Естественно, важнейшим делом в оформлении блока была выработка его программы. Милюков выступил не только инициатором, автором первоначального проекта документа, но и умелым тактиком, готовым идти на непринципиальные уступки, включив для этого в проект пункты, от которых он был готов отказаться. Основные положения проекта носили довольно общий характер, чтобы их можно было конкретизировать позже. Главными стали требования создания «министерства доверия», частичной политической амнистии, отмены ограничений для национальностей и конфессий, прекращения стеснений печати; проведения умеренных реформ, включая обновление состава местных органов управления и введение волостного земства; восстановления профсоюзов и прекращения преследования больничных касс (своеобразных страховых учреждений, создававшихся по инициативе профсоюзов).
В ходе обсуждения некоторые пункты из программы исключались (например, требование освобождения из ссылки большевистских депутатов Думы), другим придавался более общий характер. При этом сами кадеты, включая Милюкова, отлично сознавали, что для переведения намеченной программы в практическую плоскость необходима активная законодательная деятельность{513}.
Уже при обсуждении проекта программной декларации (Милюков был избран председателем межфракционной комиссии по этому вопросу) четко обнаружилась непрочность блока. Члены Государственного совета вообще возражали против публикации программы до ее обсуждения с министрами. На это Милюков ответил: «Документ направлен к массе, а не к правительству»{514}.
Декларация Прогрессивного блока была передана в печать и стала достоянием всей российской общественности уже через несколько дней после объявления о его создании{515}.
В окончательном варианте Декларация включала требования «правительства доверия», проведения линии на «сохранение внутреннего мира», частичной амнистии для осужденных по политическим и религиозным делам, отмены ограничений в правах крестьян и национальных меньшинств, в частности евреев, автономии Польши, прекращения репрессий против малороссийской (украинской) печати, предоставления возможностей для местного самоуправления, восстановления деятельности профсоюзов.
Программа свидетельствовала о готовности Прогрессивного блока при уступках со стороны правительства сотрудничать с властями до победного окончания войны. Ощущая рост опасности внутреннего развала страны, кадеты и отчасти другие участники блока пытались предотвратить возможные бунты и другие крупные внутренние неурядицы. При этом постоянно подчеркивалось, что хотя Прогрессивный блок готов предложить новый состав правительства, он признает незыблемость Основных законов Российской империи, по которым новое правительство будет по-прежнему подотчетно не Думе, а императору.
Милюков, отмечая свою ведущую роль в Прогрессивном блоке (выделяя при этом и видную роль своего ближайшего соратника Шингарева), в то же время признавал ограниченность реальных возможностей осуществления программы блока. Он считал одной из важнейших своих задач противостояние нараставшему революционному движению, которое провоцировалось неудачами, ошибками и безответственностью властей. «Наш русский опыт был достаточен, чтобы снять с «революции» как таковой ее ореол и разрушить в моих глазах ее мистику. Я знал, что там — не мое место»{516}.
Павел Николаевич понимал, что был для блока своего рода пределом «возможных достижений», то есть озвучивал наиболее левые и вместе с тем реалистичные требования. «Прошло то время, когда в Третьей Думе Гучков не пустил нас в комиссию обороны под предлогом сохранения государственной тайны; теперь в вопросах обороны мы с Шингаревым имели первый голос, и нам же приходилось оберегать государственные тайны от правых»{517}.
Прогрессивный блок и прежде всего лидер кадетской фракции считали своей важнейшей общественной опорой Земский союз и Союз городов. В то же время Милюков предупреждал «земцев» и «горожан» об известных пределах их воздействия на блок. «Не могут же они заменить Государственную думу!» — восклицал он{518}.
Некоторые министры, отдавая себе отчет во влиятельности Прогрессивного блока, пошли на неофициальную встречу с его руководителями. Действительно, летом 1915 года намерения части членов правительства, не исключавших внутренние реформы, и руководителей кадетов — Милюкова, Шингарева, Кокошкина — если не совпали, то во всяком случае в известной степени сблизились. Милюков фактически стал союзником Александра Васильевича Кривошеина, который занимал в правительстве формально сравнительно невысокий пост главноуправляющего землеустройством и земледелием, но пользовался значительным влиянием как проводник «нового курса» в экономической политике. По его инициативе расширялось железнодорожное строительство, было намечено сооружение нескольких электростанций, стали проводиться масштабные мелиоративные работы. В начале Первой мировой войны Кривошеин стал выступать за деловое сотрудничество с Думой, а летом 1915 года одобрительно высказался по поводу создания Прогрессивного блока. Когда до министров дошли сведения о намерении Николая II отстранить от поста Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и взять эту ношу на себя, Кривошеин открыто высказался против и вступил в конфликт с главой правительства Горемыкиным, считавшим, что министры не имеют права критиковать решения императора. В планы Кривошеина и следовавшей за ним небольшой группы министров уже с лета — осени 1914 года входили уступки общественным организациям и обеспечение дружественного большинства в Думе с целью разделения ответственности и формирования нового кабинета с участием общественных деятелей по его усмотрению.
Современный исследователь Ф. Гайда небезосновательно полагает, что Кривошеину для реализации своих планов проще было сговориться с кадетами, не стремившимися войти в правительство, нежели удовлетворять политические амбиции неуступчивых Родзянко или Гучкова{519}. В подтверждение автор приводит, в частности, письмо Кривошеину члена фракции центра Владимира Владимировича Мусина-Пушкина от 18 августа: «…Милюков сказал: мы власти теперь не ищем… придет время, она сама упадет к нам в руки, нужно только переменить главу правительства на умного бюрократа»{520}. Такой поворот вполне удовлетворял «умного бюрократа» Кривошеина — именно на него был намек.
Прогрессивные члены правительства и входившие в блок депутаты решили встретиться для взаимного уточнения позиций. Их негласное совещание состоялось 27 августа 1915 года на квартире государственного контролера Петра Алексеевича Харитонова, временно руководившего Министерством финансов. Наиболее влиятельным представителем правительства являлся, естественно, Кривошеин, а Прогрессивного блока — Милюков. Последний огласил программу блока и поставил вопрос об изменении состава Совета министров, что явно соответствовало планам Кривошеина, видевшего себя на посту премьера{521}.
Последний, однако, был настроен скептически. Милюкову запомнились его слова: «Что мы ни обещай, как ни заигрывай с Прогрессивным блоком и общественностью, нам всё равно ни на грош не поверят. Ведь требования Государственной думы и всей страны сводятся к вопросу не программы, а людей». Кривошеин заключал: «Пускай монарх решит, как ему угодно направить дальнейшую внутреннюю политику — по пути ли игнорирования таких пожеланий или по пути примирения»{522}. В устах опытного царедворца эти слова, по мнению мемуариста, звучали с явной иронией.
