Еще немного, и булькать от ярости начнет. Клетка со скрипом открывается. Все органы чувств обострились, и сейчас этот звук режет по ушам. Аккуратные шаги ко мне. Остановившись, нависает надо мной. Чувствую жар на щеках. Смотрю в потемневшие глаза, в которых кипит магма.

— Не надо, я сама пойду, — подаю руку. Он рывком подтягивает к себе. Ладонь пронзает резкая боль.

— Ау, — вскрикиваю.

— Что такое?

На свету рассматриваю свои ладони. От ударов по клетке они посинели.

— Сейчас приложим лед. Сперва пойдем к следаку, ответишь на пару вопросов. — Он тянет к выходу. Наступает такое странное облегчение, как будто скидываешь тяжёлое пальто и можешь выровняться.

— Я не могу идти с незнакомыми разговаривать, — смеюсь. Отрываюсь от него. Возвращаюсь к девочкам к камере. — Девочки, я вас люблю! Я буду скучать. Но вы все отличные бабы. Кто хочет, может прийти работать ко мне в фирму, я вам найду место в моей огромной фирме. Или ждите вы меня к себе.

— Пойдем, — тянет меня.

Откидываю его руки.

— Всем брендовые вещи за мой счет.

Девчонки ликуют. Оглушая звонкими аплодисментами в ответ.

— Пойдем, — тянет к выходу. — Подожди, — с подозрением смотрит на меня.

— Узнаю Ияра. Стой! Пойдем! Молчи! Говори! Ты так и не пополнил свой словарный запас. Надо побольше читать книг.

Наклоняется к моим губам.

— Скажи что-нибудь. Лучше дыхни.

— Уф! Пойдёт так?

— Не в себя, а на меня.

— Уф-ф-ф-ф-ф! Так пойдет?

— Ты что, обкурилась? Я чувствую запах конопли.

— Не-е-е-е-да-а-а!

— Нет или да? О Господи милосердный, — прикрывает свои глаза. Трет пальцами глаза.

— Он тебе не поможет, — подаюсь вперед.

— Когда ты успела? Похожа на наркоманку.

— А ты алкаш.

— Слушай. Буду говорить я. Ты просто помалкивай и соглашайся. На вопросы просто отвечай: да, нет, не знаю. Договорились? Хорошо.

— М-м-м, плохо. Пойдем, трус несчастный. Я, кроме твоего блеянья бэ-бэ-ме-э-ме-э, нечего не поняла. — Иду мимо пухлого дежурного. Хватаю его за щеки. Поражаюсь своей смелости. — Ты мой хороший. Настоящий поросенок.

— Да пошли ты.

— Нежнее с дамой. Холоп.

***

— Акси! Сейчас мы зайдем в эту дверь, держи себя в руках. Твоё поведение вызывает подозрение.

— Да что ты?

— А твое поведение ассоцэ… ассоцэ… ассоцэ-э-э-ируе-э-э-э-этся… Какое трудное слово. Ну, короче, ты понял, — отмахиваюсь.

— Нет, не понял. Стой.

— Определись уже: стой или иди. — Толкаю мягким местом фанеру с ручкой и золотой надписью на табличке «Следователь…» бла-бла-бла. — Здравствуйте, — присаживаюсь в реверансе.

— Императрица по вашему указанию прибыла, — возвращаюсь из поклона в исходное положение.

Человек сидит за огромным столом, в огромном кресле, и еще по бокам тянутся коричневые столы. Среди них теряешься, как букашка какая-то. Сохраняя сосредоточенное выражение лица, откладывает телефон в сторону. Не произнося ни слова, указывает, куда можно присесть.

— Это что, он? — поперхнувшись от смеха, прикрываю рот. Глотаю смешок, рвущийся наружу. Прокашливаюсь в ладонь, прочищая голосовые связки. — Эй! — щелкаю пальцами. Подзываю Ияра.

— Ну что опять? — говорит тихо. Не повышая голос, сдерживая бешенство. — Проходи.

Тянусь к его уху. Жестом подзываю, чтоб наклонился. Хочу по секрету на ушко шепнуть. Ияр прищуривается, смотрит в упор. Ай, какой же ты красивый, все такой же, как и тогда, Люций. Эти совершенные черты лица. Ни одного изъяна… Тьфу, что за мысли. Бью себя по лбу. Я ему еще должна устроить алмазы в небесах.

— Ты сейчас со мной говоришь или со своими галлюцинациями?

— Что уставился так откровенно на меня? Что за мир пошел. А то я сейчас встречную заяву настрочу.

— Вообще у тебя крыша потекла?

— Не смотри на меня так, я стараюсь сейчас не злиться на тебя. Дай ухо. Хочу спросить.

