— Желаю тебе всего самого лучшего, да благословит тебя Бог здоровыми детишками и долгой жизнью рядом с любимыми, — пожелал Фриц, пожав руки Эсфирь. — Пусть вас с Фарханом не коснется пламя войны.
— Я буду молиться о твоем благополучном возвращении на родину…
Сказав так, Эсфирь вдруг порывистым жестом сняла с запястья серебряный браслет с бирюзой и вложила украшение в ладонь Фрица.
— Вот передай своей невесте подарок в знак того, что пусть мы никогда не виделись и, скорее всего, не увидимся, она моя дорогая сестра.
— Спасибо, обязательно передам, — горячо поблагодарил Фриц, пряча браслет за пазуху.
Алия же вместо прощания просто что-то буркнула себе под нос.
Верблюдица плавно опустилась на землю и Фриц устроился на широком седле. Фархан же взлетел на своего верблюда легкой птицей, причмокнул губами и величавый корабль пустыни двинулся в сторону холмов. Верблюдица Фрица безо всякой команды потопала следом.
Иногда оборачиваясь, Фриц видел, как стоящая у шатра Эсфирь машет им вслед. Потом обзор закрыли деревья, и снова стало возможным разглядеть женщин, только когда верблюды забрались на холм. Алия как будто утирала глаза, или Фрицу только показалось? Подняв руку в последнем прощании, он от души пожелал своим друзьям никогда больше в своей жизни не столкнуться с крестоносцами…
Прежде, чем двинуться к Сент-Иоанну, Фархан, как они и договаривались, отвел Фрица к месту рокового сражения. Путь по каменистым осыпям и барханам с зыбучими песками длился больше суток, Фрицу оставалось лишь восхищаться Фарханом, который преодолел все это расстояние с грузом в виде едва живого, истекающего кровью человека.
Пусть Фриц готовил себя к тому, что увидит жуткое зрелище, все же, когда с очередного холма открылся вид на долину, по коже побежали ледяные мурашки.
Широкое пространство усеивали мертвые тела.
Конечно, никто не будет тратить время и силы, чтобы убрать трупы врагов. Однако Фриц не ожидал, что все будет так… буднично? Словно до смерти тысяч людей никому нет дела. Даже Небесам.
Фархан без лишних слов направил верблюда к тому месту, где нашел раненного Фрица.
Вблизи мертвецы выглядели еще более жутко, чем издалека. С большинства тел были сняты не только доспехи, но и одежда. Да, не одни лишь северные варвары умели грабить трупы.
За прошедшие недели палящее солнце иссушило тела, но это еще сильнее подчеркнуло зияющие раны. Из почерневшей кожи торчали белые кости, и кое-где увечья оставило вовсе не человеческое оружие, а клыки животных. Всадники вспугнули неуклюже взлетевшего грифа и двух шакалов, которые, отпрянув от одного из тел, бросились бежать. В первый миг у Фрица возникло желание швырнуть что-нибудь им вслед, но потом пришла мысль: пусть падальщики лучше очистят это место, чем трупы продолжат валяться под солнцем.
Но самым жутким были вовсе не обглоданные кости.
Фриц не сразу сообразил, что у слишком многих мертвецов не хватает головы. В сражении очень редко удается перерубить противнику шею, обычно все ограничивается надрезанным горлом. Неужели головы убитым отсекли уже после смерти?
Видимо, прочитав что-то в глазах Фрица (кроме глаз из-за скрывавшего лицо платка он ничего больше и не видел), Фархан сказал:
— Басарцы дикий и жестокий народ. Ты не слышал об их обычае сооружать после битвы пирамиду из черепов павших врагов?
Вздрогнув, Фриц припомнил, как Эсфирь говорила нечто такое, но тогда он не придал этому значения. Зато теперь стало ясно, что за бугор посреди поля боя Фриц заметил с холма.
Хоть бы не пришлось туда ехать!
Через несколько минут Фархан остановил своего оставшегося совершенно невозмутимым верблюда, Фриц тоже слегка дернул поводья.
— Здесь. — Фархан указал на какой-то кустик с мелкими белыми цветами. — Вон алахан.
Как завороженный Фриц уставился на обезглавленные тела. Он словно выпал из реальности, и все вокруг — Фархан, верблюды, песчаные холмы — подернулось дымкой. Остались лишь эти обезображенные трупы.
