— Увы, я и раньше не раз сталкивался со смертью. — Взгляд Фархана заледенел. — Постараюсь вспомнить все, что смогу, но предупреждаю: вряд ли тебе будет толк от моих слов.

— Не видел ли ты на поле брани где-то поблизости от меня человека со щитом, на котором изображен черный орел на желтом фоне?

Подумав с минуту, Фархан покачал головой.

— Там было несколько щитов, но все уже забрызганные кровью и покрытые грязью так, что не различить рисунков… Понимаю, почему ты спрашиваешь. Но если бы я увидел брата Рудольфа, то не бросил бы его. На твоем теле сверху лежали двое: мамлей и один из ваших, но уже немолодой, с усами.

«Пауль?» — Фриц похолодел и тут же постарался прогнать предательскую мысль, вспомнив наставления Эсфирь.

Он описал Фархану оружие и доспехи Рудольфа, однако это не помогло.

— Позже я отведу тебя туда, и ты все увидишь сам. Уж место-то я запомнил точно, — поставил точку в обсуждении Фархан и перевел беседу на последние новости.

Пока Фриц валялся под одеялом, войска Субха-аль-Зоара взяли Нур-Эйар и еще несколько городов крестоносцев. Произошло еще одно сражение, в котором рыцари были разбиты. У Альмадинтского королевства осталась только пара крепостей да Сент-Иоанн, из гавани которого, по слухам уходило по три десятка судов в день. Фриц немного забеспокоился, прикидывая, успеет ли покинуть Святую землю до падения последнего оплота крестоносцев. Как ни гостеприимны Фархан и Эсфирь, но оставаться у них на всю жизнь Фриц не собирался.

Пришедшая час назад Алия так и осталась сидеть в углу, так что Фриц решил спросить ее потом, когда же ему можно будет вставать.

Фархан с уважением говорил о полководческих талантах Субха-аль-Зоара, однако опасался возвышения мамлеев.

— Изгнав мадаратунов, Субха-аль-Зоар может возгордиться и попробовать восстановить старый халифат. И тогда нам придется или уйти далеко в пустыню, или сражаться за свою свободу.

— Разве твердая власть одного правителя не лучше, чем раздирающая страну вражда множества вождей разных племен? — спросил Фриц.

— С одной стороны да, — поглаживая бороду, произнес Фархан. — Но сложно управлять землей, где живут разные народы со своими обычаями и давними счетами. Старый халифат распался как раз потому, что его правители собрали под своей рукой слишком много племен, но выше всех ставили обычаи мамлеев да сакхеев.

Их разговор напомнил Фрицу те, которые происходили с отцом во время уроков истории, вызвав в душе щемящее чувство ностальгии.

Они вели отвлеченную беседу, угощаясь лепешками и сушеными фруктами, но внезапно со стороны другой половины шатра донесся слабый перезвон колокольчиков.

Вскочив, Эсфирь быстро скрылась за занавесом. Оттуда послышались голоса, но говорили слишком быстро, поэтому Фриц смог разобрать лишь отдельные слова, вроде «разговор», «дочка» и «Фархан».

Вскоре Эсфирь вернулась и что-то обеспокоенно зашептала Фархану. Тот, нахмурившись, обратился к Фрицу.

— Прости, брат, мне совсем не хочется прерывать нашу приятную беседу, но явились старейшины племени и желают меня видеть. Я обязан почтить их седины.

— О, ничего страшного, — заверил Фриц. — Спасибо, что рассказал последние новости.

Поклонившись, Фархан ушел в другую часть шатра, где раздались приветствия. Судя по голосам, в гости пожаловали трое стариков. Один обладал красивым звучным тенором, и Фриц про себя назвал его «Сладкоголосым». Второй разговаривал неприятным дребезжащим фальцетом, за что получил кличку «Дергун». Третий отделывался только короткими фразами и стал «Молчуном».

Фриц сразу же представил себе их внешность: три почтенных мужа с длинными седыми бородами и в здоровых пестрых тюрбанах. Сладкоголосый наверняка мог похвастаться обширными телесами, Дергун был маленьким, тощим и вертлявым, а Молчун — крепко сбитым, с суровым лицом.

