— Нет! Нет! Что ты такое говоришь! Сейчас скорую вызову.

— Уже вызвали.

Голос наны за спиной Ияра:

— Что тут?

— У нее кровотечение, походу.

Бывает, твой организм не понимает ничего, но знает, что делать. Начинаю глубоко дышать.

— А ну, ложись, невестка, на спину.

— Зачем?

— Давай. Ияр, отойди.

Она задирает мой окровавленный голубой сарафан, стягивает трусы и просит расставить ноги как можно шире.

Выдыхает дым из трубки. Ощупывает меня. Низ живота.

Ияр орет в трубку, где скорая и что, если сейчас тут никого не будет, все крупно пожалеют.

— Ты рожаешь! — заключение специалиста повергает в шок.

— Что-о-о-о-о? — я и Ияр одновременно произносим.

— Это… это… невозможно, — мотаю головой из стороны в сторону. — Я делала тесты каждую неделю. И месячные бывали. Иногда… Это неправда. Не могу быть беременной. Ияр, скажи, что это неправда.

— Ну, значит, можешь, — настаивает на своём нана.

— Что ты несешь, нан? Давай, любимая, я сам тебя отвезу.

— Не веришь мне, внук? Посмотри сам. Куда ты собрался? Она не успеет, головка вон уже на выходе.

— Какая головка? — паника, и боль давит со всех сторон. Я мечтала услышать эти слова, но не сейчас. Не готова. Мне страшно. — Что мне делать? Ияр! Что нам делать?

В ответ молчание. Ияр просто стоит как истукан, кусая кулак. Он, наверно, в шоке. Как и я. Но, когда я выкрикиваю, боль адская. Рычу на него. Он отмирает.

— Но?.. Как?.. — смотрит на меня. Как будто я от него это держала в тайне.

— Что как? — дышу тяжело, и пот просто градом льется по лицу и по спине. — Ветром надуло. Говорила же, закрывай форточку. Что за тупой вопрос, Ияр? М-м-м-м… — сдавливаю зубы. Зажмуриваю глаза. Начинаю скулить как избитая собака. А-а-ав. — Прости, дорогой, не хотела тебе грубить.

— Акси, дыши глубже! Вдох-выдох. Береги силы, — жена Инвии подбадривает. — Я так рада за вас. А ты давай иди на улицу, — командует своему мужу, — и Ияра захвати.

— Я останусь здесь, со своей женой, — отрезает мой муж.

Как же больно. Как же я могла не заметить, что беременна? Получается, роды преждевременные? Какой срок? Боже, помоги мне, не отнимай этого ребенка у меня.

— Не терпи, Акси, покричи, так будет легче. Ты ж не партизанка, чтоб терпеть, — жена Инвии как профессиональная роженица даёт совет.

— Мне стыдно! — корчусь от боли, сама не знаю, зачем переворачиваюсь в коленно-локтевую позу. Утыкаюсь головой в подушку. Мычу в диван.

— Ну и зря! Я простыни рвала и врачей посылала. А вот и скорая, — бежит к двери, открывает.

— Так, что тут у нас? — заходит мужчина в белом халате.

— Роды! — в один голос.

— Давайте посмотрим, — надевает перчатки. Усаживается около меня. — Поднимайтесь на диван. Надо провести осмотр. — Заползаю на диван. Ложусь. — Можно?

От меня как будто по кусочку отрезают. Даже сил нет расставить ноги.

— Аксинья, мне нужно посмотреть раскрытие. Попробуйте расслабиться.

Закидываю голову назад. Сил нет терпеть — ору так, что горло дерет. И правда легче.

— Доктор! Мне надо в туалет! — еле выплевываю слова.

— Что? Не расслышал, — задумчиво изучает меня внутри.

— Мне надо… м-м-м-м, — зажмуриваюсь. Кусаю свою руку.

— Что, любимая? Повтори. Доктор, что вы там ищете, вы не видите, ей больно? — шипит Ияр на врача. — Клад?

— Я хочу… м-м-м-м-м… — мне так больно, что трусит и сердце готово лопнуть.

— Доктор, можно как-то обезболить ее?

— Уже нет. Какой срок?

— Мы не знаем. Мы вообще ничего не знаем. Моя жена не умрет?

— Да не умрет! Она рожает. Обычное дело.

— Доктор, мне надо в туалет! — хватаю доктора за свободную руку.

— Это вам кажется!

— Нет, не кажется, доктор!

— Я хочу… м-м-м-м, — прикрываю глаза. — Уф-уф-уф, — дышу.