У Пауля вся грудь и ноги заросли густыми светлыми волосами, увидев однажды, как он обливается водой во дворе, Фриц и Рудольф изрядно удивились.
«Да он прямо медведь!» — выдал тогда одну из своих нелогичных метафор Рудольф.
«Какой же медведь, если у них шкура коричневая?» — озадаченно спросил Фриц.
«Я читал, что далеко-далеко на севере живут белые медведи», — не сдавался Рудольф.
«А еще пишут, что на севере есть люди с песьими мордами вместо лиц». — Фриц рассмеялся.
Теперь он четко видел перед собой лежащее на спине тело: белые заросли на груди стали кирпично-красными от спекшейся крови. Из порванных штанов торчали волосатые ноги. Казалось, это не останки человека, а какая-то уродливая кукла. Марионетка для страшной пьесы в театре.
Пауль ведь не мог погибнуть. Такой практичный и рассудительный. Знающий все на свете. Выбравшийся живым из множества переделок.
Но вот его обезглавленное тело брошено здесь, на съедение грифам и шкалам.
— Ты узнал кого-то, брат? — Голос Фархана вывел Фрица из состояния транса.
— Да, вот этот крупный воин с раной на груди мой хороший товарищ. Я бы хотел найти его… голову. И похоронить, как подобает. — Фриц слышал свой голос словно со стороны.
— Хорошо, но нам не стоит задерживаться. У вас ведь предают мертвых земле? Тогда я начну рыть яму, а ты займись поисками головы.
Как ни странно, деловитый тон Фархана успокоил Фрица. Если бы полились сочувственные слова, Фриц вполне мог не выдержать и позорно разрыдаться.
— Вон у того камня подойдет? — Фархан махнул рукой в сторону лежащего на одном их холмов валуна.
— Да, вполне неплохой надгробный памятник, — согласился Фриц, и ему показалось, что за него все еще говорит кто-то другой, рот шевелился сам собой, горло извергало слова помимо воли разума.
Фархан посмотрел на Фрица долгим взглядом, но, видимо, из-за своеобразного кодекса воинской вежливости своего народа не стал спрашивать ничего вроде «Ты справишься?» или «Все хорошо?».
Слегка ткнув пятками бока жующего кустик алахана верблюда, Фархан поехал к указанному камню. Фриц, уже приноровившийся управляться с необычными скакунами, направил свою верблюдицу к темнеющей справа пирамиде.
По мере приближения к этому сооружению, порожденному людской жестокостью, Фриц различал все больше деталей: там, где раньше была лишь темная масса, появились очертания голов. Вскоре он увидел искаженные предсмертной мукой лица.
Выпученные глаза. Раскрытые в немом крике провалы ртов. Скалящиеся в последней попытке уцепиться за жизнь зубы.
Все вместе головы вызвали у Фрица мысли о груде фруктов, собранных какими-то чудовищными великанами-садовниками. Его начало подташнивать, хотя после первого сражения он навидался всякого и полагал: уже ничто не вызовет у него такое невыносимое отвращение, что телу захочется избавиться от самого засевшего в разуме образа. Выплюнуть появившуюся внутри отраву.
Пирамида, призванная устрашать врагов басарцев, скорее была символом ужасов, которые несет с собой война. Мрачный памятник разрушительному началу в человеческой природе напоминал остальным, что это вовсе не удалое развлечение для заскучавших мужчин.
По злой иронии холм устрашения почти полностью сохранил свою форму, животные откатили только несколько голов, но явно больше интересовались телами. Еще птицы выклевали нескольким покойникам глаза, приближение всадника как раз спугнуло еще одного грифа.
Остановившись у пирамиды, Фриц велел верблюдице присесть и слез на землю. Наступив на камень, едва не упал, потому что засмотрелся на синие глаза одного из убитых рыцарей. Такого же юного, как сами Фриц и Рудольф. Вернее, какими они были до того, как ступили на Святую землю.
Фриц заколебался, не зная, как лучше приняться за дело. Казалось, мертвые наблюдают за ним даже пустыми глазницами. Смотря с осуждением и злобой.
Нет, определенно надо что-то сделать с этим непотребством!
Фриц собрался уговорить Фархана помочь захоронить хотя бы все головы. Для этого ведь не понадобится большой ямы.