— Демис, я не могу. Ты же знаешь. Кроме деловых отношений — ничего.

— Молчи. Хотя бы подумай… И дай шанс залечить твои раны. И если после этого шанса ты не переболеешь, я не буду настаивать.

Вскакивает и выбегает из комнаты.

А я остолбенела от такого предложения и провожала взглядом удаляющуюся фигуру.

Укладываюсь поудобней в кровати с мыслями, что моя жизнь — какой-то сраный кубик Рубика, который вовек не собрать.

****

Через полчаса Демис возвращается, переодетый и более спокойный. Уже с мальчишеской улыбкой на пухленьких губах и ямочками на щеках. В руках медикаменты. Может, мне приснилось сейчас всё это? Я уже ничему не удивлюсь. Или у Демиса есть брат-близнец? Чувствую себя дрянью.

— Забыл, что хотел сделать, — распаковывает шприц, ломает ампулу, набирает содержимое.

— Демис… — мне хочется сразу расставить все точки.

— Ничего не говори. Прости, я много лишнего, Кнопка, наговорил. Вспылил. Ты сильно простыла, нужно уколоть антибиотик. Ложись на живот. Укол внутримышечный.

Он все переворачивает как бы в шутку, а я подыгрываю ему, что полчаса назад не было признания.

— Нет! Не дождёшься.

— Ой, да ладно тебе, я че тебе, женщин не видел с голой задницей? Давай, или будет хуже.

— Я боюсь уколов.

— Ты не почувствуешь. Просто приспусти штаны.

Переворачиваюсь на живот. Спускаю кусочек штанов.

— Это мало.

— Тебе хватит. А ты хоть умеешь?

— Ну, как сказать, собаке своей колол и кошке.

— Тогда не надо.

— Лежать! — одной рукой вдавливает в матрац. — Это фирменный укол с хлопком.

— Это как?

— Вот так! — ударяет мне по заду.

— Ай! Больно! — визжу.

Маленькое острие протыкает кожу. Лекарство быстро распространяется под ней. Ощущение, как будто маленькие стеклышки внутри. Укол не комара, а самой настоящей осы-убийцы.

— Демис, больно.

— Терпи, почти всё! Дыши носом. Вот и всё.

Переворачиваюсь на спину. Он укрывает меня. Между нами неловкое молчание. Демис даже не смотрит на меня. Усаживается рядом в кресле, ковыряется в планшете. Решаюсь первой нарушить молчание:

— Чей это дом?

— Мой загородный дом.

— Ты не говорил.

— Говорил, и тебе, и Роме, что нам надо съехать с той дыры. Но Рома не отходит от своих методик. Побудем тут, в связи с последними событиями.

— Как ты меня нашел?

— Это моя работа, ты же не думала, что я только в компе ковыряюсь?

— Ну всё же?

Сбивает градусник и подносит его ко мне. Зачёсывает волосы за ухо. Пальцем стучит по моим сережкам.

— Серёжки! В них датчик слежения. Я предвидел такой расклад с телефоном.

— Ах ты гад. Не мог мне сказать? — ударяю его в плечо. — Подарок, подарок. Брехло, блин.

— Ну всё, остынь. Так что я всё время начеку. Я могу даже прослушать, что ты делаешь.

— Что? Только попробуй. Лишу тебя аванса.

Улыбаюсь. Какой аванс, Акси? Разве ты не видишь, это человек с тобой не ради денег. А ради тебя.

— Но я этого не делаю. Меня волнует твое личное пространство.

— Ой, ну спасибо, книг начитался по психологии?

— А что? Позволяет осмыслить некоторые вещи, и тебе бы не помешало.

— Демис, прости меня в сотый раз! Я не помню, как вышла через черный ход. Скорей всего, это получилось само собой, от шока. Ты знал, что у Ияра дочь?

— Дочь?

— Да.

— Нет у него дочери. По крайне мере, информации нигде про это нет. Может, он скрывает ее в целях безопасности? Много кто из богачей так делает. Тебя это сбило с толку?

— Мне просто ужасно больно стало. Словно меня вывернули наизнанку, когда эта девочка закричала «папа».

— Больше, Акси, так не делай, не поддавайся эмоциям. А за девочку узнаю, если тебе это так важно.

— Сейчас чуть новостей. Вчера был созван совет по поводу Иштар и ее мужа.

— И?

— Там началась перестрелка между кланами. Мужа девчонки убили, а Иштар жива, но о её судьбе пока ничего не известно.

