— Начинай счёт! — хрипло произносит.

Вгрызается в мои губы. Он не целует, он прикусывает их. Почти потухший огонь разгорается с новой силой, сжигая меня изнутри, особенно внизу живота. Истекаю бесстыжей влагой. Я горю. Пожар, и спасенья мне нет. С рычанием кусает мою шею, запрокидываю голову назад, открываю как можно больше доступа для его болезненных ласк. Плавлюсь, как свеча от огня. Кусает через хлопковую ткань набухшие соски. Задирает платье до пояса. Поддевает резинку намокших трусиков, и они, как тонкая нитка, с треском рвутся. Всего лишь прикасается к нижним губам, а я готова уже кончить. От этого страсть по телу хлещет плетью, жар по коже разбегается сотнями мурашек.

— Я вижу, ты все-таки скучала.

Водит по ним, еле касаясь. Раскрывает. Обводит чувствительный бугорок. Дразня круговыми движениями. Я начинаю глотать не спеша воздух ртом, не издавая ни звука. Ожидая большего. Прикрывая от удовольствия веки. Медленно вводит во влажное лоно один палец, за ним второй, третий… Вскрикиваю от наслаждения. С мычанием кусает мою шею, не оставляя на ней живого места, облизывает подбородок, продолжая ублажать меня только пальцами. Капли пота катятся между лопаток. Закрывает мои крики своим ртом. Оргазм не заставил себя долго ждать. Излилась влагой на его пальцы.

— Говори! Врунья. Что не любишь меня больше! — Чмокает вспотевшую шею, к которой прилипли волосы.

— Не люблю. Пришла поговорить.

— Врушка! — улыбается. — Тогда считай, говори один.

— Один, — запыхавшись, произношу. Сама ищу губы под своими губами, целую его улыбку.

Не разрывая поцелуй, перемещаемся на кухню. Наше громкое дыхание говорит о том, как мы изголодались друг по другу. Ияр опрокидывает меня на стол. Срывая остатки одежды. Мне как самой неопытной девочке хочется прикрыться руками. Не даёт. С таким аппетитом рассматривает, что поверю сейчас, что у него тоже давно не было никого. И если это сейчас сон, не будите меня. Кусает тонкую, пульсирующую на бледной коже венку.

Спускается вниз. Губами рисуя узоры на теле. Проходит по шву, где тату крыльев.

От этой близости дрожат слезы на ресницах.

Спускается ещё ниже, где поцелуи становятся огненными и неприличными. Опускается на колени, за щиколотки придвигая к краю стола. Проходит по внутреннему бедру. Закидывает ноги себе на плечи. Большой палец возвращается на пульсирующую точку. Целует бедра ближе к лобку. Я не сдерживаюсь, стону в голос. И его это сильнее заводит. Нетерпеливо приподнимает ягодицы чуть вверх, лижет внешние губы, углубляясь, раскрывает меня. Постепенно наращивает темп, я стону еще громче. Меня трясет и дыхание сбивается. Не могу себя контролировать, но я почти у финишной прямой, свожу ноги, но Ияр раздвигает, как ему удобно.

— Считай, лгунья. Я не слышу.

— Два! — еле ворочаю языком.

— Сколько?

Выгибаюсь дугой на столе. Задыхаюсь от стонов. Перед тем, как потемнело в глазах, выкрикиваю:

— Два!

— Сладкая моя, — обходит стол, присаживаясь у изголовья. Целует меня губами, на которых остались следы моего безумия. — Чувствуешь? Ты еще сладкая для меня! — Приподнимает голову. — Попей воды.

Делаю пару глотков. Мне безумно хочется почувствовать его в себе. Это же нормально — так сильно хотеть, до изнеможения, до ломоты. Переворачиваюсь на живот, встаю на колени. Подзываю его своим невинным взглядом. Он откидывает бутылку с водой.

Подхватывает меня как куклу, и перемещаемся на диван. Хочу сама. Сажусь, хватаюсь за кожаный ремень. Целуя торс. Я только сейчас под новым тату рассмотрела шрамы. Он их замаскировал рисунками, и в новых узорах я могу прочитать букву «А». Провожу языком по жесткой дорожке из волос. Справившись с ремнем, спускаю штаны. Там меня встречает гордо поднятый ствол. Кидаю быстрый взгляд на Ияра: он в предвкушении развязки гладит меня по волосам и большим пальцем проводит по губам. Прочерчиваю пальцем набухшую вену. Чувствуя, как твердеет плоть. Обхватываю её и двигаю не спеша рукой. На головке выступает мутная капля. Слизываю. Обвожу головку языком, смачивая её. Легонько обхватываю губами, не быстро погружаю в себя. Дразню. Обсасываю от основания до верха, следом вбираю до горла. Запускает руку в волосы, сжимает сильно на затылке в кулак, фиксируя голову. Двигается навстречу, содрогаясь. Горячая струя быстро заполняет мой рот. Глотаю, не проронив ни одной капли.

