Вечером мы сидели у очага, и отец сказал, что больше не пойдет на заработки, потому что трудно ему добираться из Оравы в Будапешт. Он останется дома и будет играть на свадьбах.

Мама заплакала. Она встревожилась, смогут ли они прокормить семерых детей. Но слезы ее не имели смысла: у отца уже не было никакого желания уходить из дому. В конце концов мать рассердилась, схватила отцовскую скрипку и побежала с ней прямо под поветь. Там она положила скрипку на бревно и разрубила ее топором. «Теперь играй на чем хочешь!» — сказала она со злостью в голосе.

Когда мы рассказали об этом отцу, он оцепенел. И, согнувшись на скамейке у печи сам не свой, просидел весь вечер, не проронив ни слова.

В нашем доме стало так тихо, будто кто умер. Мать быстро ходила из дома во двор и обратно. Она хлопотала по хозяйству и тоже упорно молчала.

Так продолжалось несколько дней. Отец работал, ел, но все это делал как в тумане. Мне было его очень жаль. И скрипку я жалела. Как же бывало у нас весело, когда отец играл на скрипке!

Как-то раз мы сели ужинать. Отец взял в руку ложку, но, увидев насупленную мать, которая молча поставила миску на стол, отложил ложку в сторону. И стал такой грустный, что я больше не могла на него смотреть. Я вышла из-за стола, сунула руку под сундук, вытащила оттуда завернутую в тряпицу монетку и протянула ее отцу:

«Возьмите, папа, купите себе другую скрипку!»

Мать посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Отец улыбнулся, но так печально, что я чуть не заревела. А потом спросил, где я взяла монетку.

Я рассказала, как было дело. Все слушали. И мать тоже.

«А зачем ты ее спрятала?» — поинтересовался отец с улыбкой.

«Я хотела, чтоб мама купила мне на ярмарке ленту в косы. Но теперь уже не хочу».

«Оставь ее себе, — сказал отец, — все равно это была последняя монета, заработанная мной на свадьбе».

Тогда мать выскочила из-за стола и подошла к сундуку. Она достала оттуда красивый красный платок с желтыми лилиями и вышла из дому.

Мы не знали, что она задумала. В растерянности доели мы ужин. Тем временем стемнело, а мать все не возвращалась.

Младшие дети уже уснули, но я сидела в постели и ожидала мать.

Когда она наконец пришла, в руках у нее была скрипка. Мать протянула ее отцу и сказала приветливо:

«Оставайся, так будет лучше. Ведь мне теперь одной в поле не управиться. А это, — она посмотрела на скрипку, — чтобы тебе было на чем играть на свадьбах».

«А где ты ее взяла?» — спросил отец, изменившись в лице.

«Выменяла у цыган на тот красный платок, что ты мне привез из Будапешта. Мне уже такой яркий не к лицу. А девочки из-за него только подерутся», — добавила она, улыбаясь.

Отец больше не уходил из дому. Он работал с матерью в поле и играл на свадьбах. Старшие девочки пошли в услужение.

— А с той монеткой что вы сделали, бабушка?

— На нее мать купила мне на ярмарке красную ленту в косы. Очень красивую и широкую. Это была замечательная лента! Она сохранила нам отца, потому что он и сам уже чувствовал, что не по силам ему долгие путешествия. Он наверняка погиб бы где-нибудь у чужих людей, — добавила бабушка.

Потом она умолкла, продолжая старательно теребить белую шерсть и складывать ее рядом с собой.

Девочка тоже молчала, прижимая ладонью пушистую кудель. Она очень хотела, но никак не могла себе представить, что та же самая бабушка, которая сейчас сидит возле нее, была когда-то маленькой девочкой. И что она тоже мечтала о красивой ленте в косы…

Однажды ночью девочка вдруг проснулась. Она услышала, как трещит лед. Зловещий треск напугал ее. Она хорошо помнила с прошлых лет, что бывало в конце зимы на реке.

Ледовый покров на ней трескался, сквозь трещины снизу пробивалась вода и разливалась по льду. Тогда по нему уже нельзя было ходить, как по мосту.

