Вот только и самому Евстафию предстояла встреча с этими кровожадными кочевниками. Узнав, что ему придется сопровождать господ рыцарей, он побелел и едва не хлопнулся в обморок.
Фриц жалел старика, но что еще оставалось делать, если только он мог говорить с Амирой о правильной дороге к оазису, да и сам знал путь.
— Не волнуйтесь, мы вас защитим, — попытался утешить перепуганного до полусмерти Евстафия Рудольф.
— Вас бы кто защитил, — проворчал Пауль.
На это у Фрица был готов ответ, который он выдал, показав рожки и приняв эффектную позу.
— Мы уже кое-что предприняли. Не держите нас за совсем уж глупых птенцов.
Деньги даже на Святой земле могут решить многие проблемы: золотом Фрица и Рудольфа соблазнились четыре рыцаря, готовых ради звонких монет отправиться хоть к черту на рога. Вшестером вполне можно противостоять всяких разбойникам.
Пауль скупо похвалил за предусмотрительность, однако заявил, что не может оставить молодежь без присмотра. Фриц на это и рассчитывал.
В назначенный день отряд выехал за ворота, не вызвав у караульных даже намека на интерес: мало ли, господа рыцари отправляются пограбить окрестности. Как будто в первый раз!
Впереди двигался Пауль, сразу за ним вдвоем на коне — Евстафий и Амира, причем поводья держала последняя, оказавшаяся хорошей наездницей. Дальше держались Фриц и Рудольф, замыкали процессию нанятые рыцари, которые зубоскалили да перешептывались, точно бабки-сплетницы на лавочке.
Отряд двинулся к холмам на юго-востоке от города, дальше начиналась самая настоящая пустыня.
Армия крестоносцев все время держалась близко к побережью, чтобы получать провиант и поддержку с курсировавших в Срединном море кораблей. Поэтому сейчас Фриц впервые видел место, о котором слышал лишь песнях миннезингеров да в рассказах Пауля.
Пустыня. Бескрайнее пространство, где есть лишь нестерпимо сверкающий на солнце песок да небо. Еще где-то среди барханов прячутся редкие оазисы, но лишь тот, кто привык к этому суровому краю, сможет найти островки жизни среди жаркого желтого моря. Дерзкие же пришельцы попадут в плен к миражам и сгинут навсегда.
Дюны, алые на рассвете, охряно-коричневые днем и черные ночью казались чем-то нереальным. Неестественным, особенно когда от ветра на ровной поверхности образовывались похожие на волны маленькие холмики. Они отбрасывали свою собственную тень, и в лучах заката пустыня выглядела полосатой шкурой неведомого зверя — огромного и страшного, пока что спящего в недрах земли, но готового проснуться в любой момент и проглотить жалких людишек.
Рудольф от необычных пейзажей был в восторге, успев всего за пару часов пути сочинить три сонета. Амира смотрела вокруг с затаенной тоской и нежностью, на ее губах чаще появлялась улыбка: то при виде прячущейся за кустом колючек блестящей ящерицы, то от узоров, оставленных ветром на песке. Не спускавший с Амиры глаз Рудольф подъехал к ней поближе и, помогая себе жестами, стал спрашивать о жизни в пустыне. Евстафий с несчастным видом переводил, далеко не всегда находя нужные слова на кеттнианском для привычных аласакхинцам понятий.
Остальные же оставались равнодушными к красотам природы. Пауль сказал, что на самом деле эти земли лишь кусочек Великой Пустыни, далеко не самый труднопроходимый.
Однако даже несмотря на позднюю осень днем здесь все равно правил смертельно опасный зной. Путешествовать приходилось утром или вечером, а также часть ночи, с приближением полудня же путники разбили шатры.
Фриц первым заступил на стражу, которая в основном состояла в том, чтобы прислушиваться. Изредка он приоткрывал полог, убеждался, что снаружи — раскаленное пекло, точно у чертей на сковородке — и быстро закрывал.
Тянуло вздремнуть, Фриц то и дело клевал носом, зато Рудольфу, похоже, не спалось.
— Я тут думаю про жениха Амиры, — вдруг заявил он. — Он ведь может вообще отказаться от нее, решив, что произошло… всякое.
— Тогда он дурак, — проворчал Фриц и широко, так что хрустнула челюсть, зевнул.
— А ты бы принял назад невесту, которая побывала в плену у чужаков? — осведомился Рудольф.
