Дед тоже нанялся рабочим на строительство железной дороги.
— Мне очень хочется знать, как же ее строили, бабушка, — интересовалась девочка.
— Ох, Ганичка, это была работа не из легких.
Например, в каменоломне, где камень взрывали динамитом! Сколько я просила деда быть поосторожнее! А он еще этот динамит прятал на ночь у нас в подвале в ящике! Я всегда дрожала от страха, что наш дом взорвется…
Камня нужно было много. И берега реки надо было укрепить, и мосты построить, и насыпи в некоторых местах выложить.
Теперь уже девочка знала, почему в горе за железной дорогой такая огромная яма. И она могла себе представить, сколько пришлось потрудиться, чтобы добыть столько камня да еще и разбить его.
— Там, где река протекала у самой горы, железную дорогу пришлось прокладывать в скале. Люди не могли поверить, что там сможет проходить поезд.
А когда строили мосты, дед даже не ночевал дома.
Вот поедешь поездом, хорошо посмотри на те мосты, — добавила бабушка, — потому что все их строил твой дед!
Девочка молчала, но сердце ее от радости забилось сильнее. Как много все-таки сделал ее дед во время строительства железной дороги!
— А когда все мосты уже были построены и по насыпи проложили две черные ленты железных рельсов, по селу однажды разнесся слух, что пойдет первый поезд. Ты только подумай, как люди ждали этого, если до той поры, кроме тех, кто побывал в Америке, никто еще поезда и не видел!
— А вы тоже радовались, бабушка?
— Еще как!
Только мы услышали свист паровоза на повороте, как все село выбежало на дорогу.
Ничего подобного никто до тех пор не видел!
Паровоз, украшенный цветами, медленно тащил за собой вагоны с людьми. Из окон выглядывали рабочие, строившие железную дорогу, и махали нам. Среди них я увидела и дедушку!
А люди из села тоже махали и весело кричали. Только дети стояли, вытаращив глаза, и смотрели на поезд, как на какое-то чудо. Ведь он был похож на змею с глазищами впереди! И пыхтел так, будто на что-то злился!
Один лишь богач Яблонский не вышел на дорогу, а только выглядывал из-под повети. Очень уж ему было не по душе, что людям будет лучше и что он уже не сможет зарабатывать столько на извозе.
— Ну и злой же был этот Яблонский! Правда, бабушка?
— Правда, злющий!
Ну, а я тогда впервые на рождество сварила кофе и испекла пирог. Сахар для кофе и муку для пирога привез уже поезд.
Дедушка остался работать на железной дороге. Он чинил мосты, если там что-нибудь портилось. Лишь теперь ему пригодилось то, чему он в молодости научился у плотников…
Много лет спустя девочка переходила через железнодорожный мост. Она рассматривала его сложные конструкции и думала: «Как это прекрасно, что хоть деда давно уже нет в живых, его работа осталась». Ей показалось, что все заклепки и болты на мосту кричат ей: «Нас сюда заклепал и привинтил твой дед!»
БАБУШКА РАССКАЗЫВАЕТ ПРО ДИКИХ ГУСЕЙ
Девочке что ни день становилось все хуже. Однажды утром она проснулась и совсем не смогла открыть глаза. Они так болели, что даже отвар ромашки не смог отмочить присохший к ресницам гной и успокоить колющую боль.
А вокруг уже началась весна!
Девочка узнавала ее по хору птичьих голосов, что ранним утром доносились из рощи за рекой. Казалось, что птицы хотят перекричать друг друга.
Бабушка каждое утро выводила девочку на теплую завалинку. Но весеннее солнце жгло девочке глаза, и она опускала голову, чтоб глаза меньше болели.
— Вот и ласточки прилетели из теплых краев, — сказала бабушка.
— Вы их видите, бабушка? Вы хорошо их видите? — грустно спросила девочка, потому что не видела ласточек.
— Вижу, дитя мое. Это те же самые, что жили здесь в прошлом году. Они чинят под крышей старое гнездо.
— А откуда вы знаете, бабушка, что это те же самые?
— Знаю, потому что ласточки всегда возвращаются в те же гнезда, из которых вылетели осенью. Есть у них такое чувство, которое тянет их туда, где они вылупились.