— А его доля наша?

— Наша.

— Превосходно. А Мурат?

— Мы его немного подержим в СИЗО.

— Ну только без пыток. Ладно?

— Последнее. Можешь радоваться. Карма все-таки настигла Беньяминова-старшего.

— Не поняла?

— Отец Ияра скончался вчера. Заголовки газет пестрят этой новостью. — Разворачивает ко мне планшет. — Похороны будут завтра! Если хочешь, можем посетить это мероприятие. Конечно, если температуры не будет.

— Соболезнуем вам, Ияр Ашурович, ваш отец был чудесным, замечательным человеком с огромным добрым сердцем.

— Слишком рано он покинул нас. Крепись, сынок.

— Ияр, мы будем молиться, чтоб Господь принял душу твоего отца, а вам дал терпения. Ему бы еще пожить, но смерть не спрашивает. Много он чего успел сделать людям, благодарны ему на всю жизнь.

Безликие фигуры в черном механически жмут руку, обнимают, а я не чувствую ничего, кроме раздражения.

Все звуки напрягают слух и душу. Слова скорби, идущие не от сердца, а с экрана телефона, прочитанные в углу и заученные наспех, имеют противоположный эффект. Похоронная процессия идёт полным ходом, выхожу из линии скорбящих, огромных венков и многочисленных букетов. Я хочу тишины. Пусть все убираются и забирают весь принесённый мусор.

Сажусь у изголовья отца. За последнее время он очень сильно сдал, поседел и морщины стали глубокими. Вытаскиваю гребень его из своего кармана. Отец всегда любил, чтоб волосы были зачесаны назад. Провожу зубчиками по волосам, делая правильную укладку. Никто его не мог поставить на колени. Надо же, собственное тело восстало. До конца так и не поняли, отчего он умирает. А сейчас он как будто помолодел и лицо не такого серого цвета, посветлее.

Развязываю на нём галстук. Кто так небрежно завязал? Руки поотрезать.

«Наконец-то, отец, мы можем с тобой поговорить спокойно».

Завязываю по новой.

«Не кричать в разные стороны, каждый себе. Не проклинать друг друга. Хотя бы раз послушать. Видишь, отец, как жизнь коротка, только понять, видимо, это можно, когда теряешь родных. Отец, а были ли мы когда-нибудь с тобой родными? Ты все время куда-то бежал, за что-то воевал, проливал чужую кровь, наращивал свою мощь и гнал меня. И на первом месте были деньги. Я помню твой образ и голос, удивительно, но мы даже не общались последнее время. Про мертвых плохо не говорят, но и хорошего вспомнить мало. Ты был для всех идолом, но не для меня, и не обижайся, что сейчас не прыгаю в яму за тобой и не режу вены от твоей потери. Я такой же мертвый, как и ты, только ты отмучился, а я еще по привычке дышу. Но мне сложно поверить, что тебя больше нет. Я не идеальный сын, да и ты ставил на первое место свои интересы. И где теперь это всё? Кануло в небытие. И осталась только крышка гроба, которую через минуты забьют. Посмотри, где ты? Там, где и все будут, хоть богач ты, хоть бедняк. Земля примет тебя в свои объятия. Люди, которые трепетали перед тобой, сейчас улыбаются, жмут мою руку, принося слова сочувствия. Даже это кладбище пропитано пафосом. Памятники в полный рост, вокруг дополнительно выкладываю плитку, даже навесы делают и ставят столы для поминок. Для чего? Тебя забудут, как только выйдут за ворота этого кладбища. Ты так и не понял, что надо остановиться, и затянул меня в это по шею».

Снимаю со своего пальца печатку со знаком клана.

«Забери ее с собой, отец, а я попытаюсь очиститься от той грязи на моих руках».

Пора.

Подхватываю гроб на свои плечи, и еще несколько людей помогают мне донести его до погребальной ямы и уложить на механизм опускания. Он медленно опускается, и плач женщин берет высокие ноты. В черном одеянии Иштар обливается горькими слезами.

— Подождите! Стойте! — бежит к яме.

Перехватываю. Обнимая.

— А, папа, встань! Бедный мой папочка. Как быстро пришло время. За что ты нас так рана оставил! Мой любимый папа. Что за проклятие над нами нависло? Я в один миг стала вдовой и сиротой. Папочка! Папочка, как нам теперь жить с этой болью?!