— Что вы хотите?

— Послушай, ты, тупица в очках… — злость в голосе.

— Милая, не нервничай, я рядом, — перебивает меня Ияр.

— А ты вообще сейчас заткнись, — огрызаюсь на Ияра. Мне кажется, меня никто не понимает.

Возвращаюсь к доктору:

— Срать я хочу, понял? Или глухой? Сделай что-нибудь, или я глаза тебе сейчас выцарапаю.

— Это период перед потугами. Через полчаса рожаем. А пока потрите спинку своей супруге, будет легче.

Ияр трет мне поясницу, но ни черта не легче.

— Да что ты трешь как ладошкой по пизде, три нормально. — Схватка скручивает с такой силой, что темнеет в глазах. — Я больше не могу, — умоляюще кричу, — не могу! — рыдаю.

С разных сторон столько советчиков.

— Дыши! Акси, дыши.

— Давайте помогите переложить ее на импровизированное родильное кресло. — На столе расстелили все, что было в доме. Ияр переносит меня на него. — Все будет хорошо! Все будет хорошо! Мы через столько прошли. А это пустяк.

Под голову кладут валик.

Врач говорит по телефону, что необходима реанимация и все оборудование.

— Я больше не могу! Больше не могу. Всё! Всё!

— Отлично! Вы держите ноги, чтоб она не сводила. А ты, Акси, когда говорю тужиться, тужишься, когда говорю остановиться, останавливаешься, дышишь как собачка. Поехали, схватка на подходе. Тужься.

Руками хватаюсь за края стола. Давление невыносимое. Я автоматически приподнимаюсь, когда дуюсь.

Ияр придерживает мою голову, как бы наклоняет меня вперед. Техника «качать пресс».

— Давай, давай, давай, не отпускай. Тужься изо всех сил, как по большому хочешь. Молодец, еще. Все, расслабляйся. Дыши.

Откидываюсь назад, смотрю на своего мужа, который усердно дышит. И его и без этого огромные глаза становятся еще больше.

— Папочка, не вы громко дышите, а я жене вашей говорю. Приготовились. Глубокий вдох и-и-и-и-и-и… тужься. Выталкивай его, выталкивай.

— Давай, Акси! Ты молодец, — со слезами на глазах жена Инвии поддерживает.

Я так сильно дулась, что оставила царапины на деревянном покрытии, мой крик превратился в нечеловеческие вопли. Люди вообще так умеют разве?

— Ну же! Еще! Работай.

Моя награда — это самый желанный крик во всем мире. Маленький пищащий комочек, совсем крохотный, был уже на руках у врача.

— Это девочка, — констатирует факт врач.

Видимо, времени прошло много. Бригада врачей заполнила гостиную.

— Недоношенная, примерно шесть с половиной — семь месяцев.

Ее не дают прижать к моей груди, а бегом забирают, что-то делают. Боль снова возвращается.

— Так, что тут у нас? Ещё один на подходе.

— Да ты же наша умница, — не сдерживая слез, говорит нана.

— Поехали, тужься!

Еще один крик во все горло. Но я не слышу крика ребенка. Почему я не слышу крика?

— Это снова девочка! Папа — ювелир!

— Почему она не кричит? Ияр, почему она не кричит?

— Сейчас закричит, — врач переворачивает ее на ладони и делает массаж. Это похоже не на крик, а на мяуканье.

Мне показалось, что она еще меньше, чем первая.

— Папа, вы бы хотели перерезать пуповину?

Громкий грохот за спиной.

— Ияр?

— Видимо, нет! Папу на свежий воздух, и нашатырь. Всех грузим и едем.

После этих слов в сознании начинается эйфория и боли я уже не ощущаю. Она как началась внезапно, так и отключилась. У меня две девочки, их помещают в боксы и меня вместе с ними грузят в карету скорой помощи. Машина не успевает двинуться, как мой муж, чуть ли не отрывая двери, забирается внутрь. Целует моё лицо и плачет как ребенок.

— Прости, отключился. Слабак.

— Ничего.

Мы смотрим на два маленьких бокса. Наши девочки такие крошечные. Сколько они весят? Килограмм хоть есть? Мне страшно за них. Они подсоединены к разным проводкам. Обе красненькие. Кислород им подается через маленькие масочки на их лицах.

— Ияр, скажи, что они выживут. Пообещай, что с ними ничего не случится.

— Выживут! — вытирает слезы, которые катятся без остановки. — А как же иначе! Выживут!

Три года спустя