После обмена дежурными любезностями, хозяин и гости, судя по звукам, сели за трапезу. Прислуживавшая им Эсфирь вернулась примерно через полчаса, когда сам Фриц тоже поел и просто лежал. Уснуть мешал разговор за занавеской: Фриц не собирался подслушивать, но перегородка была слишком тонкой, чтобы заглушать голоса, так что, хотел он того или нет, а знал, как идет беседа.

Едва Эсфирь покинула мужское общество, начался явно серьезный разговор.

— Скажи нам, Фархан ибн Шекхар, не умер ли уже неверный, которого ты принес в свой шатер? — осведомился Сладкоголосый.

— Мой гость идет на поправку, — ровно ответил Фархан.

— Все мы знаем о твоем великодушии, — проскрипел Дергун. — И понимаем, что лишь твоя безмерная доброта все еще сохраняла неверному жизнь. Однако долго так продолжаться не может. Ты должен убить северного варвара.

Фриц не поверил своим ушам и на краткий миг даже ощутил прилив паники. Но Эсфирь, поймав его взгляд, покачала головой, давая знать, что волноваться не о чем.

— Наверное, я ослышался, — с деланным изумлением произнес Фархан. — Многоуважаемый старейшина не мог предложить мне убить гостя, с которым я делил кров и пищу.

«Так вот зачем была нужна та серебряная чаша!» — догадался Фриц.

Обычай обычаем, но Фархан явно с умыслом провел ритуал именно сегодня. Наверное, знал о недовольстве старейшин.

— Речь идет о неверном, — веско сказал Молчун. — Наши законы его не касаются.

— В законе говорится: «да не поднимешь ты руку на человека, с которым разделил пищу и назвал своим гостем», — с апломбом процитировал Фархан. — У моего брата Фридриха голова, две руки и ноги. Вполне себе человек.

— Юнец еще смеет нас поучать! — завизжал Дергун.

Судя по последовавшей затем тишине, товарищи его урезонили. Дальше степенно заговорил Сладкоголосый.

— То, что ты чтишь закон, заслуживает безмерной похвалы. Безусловно, покушаться на гостя в своем доме — позор. Но разве достойно славного воина Зоара помогать мадаратуну? Одному из тех, кто пришел на нашу землю с огнем и мечом?

— Что же, по-вашему, должен сделать славный воин Зоара? — с едва заметной иронией спросил Фархан.

— Передай неверного нам, — обронил Молчун. — Мы переправим его мамлеям, для которых он вовсе не гость, а враг.

— Мамлеи сейчас сильны, как никогда, — продолжил Сладкоголосый. — Нам лучше поддерживать с ними хорошие отношения. Конечно, всего одна голова неверного малый дар. Но лучше, чем ничего.

Скорчив рожу, Эсфирь показала занавеске язык, затем подмигнула Фрицу. Однако он не был настроен веселиться: старейшины ведь от просьб могут перейти к применению силы. Самое последнее, чего он хотел — втягивать друзей в неприятности.

— И это слова старейшин народа, — с горечью произнес Фархан. — Тех, кто призван хранить закон и поучать молодых. Вы должны были знать мой ответ еще до того, как пришли сюда. Но я все же скажу: Фридрих мой брат, которому я обязан спасением чести жены. Если собираетесь забрать его, вам сначала придется переступить через мое бездыханное тело.

В повисшем напряженном молчании отчетливо прозвучал крик верблюда за стенами шатра.

Фриц почувствовал себя скверно, поняв, что навлек на тех, кому желал лишь добра, большие неприятности. Не хватало еще, чтобы Фархан и Эсфирь погибли, защищая гостя! Не для того Фриц и Рудольф рисковали жизнью, когда везли тогда еще Амиру к жениху.

— Все та джурдская девка! — Дергун опять распалился и наверняка начал брызгать слюной на свою точащую бороду. — Она околдовала тебя, Фархан ибн Шекхар! Я говорил, не следует тебе брать в жены опороченную женщину! Стыд, позор, бесчестье! Она провела столько времени с мужчинами, которые не приходятся ей родственниками. Более того, с неверными! Но ты все равно ввел ее в свой шатер! Такого срама не видывали наши предки.

Когда Дергун задохнулся от собственного крика, Фархан заговорил нарочито спокойно:

— Жена моя чиста перед Зоаром и людьми. Как и Махира, побывавшая в плену у Короля Дэвов, а потом доказавшая свою невинность перед свадьбой, пройдя через костер, так и Эсфирь дала нам доказательство. Все женщины племени видели кровь на простыне после первой ночи.