— Убью, гнида. — Еще раз, и еще. — Убью паскуду. Она была невинным ребенком!

Во фруктах сбоку торчит большой нож. Мой в ладонях — не раскрыть. Я тру свои веревки об острое лезвие. Режу свою кожу, но боли не чувствую, тело онемело. Одно желание мной движет — убить гадюку. Но сначала нужно освободиться.

Толкает меня в спину, падаю назад на сиденье.

— Ах ты ж дрянь, ты мне еще и губу разбила, — хватает нож.

Теперь превосходство у нее. Кидается на меня с ножом. С сумасшедшими воплями. Опрокидывает на спину. Замахивается. Уворачиваюсь, нож попадает в сиденье. Скидываю ее с себя на пол огроменной машины. Бежать мне некуда. Она вытаскивает орудие, гикает. Настоящий маньяк. Мысленно возвращаюсь к первоначальному плану. Тянусь, чтобы вручную разблокировать дверь и выбросить Ияра и себя из машины. Тянет меня за волосы на себя, заставляя сесть, приставляет к горлу лезвие.

— Куда-то собралась? Прежде чем я убью тебя, разрежу твое лицо. И выколю глаза. Так уж и быть, закопаю тебя рядом с доченькой. И не говори, что я не великодушная.

— Мечтай, тварь. — Мой коронный удар — бить не только лбом, но и затылком.

Пока она приходит в себя, ищу нож, который упал куда-то. Но времени думать нет.

Кидаюсь на нее, веревки разрезаны не все, но уже не так туго завязаны. Вдавливаю ее в двери. Душу веревками. Глазами ищу, где нож. Где же ты? На весь салон гремит тяжелый рок. Валера даже не в курсе, что салон машины превратился в арену на выживание.

— Убью тварь. Убью гадину.

Отталкивает меня ногой. Откидывая в сторону. Мы меняемся местами. Она хрипло дышит, а я успеваю обнаружить нож и разрезать веревки. В моих руках лезвие из качественной стали.

Но на меня наставлено дуло пистолета.

— А-а-а-а! Не ожидала? А теперь положи нож и сядь, блядь. Пока я не прикончила тебя раньше, чем мы доедем до банка.

Не могу.

— Я сказала, брось проклятый нож.

— Ну хорошо! Лови.

Кидаю в нее нож. Отвлекая внимание. А сама руку, в которой зажата пушка, направляю в крышу машины. Она нажимает несколько раз на курок, и выстрелы летят в крышу. Я выживу сегодня. Она и так забрала у меня самое дорогое и самое драгоценное в этой жизни, и я раздеру ее голыми руками.

Машина, видимо, наезжает на что-то. Нас подбрасывает. Но тут звучит еще один выстрел. И я замираю. Как говорят, пуля просвистела. Даже трогаю себя. Ища огнестрельное ранение. Ещё жива. Не ранена. Но машина стала набирать скорость, и ее клонит в сторону. Металл заскрипел, через тонированные стекла видны искры.

— О нет! Валерушка.

В перегородке, отделяющей нас от водителя, дыра от пули. Валера, видимо, у нас теперь жмурик. Упокой, Господи, его душу.

— Как и ты в ближайшем будущем, — ударяю ее в живот. Хочу перелезть на переднее сиденье. Долбаная юбка, а точнее то, что от нее осталось, мешает. Кнопкой опускаю перегородку. Последний выстрел ранил Валеру в затылок, откуда сейчас течет темная кровь. Его голова лежит на руле. Нога давит на газ. Перелезаю вперед. Сама не понимаю, как всё выходит и откуда знаю, что делать. Открываю дверь с его стороны на ходу и толкаю безжизненное тело на дорогу. Машины за нами тормозят в разные стороны. Создавая пробку на магистрали. Надеюсь, кто-нибудь запомнил наши номера и сообщит куда надо. Прости, Валера, ничего личного. Твой путь окончен. Сажусь на место водителя.

— Демис, ты меня слышишь? — кричу. — Найди меня! Или мне не выжить.

— На мою шею накидывается ремень безопасности, меня начинают душить.

— Это опять всё из-за тебя. Еще одна смерть из-за тебя.

Не могу управлять этой махиной. Руками оттягиваю ремень. Мне катастрофически не хватает воздуха. Ее хватка очень сильная. Выезжаем на встречную полосу. Ногами нахожу две педали. Отлично — автомат. Нажимаю тормоз резко — психопатку кидает вперед. Сменяю резкую остановку на газ — ее откидывает назад. Разгоняюсь и снова торможу — ее перекидывает вперед, рядом со мной.