Девочка испугалась. Мать рядом с ней крепко спала, и она не хотела ее будить. Но страх в ней все рос. Она представила себе, как река вдруг встает на дыбы, лед ломается на куски, вода все прибывает, и вот она уже выливается на дорогу, течет во дворы и дома, вот уже их домишко плавает в воде…

И тут девочка разбудила маму.

— Что с тобой, Ганичка? — испугалась мать.

— Боюсь наводнения, — пожаловалась девочка.

— Ну, этого тебе бояться нечего! Спи спокойно, теперь наводнений уже не бывает.

— Не бывает? А почему?

— Люди уже давно укрепили берега реки. Ты ведь знаешь, какие они высокие! Разве может через них перелиться вода? Спи спокойно!

Девочка успокоилась. Мать говорила так убедительно, что она прижалась к ней теснее и тут же уснула.

Проснувшись утром, она услышала за окнами страшный гул.

— Лед пошел! — объяснила ей мама.

Девочка погрустнела. Она очень хотела выбежать на дорогу, как другие дети! Ведь только раз в году можно увидеть, как поднимается вода и огромные льдины плывут вниз по бурлящей реке. Волны то вздымают их, то опускают, они наталкиваются друг на друга, трескаются, ломаются и со страшным грохотом мчатся вниз по воде.

Девочка встала с кровати, подошла к окну, но почти не смогла открыть слипшиеся глаза.

Она не видела ничего… В комнату вошла бабушка и ласково сказала:

— Как хорошо, что лед сходит. Скоро весна! И у тебя глаза пройдут. Ты ведь знаешь — весеннее солнышко лечит все болезни.

Бабушка промыла внучке глаза, одела ее, заплела ей косички и туго завязала их тряпочками, чтоб не расплетались. Потом принесла теплого молока, и, пока девочка ела, смотрела в окно, и рассказывала ей, что видит:

— Ну вот, лед уже прошел. Только кое-где плавают льдинки. Уже и вода спадает. Теперь наверняка придет весна…

И когда бабушка наконец снова села за свою обычную работу, девочка примостилась на старом овчинном тулупе и сразу же попросила ее:

— Бабушка, расскажите мне о наводнении!

— И нашей матери приходилось о нем рассказывать, когда начинал идти лед, — рассмеялась бабушка. — Ох и страшно же это было! Ну, слушай.

Рассказывали, что это случилось летом, а до того долго шли дожди. Потом вышли из берегов ручьи. С вершин ринулись потоки воды, размывая глинистые склоны. Вода от глины пожелтела и стала мутной, как ил. А река все росла и вздымалась. Люди спали не раздеваясь. В домах по ночам всегда кто-нибудь бодрствовал, чтобы несчастье не застигло людей врасплох.

Это стряслось как раз в ту ночь, когда дождь прекратился и люди немного успокоились. Река разлилась под утро. Сначала залила дорогу, а потом и дворы. Она затопила и поля за домами. Когда люди проснулись, село было уже в воде. Даже в горы нельзя было бежать. Пришлось подняться на чердаки и оттуда смотреть, что делается.

То, что они увидели, было страшно!

Вода с грохотом мчалась вниз и несла с собой бревна от разрушенных мостов, вывернутые с корнями деревья, телеги, скотину… Целые дома плыли вниз по воде. А на крышах стояли несчастные люди и кричали нам:

«Прощайте-е-е! Больше мы в-а-ас не уви-и-идим!»

К полудню вода начала спадать. По реке плыло уже меньше всякого добра. Люди спустились с крыш и, стоя на порогах домов, смотрели, как вода уходит из дворов. Когда вода осталась уже только на дороге, они вдруг заметили плывущую вдоль домов колыбель с маленьким ребенком. Большой пес плыл рядом с ней. Как только колыбель начинала крениться набок, пес тут же подплывал к этому боку. И так он все время держался вплотную к колыбели, не давая ей перевернуться.

Кто знает, сколько времени это продолжалось? Когда их спасли, пес был уже совсем без сил. Но ребенок в колыбели крепко спал. Его взяли на руки, он проснулся, но не заплакал, а засмеялся, потому что выспался всласть. Бедняга не знал, что с ним приключилось!

А вода все спадала. Через несколько дней река текла уже спокойно, будто ничего и не случилось.

— А что было потом с этим ребеночком? — спросила испуганная девочка. Ей с трудом верилось, что все это действительно могло быть.