Вскоре Милюков стал вести спецсеминар по тематике лекционного курса. Постепенно преодолевались трудности, связанные с нехваткой литературы и незнанием студентами западных языков. Семинары превращались в оживленный обмен мнениями.
Казалось, и жизнь, и работа налаживались. Однако Павла Милюкова поджидала новая неприятность, связанная отчасти с позицией российского дипломатического агента в Софии Георгия (Юрия) Петровича Бахметева.
Специфика русско-болгарских отношений того времени состояла в том, что свержение диктатора Стамболова, проводившего явно антироссийскую политику, ознаменовалось постепенным улучшением отношений. Вокруг российского дипломатического агентства[5] разворачивались интриги правых болгарских русофильских кругов, которые надеялись воспользоваться моментом для закрепления собственных политических позиций. Консерваторы докладывали Бахметеву, что русский профессор, к тому же высланный за границу, якшается в Софии с либеральными кругами. Посол ждал объяснений Милюкова, но так и не дождался.
Новый профессор не нанес визит Бахметеву, чтобы выслушать его «отцовские наставления». Более того, пойдя на существенный для себя компромисс — посетив вместе с другими университетскими профессорами молебен в центральном столичном соборе 6 декабря 1897 года в честь дня рождения русского императора, Павел Николаевич счел, что для него этого вполне достаточно, и не отправился вместе с коллегами в российское посольство, чтобы выпить за здоровье его императорского величества.
Правда, в воспоминаниях Милюков оправдывался, что просто не знал о таком обычае{204}, но в это трудно поверить. Увидев, что его коллеги дружно куда-то направились из собора, он не мог не поинтересоваться их планами. Безусловно, взыграл гонор, который натолкнулся на ответное раздражение российского дипломата.
Но дело было не только в личной позиции Бахметева. У него были поводы предъявить Милюкову политические обвинения.
Еще до прибытия Павла в Софию Департамент полиции Российской империи направил директиву руководителю своей балканской агентуры полковнику Александру Иосифовичу Будзиловичу, имевшему сеть осведомителей во всех Балканских странах: ему поручалось установить тщательное наблюдение за всеми контактами Милюкова в Софии, обращая особое внимание на встречи с русскими эмигрантами (почти все они были народниками). В Петербург стали поступать сведения о контактах профессора, правда, в первую очередь не с эмигрантами, а с болгарскими и македонскими деятелями, причем сообщалось, что часть из них придерживается анти-российской ориентации{205}.
Тайная агентура установила также, что Милюков встречался с русскими политическими эмигрантами Белковским, Файндергольдом и др. Они не являлись крупными политическими фигурами, но сам факт таких встреч, по мнению охранных органов, свидетельствовал, что Милюков не только не отказался от либеральных взглядов, а, наоборот, движется «влево». Директивой от 16 ноября 1897 года Департамент полиции поручил через Будзиловича агенту А. М. Вайсману, владевшему в Софии ремесленной мастерской, установить пристальное наблюдение за отношениями Милюкова с эмигрантами{206}. Так были получены данные о контактах с более крупной фигурой — журналистом Б. Д. Минцесом, который рассматривался как один из идеологов революционного народничества{207}.
К реальным контактам с русскими эмигрантами и другими ненадежными лицами добавлялись вымышленные. Так, Милюкова обвинили в написании какого-то агитационного документа для одного из лидеров Социал-демократической партии Георгия Киркова. Позже было признано, что опубликованные по этому поводу сенсационные сообщения в болгарской прессе, которые повторяла царская агентура, были чистым вымыслом{208}.
В результате Бахметев, получивший соответствующие указания, направил болгарскому правительству ноту с требованием удаления Милюкова как лица, враждебного Российской империи, из Высшего училища.
Началась довольно длительная бюрократическая процедура, в значительной мере связанная с нежеланием ни Министерства народного просвещения Болгарии, ни руководства Высшего училища расставаться с русским профессором. Тем временем настали летние каникулы, и Милюков отправился за пределы страны.
В качестве вступительного цикла лекций нового учебного года Милюков избрал переход от эпохи Римской империи к Средневековью. Эта тематика давала возможность не только проследить один из важнейших этапов мировой истории, когда на смену одному национальному и социальному организму приходила новая система отношений, но и провести определенные параллели с современностью, когда, по его мнению, зарождалась возможность конституционно-демократического развития России.
Павел отнюдь не жертвовал личным и семейным комфортом. Приличный оклад в Высшем училище и гонорары за многочисленные публикации позволяли жить вполне благополучно. Более того, летом 1897 года он смог себе позволить отправить жену с двумя детьми на всё лето в Швейцарию, на курорт Бруннен, расположенный на берегу красивейшего Фирвальдштетского озера.
Павел рассчитывал использовать летние месяцы и для отдыха с семьей, и для подготовки лекционного курса, который представлял для специалиста по российской истории определенные трудности, так как преподавание истории раннего Средневековья было для него новым делом.
Он опасался, что не найдет в Софии достаточного круга качественных источников и научной литературы для обеспечения курса и студентам придется заниматься главным образом по его лекциям. Естественно, для подготовки курса был избран Париж с его богатейшими библиотеками.
Павел навестил свое семейство и даже провел несколько дней в поездках по Швейцарии, поднялся к ледникам горного массива Юнгфрау в Бернских Альпах. Затем он отправился во французскую столицу и более месяца работал в библиотеках.
Тем временем болгарские власти оказались в затруднительном положении. Они понимали, что отстранение профессора от преподавания по требованию зарубежного дипломата будет оценено общественностью как акция, несовместимая с государственной независимостью Болгарии, вмешательство в ее внутренние дела. Но в то же время портить из-за одного человека отношения с дипломатическим агентом, через которого осуществлялись межгосударственные отношения, они никак не желали.
Милюковым решили пожертвовать. Его пригласил к себе министр народного просвещения писатель Константин Величков, который, по словам самого Милюкова, «сконфуженно объяснил сложившееся положение и неизбежность удовлетворить русское требование, — выражая при этом надежду на мое восстановление, когда пройдет острый момент»{209}. Предупредив Милюкова, Величков, однако, не торопился реализовывать вроде бы уже принятое решение, хотя было ясно, что делать это всё-таки придется.
Милюков был уволен из Высшего училища, проработав там всего один семестр. Приказ отдал только что назначенный министр народного просвещения известный писатель Иван Вазов, сочтя неблагоразумным ввязываться в бой из-за русского оппозиционера, хотя и известного историка. Отлично понимая ситуацию, Милюков не протестовал. Правда, в соответствии с контрактом ему было выплачено годовое жалованье.
Интересно отметить, что и Милюков всю оставшуюся жизнь, и болгарская либеральная общественность в конце XIX века воспринимали ноту Бахметева как результат его личного каприза, понятия не имея, что имперский Департамент полиции вел тайное наблюдение за историком, а дипломатический представитель России только с удовлетворением выполнил волю вышестоящих деятелей. Правда, если бы Бахметев присоединился к нескольким ходатайствам в пользу Милюкова, поступившим и в Министерство иностранных дел, и в другие высшие органы Российской империи, положение могло сложиться иным образом. Но злопамятный дипломат вполне сознательно и целеустремленно выталкивал Милюкова из Высшего училища.