«Как это хорошо, — думала девочка, — что ласточки не забывают своего дома». Она спросила:
— И все птицы, что улетают на зиму в теплые края, такие?
— Конечно, все! И к тому же они летят туда и обратно одним и тем же путем!
— А вот что произошло однажды осенью, — вспомнила бабушка. — Мы жили уже в этом доме. Тогда он стоял на самом краю села, и за нами начиналось поле. У нас подрастала твоя мама. Я держала большое стадо гусей, потому что мне нужны были перья для перин. Чтобы сшить их для твоей мамы, когда она пойдет замуж.
Как-то я загоняла тех гусей на ночь в хлев.
И вдруг услышала гогот диких гусей. Я остановилась у открытого хлева и стала смотреть, куда они летят. Гуси летели очень низко. Я стояла как зачарованная. Такое случается редко, чтоб дикие гуси летели над самыми крышами.
И гоготали они тогда иначе, как будто на своем гусином языке прощались с родным краем и кричали:
Будьте здоровы,
оставайтесь с богом,
мы уже летим в дальние края!
Их гогот услышала в хлеву и наша старая гусыня, потому что и она загоготала во всю мочь.
И тут случилось диво дивное!
Стая диких гусей медленно, шурша крыльями, спускалась к нам во двор.
— И что вы сделали, бабушка?
Девочка задала вопрос совсем тихо, как будто дикие гуси спустились во двор только что и она боялась их спугнуть.
— От неожиданности я не знала, что делать. И стояла как вкопанная, не отходя от раскрытых дверей хлева. Гуси направились на голос нашей гусыни. И так вся эта темно-сизая стая вошла в хлев к нашим гусям.
А я, все еще как во сне, закрыла дверь на щеколду и пошла готовить ужин. О гусях я никому ничего не сказала, но они не выходили у меня из головы. И даже ночью приснились.
— А утром что было? Они остались у вас? — спросила девочка с нетерпением.
— Подожди, не забегай вперед! Я все тебе расскажу!
Утром, едва проснувшись, я побежала в хлев. Приоткрыла дверь и заглянула, что же там делается. В хлеву было темно, я открыла дверь пошире, и… что тут случилось!
Вдруг что-то зашумело, и серая стая диких гусей с криком вылетела во двор. Не успела я оглянуться, как гуси уже поднимались над крышами.
Я грустно посмотрела на наших гусей, выходящих из хлева. И вдруг я увидела: одна дикая гусыня осталась!
Это была очень старая сизая гусыня. Одно крыло у нее свисало раненое. Я сразу поняла, почему она осталась. Ведь и она размахивала крыльями, но тщетно, потому что не могла лететь с молодыми в дальние края.
— А что с ней потом стало, бабушка?
— Всю зиму она ходила с нашей старой гусыней по двору. Словно две подружки.
К весне обе гусыни стали нестись. Я посадила их на яйца, и они долго высиживали их. Как только зазеленела первая травка, обе гусыни вывели по стайке маленьких гусят. Гусята дикой гусыни были сизые, только на голове и под брюшком белые. Наши гусята, как всегда, были желтенькие, словно одуванчики. И все это пестрое стадо ходило вместе и клевало крапиву и зерно из одного корытца.
Целое лето я не могла нарадоваться на них.
Но осенью серое стадо начало волноваться. Оно отделилось от белого, и мне стало трудно загонять их по вечерам вместе в хлев.
Как-то вечером я пошла запирать хлев. Над головой я услышала гогот пролетавшей стаи диких гусей. Я посмотрела, куда они летят. И вдруг наши дикие гуси захлопали крыльями, поднялись в воздух и улетели!
Вот что они сделали. Напрасно я с ними мучилась.
Но старая дикая гусыня осталась. Она была уже совсем стара, тяжела на подъем и, конечно, не могла взлететь так высоко.
— А потом она снова высидела гусят?
— Снова! Но я уже глядела в оба. Я обрезала им крылья, чтоб они не смогли улететь. Ведь в ваших перинах серые перья смешаны с белыми.
Бабушка закончила свой рассказ.