— Три! — как-то радостно выходит.

— Так нечестно. — Наклоняется, всасывает мои губы. — Моя девочка! — Утягивает меня в спальню.

Ничего в этой комнате не поменялось. Всё как и раньше. Те же простыни, занавески и подушки. Время в этой комнате будто остановилось.

Ияр притягивает меня к себе, ощущаю между ног распаленную плоть, большую и налитую. Раскинулась под ним, дыхание зашкаливает, я дышу как перед смертью. Странное ощущение.

— Всё нормально? Глаза у тебя испуганные. — Невесомыми прикосновениями по губам. Забираю в рот его пальцы. — Ну хорошо.

С яростью входит в распалённое лоно, от боли наслажденья почти сознание теряю. Не даёт привыкнуть, всё глубже проникает. Быстрые толчки сотрясают, и меня коротит от протяжных стонов. Просовывает руку и царапает кожу, проходится до выемки на попе и вдавливает как можно сильнее в себя. Насаживает до упора, бормочет что-то, ничего не понимаю. Хочется продержаться в этих ощущениях дольше, не в спешке, как сейчас, а слиться в одно целое. Теряюсь в ощущениях, хватаюсь за его плечо, слишком быстро сдаюсь, но он догоняет меня, изливаясь во мне.

— Четыре, девочка моя. Люблю тебя! И я всегда тебя любил. Только не успел сказать.

***

Мы больше не говорим словами, за нас говорят наши прикосновения. И после десяти мы сбились. Два гибких тела извивались в свете ночника. Прогоняли утро как можно дальше своими стонами и криками. На этих мятых шелковых простынях отдавались друг другу, пробуя все позы из Камасутры. Влюблялись друг в друга снова. Я снова шептала у себя в голове эти три слова, как уже это было в прошлой жизни.

В последний раз смотрю на его спящее лицо, мне пора уходить. Я решила еще вчера в больнице: не вернусь. Это точка в этой истории. Сегодня сожгу все мосты и не обернусь. Точно не вернусь. Каждый идёт своей дорогой. Вылезаю из-под его руки. Оставляю записку, что это все. У него есть время найти адвокатов. Пока Дэмис не упрятал его за решётку. Надеваю халат. Моё платье уничтожено.

Переступаю порог сейчас, позже будет сложнее уйти.

Спускаюсь по лестнице, выхожу через запасной ход.

Набираю Демиса.

— Демис, я согласна. Я выйду за тебя замуж. Только увези меня скорей из этого города.

Я почему-то знал, что она не останется. Гладил ее волосы, прижимая как можно сильнее к себе. Глаза её были закрыты, но она не спала. Веки дергались, и на ресницах дрожали слёзы. Ее сердце билось учащенно, и у меня внутри слышался тот же звук. Так хотелось сказать: «Не отнимай временный покой в душе. Ведь я люблю тебя одну. Останься!» Но что б сейчас ни сказал, для нее нет правды в моих словах. Она не услышит. После прочитанных записей я лишился рассудка. Что я наделал? Кричал! Ломая надгробную плиту. Как будто еще есть время. Руками раскапывал сырую землю, чтобы убедиться, что это не дурной сон. Боль внутри разрывала на сотни осколков. Не уберег! Не уберег! Спасая, я обрёк ее на бесконечные пытки. Докопав до деревянного ящика, устало осел в этой яме, обхватив голову руками, размазывая грязь по лицу. Я много дерьма видел в этой жизни, но сейчас у меня не было сил вскрыть маленький гробик, напоминающий спичечный коробок. Вызвал специалистов взять анализы. Мой ли там ребенок? Точно мой? Или это уловка? Чтобы свести окончательно меня с ума. Ведь Акси бы сказала мне, что беременна. Сказала бы, а не молчала! Специалисты подтвердили: там было тельце маленького ребенка.

Небо содрогнулось. Перезарядил пистолет и решил поиграть в «слабое звено». Кровавая игра вышла. Но самое слабое звено — Валера — успел сбежать.