От подобного оскорбительного вопроса с Фрица сразу слетела дремота: он уже собрался ответить грубо, но, передумав, заговорил взвешенно и серьезно.
— В подобной ситуации принял бы. Во-первых, она не виновата, что попала в лапы врагов. Во-вторых, Амира расскажет о своей невинности Фархену. Или как там его?
— Фархану, — имя соперника Рудольф запомнил и всегда произносил четко, выделяя каждый звук. — Который может ей не поверить.
— Если не поверит, значит, он осел и ее не любит, — категорично заявил Фриц. — Раз не хочешь спать, вставай на дежурство вместо меня.
— Ты бы поверил? — продолжал допытываться Рудольф, не обратив внимания на предложение Фрица — какое уж тут дежурство, когда идет важный разговор.
— Ясень пень! — рыкнул Фриц. — Даже если бы мою невесту и… обесчестили, как можно после такого ее бросить? Она же не испорченная вещь! И все произошло против ее воли! Как ее жених, я должен постараться, чтобы она забыла случившееся надругательство! Если этот Фархен…
— Фархан.
— Если этот мужик посмеет отказаться от Амиры, я ему рожу начищу!
Заметив, как скривился Рудольф, Фриц недовольно зыркнул на него.
— Да, понимаю, ты бы только обрадовался, если бы Фархрен бросил Амиру. А представь, каково будет ей. Ты же не хочешь, чтобы она страдала?
— Я бы ее утешил… — пробормотал Рудольф, но было видно, что ему не по себе.
— Вообще очень легко убедиться, девственница девушка или нет, — немного рисуясь своим положением более опытного мужчины, сказал Фриц.
— Как? — Рудольф ожидаемо вытаращился на него, чем только подлил масло в пламя хвастовства.
— Как-как, сам что ли не знаешь? — небрежно осведомился Фриц. — У невинных дев идет кровь, когда они становятся женщинами.
У Рудольфа отвисла челюсть и будто бы даже зашевелилась собирающаяся встать дыбом челка.
— О, все святые и ангелы! Значит, девушкам настолько сильно больно?! Уж лучше тогда уйти в монахи!
Фриц собрался обозвать его болваном, но тут из угла, где все это время сладко посапывал Пауль, донеслось сдавленное хихиканье, быстро перешедшее в хохот.
Как оказалось, Пауль уже не спал и слышал последнюю часть разговора, а теперь от души ржал. Фриц почувствовал себя полнейшим идиотом, хотя это Рудольфу стоило стыдиться. Не знать самых простых вещей!
— Полно вам смеяться, герр, — промямлил покрасневший Рудольф.
— Как же тут не смеяться? — выдавил Пауль. — Один другого хлеще. Вам в балагане надо выступать, больше заработаете, чем мечом.
Разозленный Фриц заставил Рудольфа заступить на дежурство, сам демонстративно лег ко всем спиной. Но разве теперь уснешь? Он еще с минуту слушал, как фыркает Пауль, иногда не выдерживая и снова начиная хихикать. Все же грезы утащили в свои объятия утомленного дорогой Фрица, разбудил его только тычок под ребра.
— Пора, — безжалостно объявил Пауль.
Фрицу казалось, что прошло совсем немного времени, однако солнце уже клонилось к закату. Длинные тени барханов расчертили оранжевое полотно песка.
Перекусив вяленым мясом и галетами, рыцари стали сворачивать лагерь. Амира помогала, Евстафий скорее мешался.
Вдруг, когда Фриц закреплял мешок на спине лошади, тело, словно молнией, пронзило ощущение опасности. Вскинув голову, он осмотрелся осоловелым взглядом, не понимая, откуда могут явиться враги. Все вокруг казалось неподвижным, окутанным смертным сном — дувший утром ветер стих, на дюнах не шевелилось ни песчинки.
«Чудится от недосыпа», — твердо сказал сам себе Фриц.
В этот миг над одной из дюн совершенно бесшумно появилась темная фигура. Затем еще две. В воздухе засвистели стрелы.
Прыгнув, Фриц повалил в песок стоящего рядом Рудольфа, тот истошно заорал:
— Амира!
— Разбойники! — одновременно выкрикнул Пауль.
Несколько стрел вонзились в песок рядом с Фрицем, еще одна попала между звеньями кольчуги, но не пробила кожаную куртку. Откуда-то сбоку донесся приглушенный стон, затем послышались сбивчивые бормотания.