Пристёгиваюсь. Разгоняю машину как можно сильнее, чтоб затормозить и выкинуть этот отброс из машины. Но тормоза отказывают. Машина снова неуправляема. Проклятье.

Самое ужасное, что мы свернули в сторону, где закрывают переезд, чтобы проехал поезд. Будем молиться, чтобы его не было.

— Демис, чтоб тебя! Помоги же.

С моей удачей, конечно же, будет все наоборот.

Машина летит. Сбоку едет поезд. О нет!

— Что ты делаешь? Там закрыт переезд! Тормози, дура набитая, — верещит Иштар. — Тормози! Мы умрём.

— Тебе страшно?

— Да! Я не хочу так умирать. Тормози. Мы умрём.

— А мне уже не страшно, — зловеще хохочу.

Нашу машину можно разогнать и успеть.

Впереди уже выстроилась линия машин, горит семафор, и опустился шлагбаум. Состав неумолимо приближается, и это заставляет жать на газ, не отпуская.

Сигналю машинам. Расходитесь в стороны, тормоза отказали, или протараню всех в котлету.

И даже деловитый сотрудник железной дороги со своим знаком в руках отпрыгивает в сторону.

— Что ты делаешь?

— Передай своему папе привет в аду!

— От кого?

— От Аксиньи Поляковой!

Сбиваю шлагбаум. Подлетаю на выступах, которые поднимают, чтобы машины не могли проехать. Перелетаю через рельсы перед носом несущегося на всех парах поезда и сама не верю, что выходит. Приземляюсь, и машину начинает крутить. Я кручу руль в сторону заноса. Сильный удар во что-то. Срабатывают подушки безопасности. Ударяюсь головой.

Ужасная боль в голове и во всём теле. Запах гари в салоне. У меня ещё есть силы открыть окровавленными руками дверь и выпасть на асфальт.

Я вижу, дымится капот машины и внизу из бака течет бензин. Ияр в машине, но у меня нет сил вытащить его.

Видимо, наше время вышло, любимый, я рада, что мои последние минуты прошли рядом с тобой. Ты знаешь, любимый, небо сейчас такое чистое и синее, как в первый день нашей встречи.

Слышится вой сирен скорой и пожарной. Незнакомые голоса:

— Она живая!

— Поднимайте ее, сейчас рванет.

— Не поднимайте, может, что-то сломано.

Мне всё равно, что со мной. Салон машины заполняется дымом, а там Ияр.

— Тащите огнетушители, у кого в машине есть, бегом!

— Терпи, девочка, скорая на подходе. Держись! Слышишь, держись.

Пиканье приборов не спеша возвращает меня в сознание. Последнее, что помню, — возлегаю на асфальте, и вокруг меня лица чужих людей. А я смотрю выше их голов на прекрасное небо, словно кто-то нарисовал его голубыми красками и ляпнул яркое желтое пятно в виде солнца, и рядом горящая машина, черный дым, заполняющий салон. Но запаха гари нет, и шум смолк. Я умерла или смогла вырваться из объятий смерти? Следующее, что ощущаю, — это ужасная, простреливающая боль в боку. Тяну носом воздух. Тошнотворный запах хлорки пробирается в пазухи и оседает в горле.

— Ияр! Ияр! Помогите ему! Пожалуйста, — повторяю последние слова. Глаза мои закрыты, но сквозь опущенные ресницы рвется яркий белый свет, прожигающий склеры.

Кто-то держит моё запястье, сгибает один палец, прислоняет к поверхности, напоминающей стекло. Следом другой, и так каждый по очереди. Пока не прикладывает всю ладонь. Дергаюсь.

— Ияр? — пересохшими губами шепчу. Но каждый произнесенный слог отдается болью, она везде. Как будто я попала под тот поезд и меня пытаются собрать заново.

Широкая ладонь ложится на затылок, приподнимая вертикально, ко рту подносят трубочку, и я рефлекторно тяну в себя жидкость.

— Ияр?

Разлепляю глаза. Вокруг меня белоснежный кафель, настолько яркий, что нужно привыкнуть к такому свету. Незамысловатый декор: пара тумбочек, стул, стол для препаратов, приборы, раздражающие слух, от которых тянутся трубочки к моим рукам.

— Нет, Аксинья! Это всего лишь я, — гладит меня по волосам. Убирает стакан от моего рта.

— Что ты?..

— Успокойся! — присаживается на кровать. — Тебе ничего не угрожает. Знаю, сейчас это звучит глупо, смотря на тебя. — Набирает комбинацию на планшете. Прислоняет другую руку к экрану. — Можно?