратились бы в развалину, о которую братец Дитрих вытирает ноги.
Бенедикт вскинул голову и в его глазах впервые за прошедшие дни появилось осмысленное выражение.
— Да ничего ты не понимаешь, мальчишка.
Фриц решил — его личный пример сейчас подойдет как нельзя кстати: часто людям легче переносить невзгоды от осознания, что другим приходится еще хуже. Такова уж человеческая природа.
— Я тоже терял любимую. Та, ради которой я рисковал жизнью в Святой земле, вышла за другого ради власти и богатства. Для меня она словно умерла.
Вот теперь Бенедикт словно окончательно стряхнул с себя сонную одурь: посмотрел на Фрица цепко и внимательно, будто пытаясь понять, не врет ли тот.
Не особо хотелось раскрывать свою историю перед в общем-то малознакомым человеком, но желание насолить Дитриху пересилило. И Фриц был уверен, что под управлением чопорного святоши в монастыре начнется сущий ад, который может перекинуться на окрестности.