— Ну!

— Ты не видел моего розового слона? — не знаю, зачем говорю, но говорю. — Кх-х-х-х, — гигикаю в ладони.

— Больная?

— Да, — делаю вид, что кашляю. — Ладно, шучу.

— Так что ты хочешь, говори. Долго мы тут стоять на пороге будем?

Опять тянусь к уху. Заговорщически шепчу:

— А у тебя стоит дома телевизор? — Еще один приступ смеха. — Кх-х-х-х, — втягиваю в себя воздух, чтобы успокоиться. Случайно хрюкаю.

— Что ты, бля, несёшь? — Сжимает мое плечо, тянет вперед.

— Ну ладно, ладно. Сейчас серьезно скажу.

— Говори.

— Я хочу в левое ухо сказать. Оно у тебя красивей.

Сначала наклоняюсь, заглядываю под стол.

— Что ты творишь?

Проверяю свою теорию. Следом приподнимаюсь на носочках, тянусь сама к уху.

— Он что, на книжках сидит? Я не вижу его ног на полу. Они явно болтаются в воздухе. Рыжий. Он сидит и усами шевелит. Таракан-таракан-тараканище.

— Ш-ш-ш-ш. Заткнись, — выставляет указательный палец перед моими губами.

— Не шикай на меня, — хочу укусить его палец. Вовремя убирает, клацаю зубами в воздухе.

— Не ори мне в ухо. Ты не по секрету шепчешь мне, он тоже слышит.

— Да-а-а? — Оборачиваюсь. — Ты тоже это видишь? У него усы шевелятся, и брови, как паровозик, ездят туда-сюда. А шиньон прилеплен на его плешке, машет нам привет.

— Прекрати. Хватит ломать комедию. Сделай серьезное лицо и шагай на стул. Усекла?

— Как? Вот такое лицо сойдёт? — примеряю серьезность, хмурю брови, собираю разъезжающиеся в стороны губы, настраиваю взгляд из-под бровей.

— Пипец, ты бы видела свои глаза. Что ты употребила?

— Ничего. Сигаретку стрельнула. И усё.

— Если вы закончили валять дурака, — одновременно оборачиваемся к источнику звука, уже у следователя закончился запас терпения, — прошу. Присаживайтесь, Александра Полянская, я не кусаюсь. Пара вопросов, и вы свободны. Мой совет: обуйтесь, полы здесь не самые чистые. Или в камере их забрали?

— Я сама их отдала, не переживайте. Люблю заряжаться энергией от матушки-земли, — подмигиваю. Запеваю: — Мама, я танцую, под нашу босую…

— Что вы делаете, Александра? — складывает руки в замок и с интересом рассматривает, что я ему сейчас выдаю.

— Я? Лунную походку. Вам нравится Майкл Джексон?

— Нет. Я ценитель другой музыки.

Плюхаюсь на стул. Не стесняясь, беру со стола следователя стеклянный графин с водой.

— Прошу понять меня и простить. Так пить хочется.

— Конечно!

Толкает мне стакан. Но обхожусь без него. Выпивая с горла. С грохотом ставлю емкость обратно.

— Так что я должна подписать? В чем меня обвиняют?

— Пришло заявление на ваше имя, — копается в стопке бумаг, достает рукотворную писанину. Кладет ее перед лицом. Почерк не Ияра. Похож, но не его. Значит, написал не он. Какая тварь выползла и хочет укусить? Кажется, я знаю. — Вас обвиняют в том, что вы не Александра, а некая Аксинья Полякова.

— Та-а-ак…

— Но находитесь тут под другим именем. Вы замешаны в поджогах складов, находящихся в собственности холдинга….

— Та-ак! Можно еще воды? В горле так сухо, как в пустыне. Продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

Переворачивает лист обратной стороной.

— Все сделки, совершенные вами, фальшивы.

Киваю.

— Вы стреляли в гражданина Беньяминова Ияра Ашуровича.

Глотаю содержимое во рту. Подпираю лицо своей ладонью.

— Это всё?

— Ну пока да. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Какой ужас. Клевета! — прикладываю наигранно руку к своей груди. — Я против Ярика?

— Как ты меня назвала? — непонимающе переспрашивает слегка обалдевший «И». Отодвигает стул напротив, присаживаясь.

— Да я по-разному тебя называю. От а до я. Тебе сейчас огласить список или наедине? И девочки в камере сказали, что у тебя еще есть имя.

Товарищ следователь, это вранье! Я против такого громилы? Это полный срам. Поверьте, если бы это была я, взяла бы огнестрел.

— Так вы не отрицаете, что могли бы выстрелить?